Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

• Название: Громыко. Война, мир и дипломатия
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03477-8

В книге Святослава Рыбаса представлено первое полное жизнеописание Андрея Громыко, которого справедливо называли «дипломатом № 1» XX века. Его биография включает важнейшие исторические события, главных действующих лиц современной истории, содержит ответы на многие вопросы прошлого и прогнозы будущего. Громыко входил в «Большую тройку» высшего советского руководства (Андропов, Устинов, Громыко), которая в годы «позднего Брежнева» определяла политику Советского Союза. Особое место в книге занимают анализ соперничества сверхдержав, их борьба за энергетические ресурсы и геополитические позиции, необъявленные войны, методы ведения дипломатического противостояния. Показаны внешнеполитическая практика, деятельность крупнейших мировых лидеров — Сталина, Рузвельта, Черчилля, Мао Цзэдуна, Аденауэра, де Голля, Хрущева, Андропова, Брандта, Никсона, Картера, Рейгана, Буша-старшего, а также знаменитых дипломатов Генри Киссинджера, Вальтера Шееля, Анатолия Добрынина, Валентина Фалина, Георгия Корниенко, Эгона Бара и др.

---

Когда к началу 80-х годов на Западе началась «стагфляция» и стоимость кредитов стала расти, а при этом цены на энергоносители не повышались, СССР уже не смог поддерживать страны Восточной Европы поставками дешевого сырья. Поэтому Москва была вынуждена согласиться на разламывающую рамки СЭВ экономическую самостоятельность союзников, которая в результате вела и к все большей политической самостоятельности. С середины 70-х годов страны Восточной Европы потребляли все больше и больше продукции западногерманских и французских компаний.

Так за торможением технологической модернизации на советском горизонте замаячили неожиданные угрозы.

К тому же западная экономика переходила в новый, пятый, технологический цикл, который характеризуется развитием электронной промышленности, компьютеризацией, телекоммуникациями, информационными услугами, новыми видами связи. Соответственно изменялась и политика правящего класса: либеральная модель, основанная на теории Дж. М. Кейнса (госрегулирование рынка, социальные гарантии работникам, высокие налоги на прибыль), уходила в прошлое. Новые технологии позволяли переносить промышленное производство в страны третьего мира, рассредоточивать его, контролируя при этом весь процесс управления. Капитализм становился глобальным, освобождался от необходимости следовать либеральной социальной политике и приобретал жесткие черты «тэтчеризма» и «рейганомики». Укрепившись внутренне, Запад (США) получил новые возможности в ведении «холодной войны».

Глава 42. МОСКВА НЕ ЗАМЕТИЛА, ЧТО ВРЕМЕНА ИЗМЕНИЛИСЬ

Глобальное противоборство

Если посмотреть на советско-американские отношения как на театральную пьесу, то у простодушного зрителя сложится впечатление, что на сцене действуют шизофреники, которые убеждают друг друга в своем миролюбии, а на деле пакостят всюду, где только могут. Грубо сказано? Тем не менее в Москве утверждали, что «разрядка есть форма классовой борьбы», а в Вашингтоне — что разрядка должна укрепить мировое лидерство США. Обе стороны действительно хотели уменьшить ядерную угрозу, но снижать собственную экономическую и военную активность нигде не собирались. По сути, разрядка была только отдельным актом в «холодной войне», прекращать которую никто не хотел.

Достигнув военно-стратегического паритета с Соединенными Штатами, Советский Союз продолжал наступление. После поражения в Индокитае Америке пришлось изыскивать новые средства сохранить свои мировые позиции и авторитет. СССР после крайне рискованных действий Хрущева тоже надо было действовать более осмотрительно.

Период президентства Никсона — Форда — Картера можно назвать обоюдным поиском приемлемого будущего. И логично, что, как только Америка оправилась от поражения, а Советский Союз утратил темп развития, тонкая дипломатия Киссинджера отошла в прошлое и сменилась жесткой дипломатией Бжезинского, Картер был промежуточной фигурой на стыке двух времен, одной рукой он еще поддерживал разрядку, а другой наносил разящие удары.

Советский Союз тоже особо не церемонился, оперируя в Анголе, Эфиопии, Сомали, Йемене, Мозамбике, Афганистане. Показательно, что в советском политическом и военном руководстве возрастало влияние бюрократии, не имевшей настоящего военного опыта и действовавшей в манихейском, черно-белом измерении «холодной войны».

Но Москва не заметила, что времена изменились.

Могла ли она это заметить?

Катастрофа не была предопределена. Почему не была? Ответ на вопрос был дан Михаилу Горбачеву, последнему советскому руководителю, он им не воспользовался.

