Эдуард Зорин - Богатырское поле

• Название: Богатырское поле
• Автор: Эдуард Зорин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1982

Роман «Богатырское поле» — первая книга тетралогии Э. Зорина о древней Руси.

В нем воссоздается история Владимиро-Суздальского княжества второй половины XII века.

Читатель встретится на его страницах с юным Всеволодом Большое Гнездо, его братом Михалкой, с зодчими, ремесленниками, купцами, воинами, которых собирает в богатырскую рать общее стремление к единению Руси.

Используя обширный этнографический и фольклорный материал, автор воспроизводит живые картины городской и сельской жизни того времени.

---

Но что это вдруг обогрело боярина в Давыдкином пристальном взгляде? Что заставило его затрепетать от плеснувшейся в сердце надежды?

— Не губить я пришел тебя, боярин, — сказал Давыдка. — Особый у нас разговор.

— А пошто руки скрутил?

Давыдка вынул из-за голенища нож, разрезал веревки; боярин, облегченно вздохнув, выпростал затекшие ладони, подвигал посиневшими пальцами.

— Посечь ты меня мог, Давыдка, твоя воля…

— Посечь всегда успеется. О Евпраксии с тобой говорить буду, боярин…

С удивлением прислушивался Склир к странной беседе: о чем это они?

— Не видать тебе, холоп, Евпраксии, — нахмурился боярин. — Лучше руки мне наново вяжи…

— Так ведь и голову срубить недолго, — ответил Давыдка, твердо положив пальцы на рукоять меча. — Выбирай, боярин. Все в твоей воле. Как скажешь, так тому и быть.

Не шутил Давыдка. Да и какие могут быть шутки? Видел Захария: руки Давыдки в запекшейся крови, лицо в царапинах, кольчуга помята, шлем наискось надрублен мечом. Человек из сечи, сердце еще не остыло — что, как и впрямь исполнит угрозу?

Быстро прикинул боярин: дочь пока при нем, когда еще приспеет пора исполнять обещанное?! А по слухам, Давыдка в милости у молодого князя Всеволода. Милостник князя — сила немалая. Заступится Давыдка за боярина — быть боярину живу, не заступится — долго ли глядеть на солнышко?

Сколько времени уж прошло — тихо в березняке. Сидит Давыдка напротив, будто гончая у лисьей норы. Ждет. Нет, не уйти Захарии от ответа.

— Ладно, быть по-твоему, — нехотя, сквозь зубы пообещал боярин.

За леском, на Болоховом поле, звенели гудки и утробно грохотали барабаны.

Давыдка со Склиром догнали Всеволодов головной отряд у самого Владимира.

Из широко распахнутых Золотых ворот шли навстречу князьям празднично одетые горожане и весь клирос во главе с Микулицей…

14

И радость и тревогу принесла Михалке первая ночь во владимирском княжеском тереме. Бывал он уже в этих палатах — и тогда, год назад, был здесь не гостем, а хозяином, да пришлось уходить с позором. Как бы и нынче не повторилось старое: счастье переменчиво.

Но шум толпы за стенами дворца успокаивал его. Легко далась ему победа над Мстиславом, владимирцы подсобили. Без них не одолеть бы ему Ростиславичей, особенно после того, как подались назад московляне. Да и Ярополк заплутал в лесах. А если бы подоспел, как бы еще дело повернулось?!

Стрекотал по-домашнему сверчок под половицей, с кухни приносило духмяный запах только что испеченного хлеба. Но не своим, до сих пор чужим казался ему княжеский терем. Все здесь не его, все здесь еще Ярополково: чаши на столе, шуба на лавке, меч на стене, сапоги под лежанкой… Вон и слуги глядят на него со страхом, не его — Ярополковы слуги. Недосуг было сменить, да и к спеху ли? Старая горбатая ведьма, Ярополкова кормилица, который уж раз заглядывает в дверь, кривится, подмигивает, щерит пустой, беззубый рот. Поди, она собирала для него ту травку, что вез московскому огнищанину Воловик?..

Не по себе стало Михалке, так и передернуло всего колким ознобом. Нет, не заснуть ему в тереме: давят стены, кикиморы и лешие ползут из темных углов. А за отволоченным оконцем живыми звездами приманивает темное небо.

Кликнул князь отрока, велел взять в обозе две шубы, стелить ему на воле.

