Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко

• Название: А до Берлина было так далеко
• Автор: Василий Шатилов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В словах бригадного комиссара звучала железная логика, с его выводами я согласился, но дивизию было жаль до боли сердечной.

Через два дня приехал капитан с предписанием принять из нашей дивизии рядовой и сержантский состав, поступающий на пополнение другого соединения. Пришлось расставаться с боевыми друзьями, с которыми пройдено столько дорог, столько пережито. Всех нас связывала общая память о товарищах, которые отдали жизнь за родную землю. Но надо было выполнять приказ. Проводы мы постарались обставить торжественно и тем самым как-то скрасить горечь разлуки. Провели митинг. Выступили комиссар и я, поблагодарили красноармейцев за пролитые пот и кровь, за дружбу, за верность Родине, сказали, что верим: куда бы ни забросила судьба воинов-днепропетровцев, они выполнят свой долг, не уронят славы героев Корсуни, Медвина, Бараньего Поля, Черкасс.

После митинга - прощальный обед. Наши интенданты хорошо постарались, накормили очень вкусно.

Однако главный сюрприз был впереди, виновником его оказался капитан Иван Иванович Лявдонский. Об этом человеке хочется сказать самые добрые слова. Он был из тех людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут, находят выход из любого, самого безвыходного положения.

В мирное время Лявдонский ничем особенно не выделялся. Работал добросовестно в своем пятом отделении штаба, командование претензий к отделению не имело. Но вот началась война, и он как бы заново родился в глазах окружающих, его способности широко раскрылись. Командование дивизии направило Лявдонского на помощь тыловым службам. Обязанности ему определили весьма многогранные: помогать тыловикам, в походных условиях кормить, обувать, одевать личный состав, организовывать боепитание, медицинскую службу, подсказывать тыловикам, где и когда совершают части маневр, занимают новые рубежи, и т. д. С этой обязанностью Лявдонский отлично справлялся, и штаб соединения не желал другого такого энергичного помощника.

Когда стало ясно, что дивизия попала в окружение, я вызвал в штаб Лявдонского и спросил его мнение: как он считает, лучше выводить машины в общей колонне или же попытаться вывести автотранспорт самостоятельно?

- Попробуем самостоятельно, - ответил капитан.

На том и порешили.

Очевидно, это было единственно правильное решение. В обстановке, когда не ясно, где противник, каким маршрутом надо идти, когда придется принять бой, автоколонна может послужить лишь ненужной обузой. В таких условиях легче пробираться в пешем порядке, не быть привязанными к дорогам. К тому же автомашины - не иголки, фашистские летчики обнаружат их без труда и нацелят на них свои моторизованные подразделения. Так примерно рассуждали мы в штабе, так, конечно, думал и Лявдонский.

Капитан блестяще справился с поставленной задачей. Он вывел автомашины из вражеского кольца в полной исправности. В пути он организовал отличную разведку, которая точно устанавливала, где немцы, куда следуют, где свободная дорога, и только после этого колонна пускалась в путь. Неведомым нам образом Лявдонский узнал о выходе 196-й из вражеского окружения и встретил нас. Это было для нас настоящим чудом, но это чудо совершили капитан Иван Иванович Лявдонский и его подчиненные.

Выводил он автомашины из немецкого тыла не порожняком, а загрузил их тюками с теплым бельем, шерстяными носками, рукавицами, валенками, шапками-ушанками.

И вот теперь Лявдонский ходил перед строем и собственноручно выдавал красноармейцам и сержантам по паре белья, шапки и варежки, шерстяные носки. В стылом воздухе уже чувствовалось приближение зимы, и такой подарок был очень кстати.

Вскоре штаб фронта из Ахтырки переехал в Харьков. Туда перебрались и мы командиры, ожидающие новых назначений. Жили мы в казарме в пригороде. Спали на кроватях, застланных белоснежным бельем. Признаться, большинство из нас отвыкли от такой роскоши и вначале нам было как-то не по себе. К тому же и кормили, как в доме отдыха: три раза в день горячая пища.

Все эти дни я писал в разные инстанции письма, разыскивал семью. Где они, что с ними? Когда дивизия отошла к Днепру, генерал Куликов отправил несколько автомашин в, Днепропетровск, чтобы эвакуировать семьи начсостава из города. Но начальник медслужбы, под командой которого выезжали автомашины, вернулся обескураженный - Днепропетровск к этому времени был оккупирован гитлеровцами.

Адреса моих писем были различны: Москва, Воронежская область, места, где жили мои многочисленные родственники. Никогда за всю жизнь я не писал столько писем, как в дни, проведенные в Харькове.