Еще одно обстоятельство воспрепятствовало советскому руководству адекватно реагировать на перемены — это задержка в смене политических поколений, которая началась при Хрущеве и продолжилась после него, вплоть до «гонки на лафетах», то есть торжественных похорон Брежнева, Андропова и Черненко.

Появление на политической арене Рейгана так объяснено в совместной записке Устинова, Андропова и Громыко в Политбюро от 12 мая 1982 года (в ответ на появление в марте 1982 года президентской директивы СНБ-32 о возможности затяжной ядерной войны с СССР, подрыв советских позиций в Восточной Европе и фактически отказ от Ялтинских соглашений): «…господствует мотив, что СССР должен быть оттеснен с занимаемых позиций на международной арене и фактически перестать быть великой мировой державой. Такой статус Рейган хотел бы оставить только за США».

Что касается переговоров о разоружении, то американцы требовали непропорционально большого сокращения, на две трети, главного советского арсенала — тяжелых ракет,

С избранием Рейгана противостояние приобрело еще и характер экономической войны. «В конце 1981 г. в НАТО держат совет: где дополнительно навязать социалистическим странам гонку вооружений, чтобы окончательно расстроить их экономику. Сошлись на том, что самой многообещающей может быть “модернизация” обычных вооружений в Европе. Она требует в 5—7 раз больше средств, чем гонка в ядерной области»{395}.

А именно поворот к разрушению советской экономики оказался самым грозным. Была ли вовремя замечена эта угроза?

В Москве считали, что феномен бывшего голливудского актера Рейгана, ставшего президентом, должен рассматриваться как историческая случайность, не более того. В мемуарах Добрынина проскальзывает эта усмешка: «Известный американский историк и дипломат Джордж Кеннан как-то мне сказал, что окружение Рейгана “удивительное по своей тупости” и кичится тем, что в отличие от прежних администраций “каждый день дает бой Советскому Союзу”».

Однако дело было не в тупости, а в полном изменении стратегии. Для администрации Рейгана исследовательский центр «Фонд наследия» разработал стратегический план «Доктрина освобождения», который президент называл своей настольной книгой. В нем СССР был представлен империей, образованной «по расходящимся от центра к периферии четырем концентрическим кругам»: первый — советские национальные республики, второй — вошедшие в состав СССР накануне 1941 года Прибалтика и Молдавия, третий — страны Восточной Европы, «захваченные у Японии Курильские острова» и Куба, четвертый — Вьетнам, Южный Йемен, Мозамбик, Ангола, Лаос, Камбоджа, Эфиопия, Никарагуа, Афганистан. По каждому из кругов предлагалось выработать соответствующую политику, имея в виду окончательный демонтаж советской империи.

«Надо отдать должное администрации Рейгана — она рубит топором и экспансионистские империалистические цели своей политики предпочитает не камуфлировать»{396}.

В целом это можно назвать американским «планом Барбаросса», которому Москве следовало срочно противопоставить что-то неординарное. Но — что? Новый пакт Молотова — Риббентропа?

Как ни фантастически это звучит, но, видимо, надо было изобрести нечто подобное, — новый пакт, учитывая стремление западноевропейских стран, уже экономически тесно связанных с Москвой, избежать участи оставаться заложниками надвигающейся ядерной войны между сверхдержавами. «Новая Антанта», опирающаяся на растущие экономические связи СССР с Западной Германией и Францией, на сотрудничество с социал-демократическими партиями этих стран?

Гражданская война в США и дипломатическое использование силы Россией

Вообще же фантастических примеров Громыко знал немало. Один из них относится ко временам гражданской войны в США, когда в единый узел переплелись интересы ведущих европейских государств.

30 декабря 1862 года Линкольн подписал «Прокламацию об освобождении», свободными объявлялись рабы в Конфедерации южных штатов. Для подавления сепаратизма южан велась морская блокада портов южных штатов, которая перекрыла торговлю Юга с Европой. Это ударило по Англии, где без американского хлопка разорялась текстильная промышленность, сотни тысяч людей остались без работы. Англия и Франция собирались официально признать Конфедерацию независимой. Английское правительство признало за рабовладельческой Конфедерацией статус воюющей стороны, поставляло мятежникам оружие и продовольствие; на английских верфях строились военные корабли для южан. Построенный англичанами крейсер «Алабама» потопил 65 торговых судов северян.

Однако Россия, недавно пережившая Крымскую войну (против Англии и Франции), осенью 1963 года направила эскадры к Сан-Франциско и Нью-Йорку с инструкциями на случай войны с Англией. Российская военно-морская дипломатия была эффективной: благодаря появлению на Тихом океане эскадры контр-адмирала А.А. Попова Лондон не решился вмешиваться в войну, блокада продолжилась, в результате чего южане столкнулись с огромными проблемами. В ответ на эту помощь Вашингтон поддержал Россию в польском вопросе.