Федор Ошевнев - Впервые на посту

• Название: Впервые на посту
• Автор: Федор Ошевнев
• Жанр: Современная проза

---

Федор Ошевнев Впервые на посту

Густая чернота июньского неба застыла над уснувшим городом, лишь в зените, на темном бархате беззвездного неба, сиял холодный лунный диск. А на городской окраине, в гарнизонном карауле, заканчивалась смена часовых.

— Рядовой Макаров, с поста шагом марш, — привычно скомандовал разводящий-ефрейтор и покосился на светящийся циферблат на запястье: 23:15.

Рядовой Макаров устало, но с чувством удовлетворения — свое отстоял честно — пристроился в затылок свободному караульному. Второй, временно наблюдавший за постом караульный, самостоятельно занял место впереди сослуживца. Разводящий возглавил мини-колонну и завершил смену постов командой:

— За мной шагом марш.

Силуэты уходивших солдат еще с полминуты были видны новоиспеченному часовому, рядовому Панкратову. В слепящем свете предателя-прожектора, на автомате за квадратной спиной рядового Макарова, замыкавшего колонну уходящих солдат, как бы подбадривая на прощанье, сверкнул кончик полированного штык-ножа. Людские фигуры без остатка проглотила пугающая темнота.

А Панкратов остался на посту. Один. Ночью. Впервые. Впрочем — с заряженным автоматом, что немного успокаивало.

Сразу же в мир вокруг часового пугающе ворвалось множество звуков, которых Панкратов до этого просто не замечал. Да, он легко угадал стрекочущее пиликанье кузнечиков. Но кому принадлежит пощелкивание, вроде крутящегося электросчетчика?

Вот цвиркнула птаха. Вот невдалеке проехал автомобиль. Вот экономно гавкнул мучимый бессонницей бродяга пес. Сзади, вблизи поста, тихо журчала обмелевшая речушка.

Однако к понятным звукам добавлялись и непонятные: слабые постукивания в листве деревьев, хрусты и шорохи в кустах за линией внешнего ограждения, оттуда же послышалось было что-то вроде приглушенного стона.

Гнетущее беспокойство навалилось на часового, так пока и топтавшегося на одном месте.

«Может, позвонить начальнику караула? — подумал и взглянул на телефонную трубку, болтавшуюся на поясном ремне, Панкратов. — И… что? Пожаловаться, мол, страшно? Спокойно-спокойно…»

Солдат, наконец, осторожными шагами пошел по маршруту: двигаясь меж внешним и внутренним ограждением, мимо ламп и прожекторов, укрепленных на столбиках над наружным рядом «колючки», опоясывающей пост. А за ее внутренним рядом находилось с десяток сложенных из желтого пиленого камня-ракушечника складов с военным имуществом — охраняемые объекты.

Через каждые шесть-восемь шагов Панкратов оглядывался назад, сжимая ладонями автомат: левой за металлический магазин с тридцатью боевыми патронами, правой — за шейку приклада. Почти не ощущая тяжести личного оружия, часовой нес его с величайшей осторожностью, на чуть вытянутых перед собой руках, словно автомат был сработан из хрупкого хрусталя. Порой солдат поглядывал на брезентовый подсумок у пояса, где был запасной магазин, так же таящий в изогнутом чреве три десятка свинцовых смертей. Но в основном, конечно, всматривался в сливающуюся с ночью полосу кустов за внешним рядом колючей проволоки.

Мягко ступая подошвами кирзовых сапог по выщербленной местами кирпичной дорожке, часовой не подозревал, что под верхним слоем кирпичей лежит их почти метровая толща. Круглогодично утаптываемые сапогами солдат кирпичи по сотым долям миллиметра вминались в почву, и через три-четыре года требовалось настилать новый слой.

«Да, в караулке было куда спокойнее, — сами собой лезли в голову Панкратову боязливые мысли. — В случае чего толпа народу рядом, начкар… А здесь — здесь, в случае чего, самому обороняться придется. Пока-то они прибегут… Да и прибегут ли…»

От такого вывода Панкратова передернуло: вновь пытался взять верх над сознанием обычный человеческий страх перед неизвестностью, но часовой, зажмурив на секунду глаза, мотнул головой, как бы изгоняя не положенные на посту панические мысли, и ритмично, в такт шагам поводя дулом автомата влево-вперед, продолжил путь по мощеной дорожке с блестевшими кое-где на ней под прожекторами соломинками сухой травы.

