Гай Кей - Гобелены Фьонавара

• Название: Гобелены Фьонавара
• Автор: Гай Кей
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-88923-074-3

Обитатели мира Фьонавар тысячелетие назад в Великой Битве одолели силы тьмы и заключили их властелина Ракота Могрима в подземную темницу. Но время покоя делает стражей беспечными, и Ракот находит путь к освобождению. Однако маг Лорин Серебряный Плащ приводит с собой с Земли тех, кому судьбой предначертано встать на пути Тьмы и плечом к плечу с новыми друзьями принять бой.

Гай Гэвриел Кей — один из самых верных учеников и последователей Дж. Р. Р. Толкиена. Вместе с сыном Профессора Кристофером он несколько лет посвятил восстановлению по рукописям и подготовке к публикации «Сильмариллиона». «Гобелены Фьонавара» — эпическая фэнтези, которую он создал после завершения этой работы.

---

В ту весну ей исполнилось семнадцать, и она еще не успела привыкнуть к тому, что мужчины называют ее красавицей. В детстве она и правда была очень хорошенькой, но подростком стала похожа на неуклюжего жеребенка — длиннорукая, длинноногая, с вечно исцарапанными коленками, вся в синяках после мальчишески буйных игр в садах Лараи Ригал, хотя игры эти считались абсолютно не подходящими для юной принцессы и наследницы престола. Особенно после того, как на охоте погиб Марлин. Именно тогда она и стала наследницей Трона Из Слоновой Кости. Она едва помнила ту торжественную церемонию, которую, впрочем, постарались провести как можно скорее, настолько сильно она была потрясена смертью брата. В тот день у нее ужасно болела коленка (два дня назад она здорово грохнулась о землю), а на отца было просто страшно смотреть. Ну а потом коленка зажила и никаких падений на землю больше не было, потому что пришел конец ее веселым играм в садах и на берегу озера, неподалеку от Летнего дворца. Она научилась обуздывать себя, постаралась приспособиться к распутным нравам Двора, а со временем стала и достаточно милостиво обходиться с поклонниками и бесконечными «женихами», ибо действительно очень похорошела и становилась настоящей красавицей — Темная Роза Катала, Шарра, дочь Шальхассана.

Но гордости в ней по-прежнему было хоть отбавляй, как и у всех в ее роду, и волей она обладала достаточно сильной — совсем уж редкое качество среди изнеженной знати Катала, однако вполне естественное у нее, истинной дочери своего отца. И в душе Шарры все еще вспыхивали порой искры затаенного протеста против тех требований, которые предъявляло ей положение наследницы престола, и тех бесконечных обрядов и ритуалов, которые попросту мешали ей жить.

А сейчас, гуляя по своим обожаемым садам Лараи Ригал, где запахи калата и мирры, эльфинеля и ольховых почек окутывали ее сладостными воспоминаниями, она никак не могла успокоиться. Даже мысли о том, что она скрывала ото всех, разжигали в ее душе пожар куда более сильный, чем способны были зажечь бесчисленные поклонники и те, кто, преклонив колена перед троном ее отца, просили ее руки, поспешно произнося ритуальную фразу: «В глазах твоей дочери восходит солнце!» Все-таки, несмотря на всю свою гордость, она была еще слишком молода и неопытна.

Да, у нее была своя тайна! И тайну эту она хранила ото всех именно по причине своей молодости и неопытности. Дело в том, что с некоторых пор в ее комнате стали появляться ЭТИ ПИСЬМА! И она понятия не имела, КАК ОНИ ТУДА ПОПАДАЮТ! В тайне от всех держала она и свои подозрения насчет того, КТО может оказаться автором этих посланий, и по ночам сгорала от томительных предчувствий.

Ибо о великой страсти повествовали эти письма, и каждое слово неведомого автора, который неустанно воспевал дивную красоту принцессы Шарры, было исполнено любовного огня — никогда в жизни не слышала она подобных слов! Страстное желание таилось даже между строк, она точно слышала чей-то голос, что пел ей о любви, и все это наконец разбудило ее душу — душу узницы этого дворца, где она когда-нибудь станет полновластной хозяйкой, — и вызвало ответную страсть. Все чаще с тоской вспоминала она канувшие в прошлое веселые и беззаботные утра своего детства, не связанные с бесконечными сложными придворными ритуалами. А ночью оставшись наконец одна, она испытывала странное томление, родственное тоске, но связанное с совсем иными вещами, ибо письма неизвестного автора постепенно становились все более дерзкими и бесстыдными, а описания его страсти к ней превратились в обещания дивных наслаждений, которые способны дать любящим их руки, их губы…

Но ни под одним письмом не было подписи! Изящный слог, прекрасный почерк — все это явно свидетельствовало о благородном происхождении их автора, но имени его Шарра по-прежнему не знала. Пока однажды весной, щедро рассыпавшей цветущие калаты и анемоны по садам Лараи Ригал, не получила последнее послание. И это письмо было подписано! И когда она увидела это имя, то окончательно уверилась во всем том, о чем так давно догадывалась, что свято хранила в душе. «А я знаю что-то такое, чего не знаете вы!» — вот с какими мыслями она теперь легко и даже весело принималась по утрам за свои обязанности и встречала бесконечных «женихов», с которыми затем — да еще и в сопровождении целого эскорта — должна была прогуливаться по извилистым аллеям и прелестным горбатым мостикам ее любимых садов. И лишь ночью, отпустив наконец всех своих фрейлин и горничных, полностью готовая ко сну, с расчесанными и вольно распущенными по спине длинными густыми кудрями, могла она вытащить из тайника то последнее письмо и в который раз перечесть его при свете свечи:

«О светлая!

