Ридли Пиерсон - Двойная ложь

• Название: Двойная ложь
• Автор: Ридли Пиерсон
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Триллер
• Год: 2002
• ISBN: 966-8007-12-3

Роман американского писателя Ридли Пиерсона относится к жанру триллера.

ФБР и руководство одной из крупнейших железнодорожных компаний США не на шутку встревожены участившимися случаями крушений товарных составов. Что это? Случайность или чей-то злой умысел? Если принять как данность последнее, то кто этот загадочный «диверсант», что движет им, и почему, несмотря на масштабность катастроф, они обходятся без человеческих жертв?

---

Тем не менее, взвесив все за и против, оценив перспективы встречи с изголодавшимися по работе полицейскими какого-нибудь небольшого городка во время первой же остановки, Тайлер решил, что вопрос не в том, прыгать или нет, а в том, где и когда это делать. Опыта прыжков с движущегося поезда у него не было, в единственный раз, когда можно было попробовать, он в последний момент не отважился.

Тайлер огляделся: сразу за углом вагона начинался и тянулся вдоль всего борта поручень из металлической трубы. Наверное, до него можно дотянуться с того места, где он стоял, схватиться и потом спрыгнуть; главное, точно определить подходящий момент.

Сжимая обледеневшими пальцами стальную ступеньку лестницы, Тайлер выжидал, пока состав замедлит ход, глядя на насыпь, которая в просвете между вагонами сливалась в сплошную серую ленту. Прошло пять минут, затем десять, двадцать, боль в пальцах и ногах становилась невыносимой, но воспоминания о судьбе Гарри Уэллса удерживали Тайлера от опрометчивых поступков.

Наконец состав заметно снизил скорость, начался длинный подъем на холм; Тайлеру показалось, что скорость упала, по меньшей мере, вдвое. Он поглубже засунул мобильник в нагрудный карман, надеясь, что аппарат не пострадает при прыжке. Кто знает, если попытка закончится переломом ноги, возможно, телефон окажется единственной возможностью спастись.

Перед решающим шагом он подумал о Нелл, о том, как ему хотелось побыть с ней подольше; вспомнил поезд, сошедший с рельсов неподалеку от Терре-Хот, Гарри Уэллса. Затем, левой рукой крепко держась за лестницу, левой ногой стоя на ступеньке, бросил тело вперед, пытаясь достать до поручня. Он промахнулся и закачался, как дверь на петлях, повиснув над мелькающим внизу железнодорожным полотном. Его ударило о борт вагона, но непослушные пальцы нащупали спасительный поручень, и он намертво вцепился в ледяной металл. Медленно разжав пальцы левой руки, он оттолкнулся ногой и оказался сбоку вагона.

Тайлер согнул ноги в коленях, бросил взгляд по ходу движения поезда и прыгнул, оттолкнувшись от борта, как стартующий спортсмен от бортика в заплыве на спине.

Та-дах, та-даххх… Та-дах, та-даххх…

Он упал на промерзшую землю и покатился с насыпи. Его несколько раз перевернуло, затем ударило обо что-то твердое, подбросило напоследок, занесло в куст ежевики, расцарапавший кожу.

Тайлер замер, чувствуя боль каждой клеткой тела. Поблагодарив Бога за помощь, он облегченно вздохнул и занялся проверкой суставов и конечностей: все ли действует, нет ли серьезных неисправностей.

Руки и ноги подчинялись и, несмотря на боль, двигались. Похоже, обошлось.

Состав стучал мимо — та-дах, та-дах… та-дах, та-даххх…

Тайлер не имел ни малейшего представления, где находится, но точно знал, куда ему нужно попасть.

Глава 22

— Ты фотограф? — спросил Альварес.

— Я голодающий художник. Просто надо же с чего-то начинать.

В первый свой приход в ее квартиру он не обратил внимания на обстановку. Слишком велика была усталость, слишком поглощен он был этой взмокшей чувственной женщиной, которую привез домой из танцевального клуба в четыре часа утра. Сейчас же черно-белые фотографии нью-йоркских бездомных, подземных переходов, таксистов и уличных торговцев поразили его своей проникновенной искренностью. У Джиллиан был явный талант. Небольшая квартирка в пентхаузе была забита книгами в мягких обложках. Немногочисленные предметы мебели, выпрошенные или позаимствованные, при всей своей разнородности радовали глаз и свидетельствовали о способности хозяйки умело соединить современность с античностью.

Джиллиан, открыв дверь, сначала была потрясена, затем первоначальный шок уступил место показному безразличию:

— Ты ушел, не сказав ни слова. Я думала… — Она оборвала себя и отвернулась, не желая показывать выступившие слезы. Джиллиан жестом пригласила Альвареса пройти и заперла дверь на все четыре замка. — Сама не знаю, что делаю, — призналась она, недовольная собой. — Твоя жена и дети… Когда ты впервые появился в ресторане, мне показалось, что я испытываю жалость. А потом — проведенная вместе ночь, и я почувствовала что-то другое, совсем другое. А теперь? Вообще не знаю, что думать.

Она рухнула на кровать в эмоциональном измождении. Альварес стоял в нескольких футах от нее. Он надеялся на искру, на связь. Встретился же с растерянностью, даже отчаянием, понимая, что не имеет ни опыта, ни знаний, чтобы справиться с ситуацией. Их взгляды встретились.

