Джон Брэйн - Путь наверх

• Название: Путь наверх
• Автор: Джон Брэйн
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Роман
• Год: 1960

«Путь наверх» — горький и пронзительный роман, ставший своеобразным антиманифестом «философии успеха».

Герой романа, молодой провинциал Джо Лэмптон, готов заплатить за богатство и положение в обществе чем угодно: предать любовь и дружбу, задушить в себе совесть и порядочность, превратиться в циника. Жизнь жестоко мстит ему, ведь изжить в себе все человеческое невозможно, и за каждый следующий шаг «наверх» Джо расплачивается ненавистью и презрением к себе. Но повернуть назад он уже не в силах…

---

— Джо,— сказала Сьюзен,— какой ты нехороший. Ты же не слушаешь меня.

— Я слушаю, любовь моя,— сказал я.— Только это вовсе не чудесное письмо. Я слишком волновался, когда его писал. Мне было страшно, что ты увидишь почерк и порвешь письмо, не читая. Я ведь не знал ни минуты радости с тех пор, как ты написала, что между нами все кончено.

— Ты обещал мне больше не видеться с Элис. Ты ей уже сказал?

— Ты же знаешь, что она в больнице. И ей очень плохо.

Лицо Сьюзен стало суровым и злым: теперь она была похожа не на школьницу, а на женщину-судью — из тех, что всегда приговаривают преступника к тюрьме, а не к штрафу, чтобы никто не мог обвинить их в женском мягкосердечии.

— Ты должен сказать ей теперь же.— А сейчас она была очень похожа на свою мать: мягкие линии ее лица вдруг стали жесткими, рот поджался, губы почти исчезли — это был не жестокий рот, но упрямый и решительный.

Элис вернулась домой за день до меня, и среди ночи ее увезли в больницу. Я так и не узнал, чем она была больна; это был не рак, но тем не менее какая-то опухоль, довольно серьезная,— во всяком случае, серьезная настолько, что требовалась операция, но не настолько, чтобы врачи могли прописать ей наркотики, и она очень страдала. Сейчас она ждала операции, и к ней никого не пускали, кроме родных. Я не писал ей, потому что получил от нее записку с просьбой не делать этого — так будет разумнее; но совесть грызла меня: я знал, что на самом деле Элис надеялась, что я ее не послушаюсь.

— Ты слышишь меня, Джо? — Голос Сьюзен вдруг стал пронзительным.— Скажи ей теперь же. Она ведь не при смерти. Если ты ей сейчас же не напишешь, я немедленно и навсегда порву с тобой. И я говорю совершенно серьезно.

— Замолчи. Я свое обещание выполню: покончу с этим раз и навсегда. Когда она выйдет из больницы. И буду объясняться с ней лично, а не при помощи писем. Так поступают только трусы.

Сьюзен вскочила на ноги.

— Ты отвратителен, я тебя ненавижу! Ты ничего не хочешь сделать, о чем я тебя прошу, и ты собираешься вернуться к этой… к этой старухе лишь потому, что она больна. И зачем только мы с тобой познакомились! Ты испортил мне поездку во Францию, а теперь, когда я снова счастлива, ты вот как себя ведешь. Я ненавижу тебя, ненавижу…— Она разрыдалась.— Я ухожу. Я не желаю тебя больше видеть. Ты никогда не любил меня…

Я грубо схватил ее за плечо и со всего размаха ударил по лицу. Она легонько вскрикнула от неожиданности и кинулась на меня, намереваясь расцарапать мне лицо. Я без труда остановил ее.

— Никуда ты не уйдешь,— сказал я.— И я не сделаю того, чего ты от меня требуешь. Я люблю тебя, дурочка, но что и как надо делать, решаю я. И теперь, и впредь.

— Пусти меня,— сказала она.— Я закричу. Ты не можешь удерживать меня против воли.

Она принялась вырываться. Черные волосы ее разметались, а карие глаза от гнева словно посветлели, стали похожи на топазовые глаза тигра. Я встряхнул ее изо всей силы. Я уже и раньше проделывал это в шутку, когда она просила меня сделать ей больно («пожалуйста, сделай мне больно!»), но сейчас я был зол, и когда я отпустил ее, она едва дышала и с трудом держалась на ногах.

Тогда я принялся целовать ее и поцеловал так крепко, что прокусил губу и почувствовал вкус крови. Внезапно руки ее обвились вокруг моей шеи, и, потянув меня за собой, она упала на землю. На этот раз она не вела себя, как испуганная девочка, и я на этот раз не стал сдерживаться, мною владело лишь жаркое безумие разбушевавшихся инстинктов.

— Ты мне сделал больно,— сказала она, когда я некоторое время спустя пришел в себя, чувствуя безмерную усталость и пустоту.— Ты сделал мне больно и сорвал с меня всю одежду. Смотри, ты расцарапал меня в кровь — и вот здесь, и здесь тоже. Ах, Джо, теперь я люблю тебя всем моим существом. Теперь я вся твоя, и она тебе больше не нужна, правда?

Она засмеялась. Это был тихий, грудной смех. В нем чувствовалась глубокая удовлетворенность.