Как тянется время! Теперь даже звезды говорят со мной только о тебе, а ночной ветерок давно знает твое имя и постоянно нашептывает его мне на ухо. Я должен прийти к тебе! Смерти я, как и все, страшусь и не ищу ее, но если мне придется пройти через мрачное царство Смерти, чтобы коснуться этого волшебного цветка — твоего тела, — я сделаю все, я встречусь даже с самой Смертью! Обещай мне лишь одно: если на пути к тебе точку в моей жизни суждено будет поставить страже Катала, то пусть глаза мои закроет твоя рука. И пусть — о, я понимаю, как дерзка моя просьба! — твои дивные уста коснутся тогда моих хладных уст в знак прощания.

В северной части садов Лараи Ригал, у самой стены, на полянке растет дерево-лира. Там и через десять ночей после прихода полной луны будет достаточно светло, чтобы мы смогли в темноте узнать друг друга.

Через десять ночей после полнолуния я приду туда. И знай, что отныне мою жизнь — ах, это такая малость! — ты держишь в своих тонких прелестных пальчиках.

Дьярмуд дан Айлиль».

Было уже далеко за полночь. Вечером прошел дождь, а потому цветы эльфинеля у нее под окном пахли особенно сильно. Ветерок уже успел развеять облака, и ущербная луна светила прямо в окно спальни. Лунный свет ласково коснулся лица Шарры, скользнул по блестящей волне густых темных волос.

Полнолуние было девять ночей назад.

Значит, автор письма уже неведомым образом перебрался через Саэрен и прячется где-то здесь, в темноте, неподалеку? И завтра…

Шарра, дочь Шальхассана, глубоко вздохнула в своей девичьей постели и спрятала письмо в тайник. И в эту ночь, когда ее наконец сморил сон, снились ей вовсе не детские игры; она беспокойно металась, ворочалась с боку на бок, и беспорядочно рассыпавшиеся по подушкам роскошные черные кудри ее водопадом стекали на пол.

Венессар Гатский был так юн и застенчив, что ей даже захотелось взять его под свое крыло. Прогуливаясь с ним утром по Круговой аллее, она старалась не мучить его вопросами и насмешками, а говорила в основном сама. Одетый в желтый дублет и штаны в обтяжку, длиннолицый и какой-то испуганный, мальчик этот то и дело с ошалелым видом склонялся к ней, когда она перечисляла ему названия цветов и деревьев и рассказывала историю Т’Варена, создателя садов Лараи Ригал. И Шарра, дразня этого олуха и нарочно приглушив голос, чтобы не подслушивали сопровождающие, тащившиеся на всякий случай в десяти шагах впереди и позади них, с упоением продолжала свой рассказ, и ее юному спутнику даже в голову прийти не могло, сколько раз уже она рассказывала все это другим.

Они неторопливо проследовали мимо кедра, с которого она упала как раз в тот день, когда погиб ее брат Марлин, и за день до того, как ее назвали наследницей престола. И вскоре за поворотом тропы, после седьмого по счету горбатого мостика и очередного искусственного водопада, она увидела у северной стены на поляне огромное дерево-лиру.

Разговор замер. Венессар Гатский попытался было довольно неуклюже оживить его и разразился целым каскадом покашливаний, пофыркиваний и восклицаний, однако все его усилия были тщетны. Принцесса погрузилась вдруг в такое глубокое молчание и задумчивость, что несчастному Венессару показалось, будто эта красавица, словно цветок, свернула свои лепестки, отгородившись таким образом от всех. Впрочем, даже и в таком виде она, эта Черная Роза Катала, вполне способна была кого угодно свести с ума. Венессар был в отчаянии. «Да ведь отец с меня шкуру снимет!» — думал он, не зная, как подступиться к Шарре.

Но она сама в конце концов сжалилась над ним и взяла его под руку. В этот момент они как раз шли по девятому мостику, завершая круг и направляясь к павильону, где, удобно раскинувшись на подушках, восседал сам Шальхассан в окружении изысканных и благоухающих придворных и слуг, вооруженных опахалами. Этот благосклонный жест поверг юного Венессара в состояние полного оцепенения; движениями своими он теперь напоминал игрушечный механизм, не обращая внимания на злобные и хищные взгляды своего отца, Брагона, сидевшего рядом с Шальхассаном.