В штабе фронта к тому времени был организован отдел по розыску семей командного состава. И туда я тоже написал запрос.

Каждый день кто-то из командного состава дивизии получал назначение, и я провожал друзей, понимая, что вряд ли наши военные дороги сойдутся и я вновь увижу дорогие лица.

Вскоре уехал Иосиф Иосифович Самсоненко, его назначили начальником артиллерии другого соединения. Без него мы будто осиротели. Проведешь с человеком неделю под огнем, узнаешь его, и он тебе за брата, а тут почти четыре месяца неразлучны! Причем каких четыре месяца! Бывали дни, каждый из которых стоил целого года. Когда эти дни встают в памяти, удивляешься, неужели это было наяву, а не во сне, и было не с кем-то другим, а с тобой?

На фронт, в другое соединение, лежала дорога и начальника дивизионной разведки капитана Никифора Зиновьевича Трунова. Иван Макарович Шадский, из которого слезу под пыткой не выбьешь, при расставании смущенно отворачивался: его глаза были влажными.

Командиры полков Михаил Иванович Головин и Николай Савельевич Кобжев старались быть бодрыми и веселыми. Чисто выбритые, в новеньких гимнастерках, перетянутые скрипучими ремнями, они словно собрались на парад. Но и в их веселых словах тоже звучали грустные нотки.

В те дни часто, оставаясь один на один со своими мыслями, перебирал в памяти события этих военных месяцев, анализировал действия штаба и свои, как его начальника. Собственный суд - нелицеприятный, тут уж не перед кем хитрить, разве лишь перед собственной совестью. Вывели мы из окружения немногим более 500 человек, столько же примерно пробилось в составе других групп. Это все, что осталось. К первому же бою дивизия насчитывала 17000 человек. И я спрашивал себя: все ли мы, командиры, сделали для того, чтобы сохранить личный состав соединения? Конечно, война есть война, и от смерти никуда не уйдешь. И все же от распорядительности командира и штаба, от их умения организовать бой на основе глубокого знания обстановки зависит многое.

Я переиграл мысленно каждый бой, как бы со стороны взглянул на генерала Куликова, на себя, на своих помощников, на командиров частей. Человек всегда задним числом умнее, и теперь было очевидно, что многое можно и должно было сделать лучше. И все же раскаяния не было. Все мы до конца выполнили свой долг, и упрекнуть никто и ни в чем нас не может. Враг в то время был сильнее. Он наступал, а мы вынуждены были пятиться назад. У нас почти не было танков, фашисты хозяйничали в воздухе, не хватало снарядов. И все же, несмотря ни на что, мы, говоря солдатским языком, "дали прикурить фашисту".

Подсчеты штаба свидетельствовали, что фашисты от 196-й стрелковой дивизии понесли гораздо большие потери, чем мы сами. Да и без статистики тот, кто видел поле боя у Рахны, под Бараньим Полем или Медвином, усеянное трупами вражеских солдат, чернеющее обгоревшими корпусами фашистских танков, мог сказать: мы отомстили за наших товарищей, нанесли серьезный урон врагу.

* * *

Но вот и получено новое назначение. Предстояло принять штаб дивизии, формировавшийся в далеком тыловом городе. С этой дивизией я и отправился на Северо-Западный фронт.

Часть вторая. А до Берлина было так далеко...

Принимаю дивизию

Шел август 1942 года...

В один из последних дней уходящего лета из разговора с начальником отдела кадров 27-й армии Северо-Западного фронта я понял, что планируется мое перемещение на должность командира 200-й стрелковой дивизии.

Такое известие обрадовало прежде всего потому, что мне пришлось формировать это соединение на Урале, быть его первым начальником, штаба. Я хорошо знал командный и рядовой состав.

Но все получилось иначе - меня вызвали в отдел кадров 27-й армии и зачитали приказ о назначении на должность командира дивизии, но не 200-й, а 182-й. От такой неожиданности я растерялся и сгоряча высказал кадровикам свое недовольство.

- Все уже решено, - ответил кадровик. - Срочно принимайте дивизию у генерал-майора Корчица.

Владислава Викентьевича Корчица я знал еще с 1929 года, когда был командиром взвода и у меня был нарукавный знак - один квадрат, а у него, начальника штаба 19-й стрелковой дивизии, был уже ромб. Корчиц часто по делам службы приезжал в городишко, где дислоцировался мой 56-й стрелковый полк. Владислав Викентьевич проводил занятия с командным составом, проверял боевую готовность подразделений. Это был опытный командир, хороший организатор. Бывший офицер старой русской армии, он с первых дней Октября встал на сторону Советской власти.