Идти хотелось и быстро, и медленно. Быстро — так как солдат опасался, что пока он будет находиться на одном конце маршрута поста, как бы с другой его стороны в глубь объекта не проник нарушитель. А медленно — поскольку Панкратов старался досконально изучить охраняемую территорию, сжиться с постом. Ведь до заступления на смену — впервые и сразу в ночь — рядовой лишь поверхностно ознакомился с местом будущего выполнения боевой задачи, когда весь взвод приезжал сюда с неделю назад и солдаты быстренько прошли по всему периметру «колючки».

Бдить службу, в компании с автоматом, предстояло томительных два часа. Плюс-минус десять минут — допуск зависел от расторопности разводящего, да еще от того, какой пост он решит сменить первым. И как же до тоски остро чувствовал сейчас часовой томительную бесконечность этих пугающих грядущими опасностями часов!

Меж тем Панкратов уже дошел до постового грибка, напоминающего грибок песочницы во дворе далекого родительского дома. Только четырехскатная крыша постового грибка не была расписана под мухомор, но заботливо обита рубероидом с посыпкой, а на ножке-столбике висело устройство для связи и сигнализации с караулкой — в металлическом ящике с откидной крышкой на рояльной петле прятались красная кнопка звонка и гнездо для подключения телефонной трубки.

«Бесплатный телефон-автомат, — мысленно усмехнулся часовой. — Однако и звонит только одному абоненту…»

Но связываться с начальником караула Панкратов не стал. Чувствовал, что получаса от начала патрулирования, когда положено делать первый звонок, еще не прошло…

«Сколько же сейчас точно времени? — мучительно прикидывал часовой, минуя постовой грибок. — Вот же сволочь взводный…»

(«Сволочь-взводный», полагаясь на свою практику службы, в приказал солдатам, имевшим наручные часы, сдавать их на время боевого дежурства старшине роты. По мнению офицера, с хронометром на руке смена на посту как бы растягивается. Не говоря уже о том, что часы — это сильный отвлекающий от службы фактор…)

Крик птицы, похоже, совы — заставил часового приостановиться и вздрогнуть. Погрозив кулаком в высоту, Панкратов пошел дальше и вскоре дошагал до металлической таблички, приваренной к ножке-арматурине, воткнутой в землю. «Начало маршрута движения» — сообщала табличка. Скользнув взглядом по красным, на голубом фоне, буквам, солдат настороженно направил дуло автомата вниз, уткнув его в отрытый рядом с табличкой маленький окоп. Панкратов внимательно вгляделся в его метровую глубину — вдруг оттуда выскочит притаившийся нарушитель.

Окоп оказался пуст. Испытав чувство разочарования-облегчения, часовой зашагал по кирпичной дорожке в обратную сторону.

Неделю назад, при осмотре постов взводом, глазастый Стрельцов из первого отделения именно в этом окопчике углядел предательские следы «отправления естественных надобностей», замаскированные сломанной веткой с уже подвядшими листочками. Вот тебе и исполнение на деле статьи устава «что запрещается часовому…»

Неожиданно для себя Панкратов вдруг принялся цитировать в уме упомянутую статью, от нее перешел к другой, разъясняющей «неприкосновенность часового», на третьем пункте которой обычно при опросах ошибался. На этот раз мысленно добрался до конца благополучно, без запинок, с удивлением обнаружив, что служба на посту обостряет не только внимание, но и память.

А дальше память сделала своего рода пируэт от уставных строк к неуставной присказке, рассказанной сержантом на самоподготовке:

Часовой есть вооруженный труп,
Обернутый в тулуп,
Выставленный на мороз,
Заинструктированный до слёз,
По сторонам следящий,
Не идет ли разводящий.

Губы у Панкратова сами собой растянулись в улыбке, и тут — что-то черное, страшное вылетело перед часовым из листвы. Сверкнув глазами, «что-то» шумно взмыло вверх чуть ли не перед самым носом перетрусившего солдата, судорожно дергавшего рукоятку затвора, забыв снять автомат с предохранителя. Сердце человеческое забилось чаще и громче, ватные ноги онемели.

На третьей безуспешной попытке взвести затвор Панкратов понял, что его напугала сова, — возможно, та самая, которая раньше ухала с высоты.

«Нет худа без добра, — рассудил часовой, бережно погладив флажок неснятого предохранителя. — А то бы пальнул очередью… Только не в белый свет, а в темную ночь, попусту…»

Продолжая идти по кирпичной дорожке, рядовой, едва ли не в первый раз за время пребывания на посту, взглянул на небо и очень удивился: оказывается, оно в беззвездную ночь может быть не черным, а густо-синим…

Шаги часового стали более спокойными, хотя глаза не менее внимательно обшаривали местность за внешней «колючкой». Панкратов прошел уже, возвращаясь, место, откуда начинал патрулирование, приближаясь теперь к сварному громоотводу, похожему на Эйфелеву башню в миниатюре.