— Скажи ей об этом, когда она выйдет из больницы, если тебе так хочется, милый. Она тебе больше не нужна, я знаю.— Она улыбнулась мне: эта улыбка светилась почти дикарским счастьем.

— Она мне больше не нужна,— тупо повторил я. Во рту у меня был привкус крови, и капельки крови проступили на руке, которую она расцарапала. От солнечного света было больно глазам, а папоротник вокруг словно вырос и сомкнулся надо мной.

28

Прошло почти два месяца, прежде чем Элис вышла из больницы. Накануне этого дня мне в ратушу позвонил Браун. Он звонил мне сам, а не через секретаря.

— Мистер Лэмптон? Вы завтракаете сегодня со мной в Леддерсфорде в Клубе консерваторов. В час дня.

— Вы уверены, что вам нужен именно я? — спросил я.

— Конечно, уверен. И по важному делу. Не опаздывайте.

Его тон рассердил меня. Было серое дождливое сентябрьское утро — как будто бы теплое, но вдруг налетал ветер и становилось холодно. Корзинка для входящих документов на моем столе была полна, а кроме того, мне предстоял разговор с нашим младшим клерком Реймондом о недостаче по статье мелких расходов. Сейчас Реймонд — вполне респектабельный чиновник, занимающий мое прежнее место, и трудно даже поверить, что тогда он был тощим юнцом с бледной прыщеватой кожей, что ходил он в лоснящемся от старости синем саржевом костюме с бахромой на брюках и в рубашках, которые нельзя было назвать ни вполне чистыми, ни совсем грязными. Когда позвонил Браун, он наливал чернила в чернильницы и, должно быть, для того, чтобы поддержать бодрость духа, дрожащим голосом напевал: «Вперед, христовы воины!»

— У вас что там, молитвенное собрание? — спросил Браун.— Я сам себя почти не слышу.

Я заметил, что на этот раз он не прибегает к своей простонародной манере говорить.

Я прикрыл рукой телефонную трубку.

— Замолчи, Рей, я разговариваю. Для чего вы хотите видеть меня, мистер Браун?

— Я не могу сказать этого по телефону, да если бы и мог, то у меня нет на это времени.— И он повесил трубку.

Я закурил сигарету,— вкус ее мне не очень понравился. После возвращения из Дорсета курение вообще не доставляло мне особого удовольствия. Мне еще повезло, подумал я, что этот разговор состоится только теперь: Хойлейк, не сумев отпугнуть меня от Сьюзен, передал дело Брауну, и тот собирается без всякого стеснения разделаться со мной. Человек, у которого лежит в банке всего несколько сотен — еще счастье, что у него есть хотя бы это,— бессилен против человека, у которого там сто тысяч. Меня заставят уехать из Уорли. Я уже понимал, что ждет меня в будущем, если я останусь работать в муниципалитете: я ведь видел, как напыжился Тедди, получив повышение (ему к тому же дали оклад по четвертой категории). Накануне вечер я провел со Сьюзен; она была молчалива, расстроена и то и дело принималась плакать, но ни за что не хотела сказать мне, что с ней. Теперь я понял все. Папочка топнул ногой, и она отступила, думая сейчас лишь о том, как бы успеть вскочить на поднимающийся мост, пока ворота замка еще не закрылись. Да и Джек Уэйлс вернется на рождество. Куда уж свинопасу тягаться с принцем! И вот сейчас, когда то, чего я так боялся, случилось, я почувствовал даже облегчение: мне некуда отступать, мне не надо быть любезным, и я могу позволить себе роскошь высказать все, что накопилось у меня на душе.

Я посмотрел на Рея: руки у него были в красных и синих пятнах от чернил, нижняя губа дрожала. Он заметил, что я дольше обычного проверял статью мелких расходов, и чувствовал, что его ждет. В моей власти было изменить всю его жизнь: он происходил из бедной семьи, а я знал, что может случиться с мелким служащим муниципалитета, если его уволят. Деловитый Зомби как-то уволил младшего клерка за ту же провинность, какую совершил Рей, и тот кончил чернорабочим. Один проступок — и из-за системы рекомендаций ваша жизнь будет бесповоротно погублена: избежать подобной судьбы может только очень удачливый человек, или очень богатый, или очень талантливый. Рей сидел на скамье подсудимых — худой мальчишка невысокого роста; я был и судьей и присяжными. Достаточно мне сказать слово Хойлейку — и Рей больше у нас не работает.

— Принеси мне кассу, книгу с гербовыми марками и книгу мелких расходов,— сказал я.

Он вынул все это из сейфа и подошел к моему столу, шаркая стоптанными ботинками.

— Сегодня утром я произвел проверку, Рей,— сказал я.— Тут не все сходится.

Он тупо смотрел на меня.

— Есть ошибки,— сказал я.— Ошибки, которые должны были подтвердиться излишком наличности, но не подтверждаются. За последние две недели недостает пятнадцати шиллингов. Эти пятнадцать шиллингов у тебя?

Он покачал головой. Глаза его наполнились слезами.

— Ну хорошо. Может быть, я где-нибудь напутал. Давай проверим вместе.

Он смотрел через мое плечо, и его красно-синяя от чернил рука с обкусанными ногтями послушно следовала за моим пальцем, скользившим по длинным колонкам цифр.