— Не думаю, чтобы ты поняла, — сказал он.

— Поняла что? Мы переспали. Получили удовольствие. Правильно? Но если ты вернулся за новой порцией…

— Нет! — воскликнул Альварес.

— Кто ты? Чем ты на самом деле занимаешься?

Он бросил взгляд на дверь, подумывая о том, чтобы уйти прямо сейчас, зная, что так и следует поступить. Но, вопреки своему желанию, сделал шаг вперед и сел рядом с ней.

— Они убили мою семью, — заговорил Альварес. — По их словам, это была случайность. На самом деле, всему виной жадность и преступная халатность. А они во всем обвинили жену.

— Ты солгал мне.

— Да, — согласился Альварес и добавил. — Но не во всем.

Повисла продолжительная пауза.

— И что сейчас? — спросила Джиллиан.

Альварес рассказал ей о том, что случилось на железнодорожном переезде, о том, что, по его убеждению, ни предупредительный сигнал, ни шлагбаум не работали, о том, что ему не дают высказать свое мнение.

— Когда теряешь ребенка, — говорил он тусклым голосом, — когда теряешь двоих детей, это трудно объяснить кому-то постороннему. Ты просыпаешься с этим, ты с этим живешь, из-за этого ты можешь умереть. Должно ли мне быть стыдно, что я не испытываю тех же чувств к погибшей жене? Да, мне ее не хватает, но я мирюсь с потерей жены, — но не со смертью детей.

— Думаю, тебе лучше уйти, — твердо произнесла она.

— Это очень сложно, — продолжал Альварес.

— Надо было сказать мне сразу, — грустно заметила Джиллиан.

Он едва заметно покачал головой, осознавая, что даже самому себе не может объяснить происходящее; иллюзорное ощущение близости с Джиллиан разбилось вдребезги.

— И я должна, наверное, простить тебя? — спросила она, хватая его за руку и не давая подняться.

— За ложь, но не за поступки. За ту боль, которую я тебе причинил.

— И?

Альварес нежно смотрел на нее, и в уголках рта появилась едва заметная улыбка.

— Ты ведь предложила мне убраться.

— Беру свои слова обратно, — торопливо сказала Джиллиан. — Знаешь, ты появился в удачное для меня время. Как раз в период, когда у меня никого нет. Мне надоела работа. Мне надоело все. Даже клубы — все надоело. Ты такой таинственный. Загадочный. Волнующий. Ты оживил меня, я хочу еще. — Она откинулась на кровать, опираясь на локти. — Я хочу, чтобы ты остался. Хочу быть с тобой, пусть даже всего одну ночь.

Ему нестерпимо хотелось подчиниться требовательному желанию.

— Ты хочешь спасти меня? Не получится.

— Ты уверен?

— Да.

— Я могу быть убедительной.

— К сожалению, это не тот случай.

— А если без обязательств и связей?

— Без них не получится, — возразил он. — Почему, по-твоему, я вернулся?

Альварес протянул ей видеокассету со сделанной в номере отеля записью.

— Если со мной что-нибудь случится, кассету надо отправить в «Нью-Йорк Таймс». Ни при каких обстоятельствах ты не должна смотреть, что там записано. Пообещай.

— Обещаю.

— Только чтобы честно, — попросил Альварес, — хорошо?

Джиллиан поднялась и снова взяла его за руку:

— Мне кое-что нужно прямо сейчас.

Он не сопротивлялся, позволил ей привлечь себя, какое-то мгновение наслаждаясь роскошным ощущением погружения в тепло ее тела.

— Не могу, — прошептал он ей на ухо.

— А я чувствую, что можешь.

Альварес действительно был возбужден. Скатившись с Джиллиан, он уставился на потолок, где на неслышном сквозняке покачивалась одинокая пыльная паутинка.

— Это станет новой ложью, — сказал он.

Джиллиан протянула руку и повернула его голову к себе:

— Сейчас. И ничего более. Память. Мы сотворим воспоминание и остановимся на этом.

— Воспоминание, — повторил он.

Она кивнула.

— У меня и так их предостаточно, — вздохнул Альварес.

— Значит, тебе нужны новые для замены старых, — предположила Джиллиан, улыбаясь ему одними глазами. Она светилась желанием, от нее исходила готовность предложить себя, отдать себя целиком, помочь забыться.

И он принял предложение…

Глава 23

Прячась в тени неподалеку от расположенного на Р-стрит кирпичного дома Рукера с черными ставнями и красной парадной дверью, Тайлер вдруг засомневался, правильно ли поступает. Тихая улочка с кирпичными домами восемнадцатого века напомнила Тайлеру обо всем, что ему нравилось в этом городе: история и наследие, политика и власть, архитектура, искусство, бесплатные музеи, летние фестивали и празднества. Теперь ему казалось, что он стал чужаком. Изгнанником. Негодование бурлило внутри него, словно расстроенный желудок. Ветер донес дым горящего камина, и Тайлеру нестерпимо захотелось хоть на минутку оказаться в спокойной, безопасной обстановке. Рукер стал воплощением всей гнилости системы, разложения, которое начинается, когда человек пользуется должностью для получения личных благ.