Расторопный парень отыскал на задах копешку свежего сена, вырыл гнездышко, заботливо поддерживая Михалку под локоть, помог спуститься с крыльца. Возле копешки стояли кони, хрумкали траву. Рядом с ними было тепло и спокойно.

Опустившись на шубы, Михалка ненадолго задремал. Сон был легким, как утренний ветерок; зудели комары, и князь поминутно открывал глаза.

Сквозь полуприкрытые веки он видел угол терема, слабо освещенное факелом крыльцо и сидящего на приступке недреманного отрока.

Верные люди, всюду окружали князя — дома, в походе и на пиру. Многие из них погибли и готовы были погибнуть за Михалку. Так было… Так будет всегда. Князь ценил верных людей, не был жаден — щедро раздаривал им военную добычу. Сейчас, когда осуществлялось задуманное, были они ему еще нужнее. Полдела — войти в Золотые ворота. Ярополк еще не разбит, а за Ярополком — зять его, Глеб Рязанский, да и на Святослава Черниговского положившись, гляди, не зевай: ему — что Юрьевичи, что Ростиславичи. Сегодня помог одним, завтра поможет другим. Ослабнут те и другие — тверже станет его, Святославова, рука. А рука у него длинная — давно уже протянулась к Киеву. Сидит Святослав в Чернигове, кряхтит, будто век доживает, а сам глядит коршуном, взорами уперся в Приднепровье.

Плавно текущие мысли оборвал быстрый шепот: кто-то требовал допустить его к князю. В позднем госте Михалка признал протопопа Микулицу, слабым голосом окликнул его. Протопоп подошел к копне, низким поклоном приветствовал лежащего на сене князя.

— Не спится, княже?

— До сна ли, — откликнулся Михалка. — А ты почто не на пиру? Никак, и тебя, Микулица, точат недобрые мысли?

— Дуб крепок множеством корней, князь, — загадочно ответил протопоп, — так и град наш крепок твоею державою.

— Не пойму я тебя что-то, — сказал Михалка.

— А и понимать тут нечего. Женам главы мужи, а мужам — князь, а князьям — бог…

— Уж не ты ли, Микулица? — спросил Михалка.

— Я не бог, — усмехнулся протопоп. — Добросердечен ты очень и мягок, князь… А чем укреплять будешь власть свою? Медами бояр потчевать? Сладкими речами слух боярский услаждать?.!

— Прикажешь головы рубить? — сухо проговорил князь.

Голос Микулицы взволнованно задрожал:

— Ты о чем?.. Почто гневишься? Запомни, князь: никто не может, не оперив стрелы, прямо стрелять, а леностью добыть себе чести. Зла бегаючи, добра не постигнуть; горести дымные не терпев, тепла не видати. Злато бо искушается огнем, а человек напастями…

— Знаю, — оборвал его Михалка. Верил он протопопу. Понимал, правду говорит Микулица. Далеко глядит, широко видит, даже страшно становится: будто по книге читает его, Михалковы, мысли. Верой и правдой будет служить ему Микулица. Да и только ли служить? Не мудрого ли советчика обретет Михалка в протопопе вместе с его нелегкой дружбой?

— Конь тучен, яко враг, сапает на господина своего, — шептал Микулица. — Тако и боярин, богат и силен, замышляет на князя зло. Уйми бояр, князь.

— Чудно говоришь ты, Микулица, — оборвал его Михалка. — Бояр слушаться не велишь, а сам даешь советы. Тебя ли мне слушаться, протопоп?..

Микулица осекся и замолчал. Михалка жевал терпкую травинку. «А ведь прав протопоп, — думал он, — Того и гляди, бояре снова окажутся наверху…» Тревожная мысль мелькнула и погасла. Погасила ее тягучая боль, внезапно пронзившая грудь.

«Теперь недолго уж», — почему-то с успокоением подумал Михалка.

Очнувшись, он увидел над собой бледное лицо, встревоженные глаза протопопа.

— Что с тобой, князь?

— Нутро горит, — спекшимися губами прошелестел Михалка. Приступ сухого зловещего кашля скрутил его на копне.

— Эй, слуги! — закричал Микулица.

Лицо князя даже в свете факелов было исчерна-синим.

Слуги приподняли его вместе с шубой, осторожно внесли по лестнице в ложницу. С кухни прибежали девки с холодным квасом. От кваса князю стало еще хуже. Он потерял сознание, в бреду звал Всеволода…

В тереме всюду горели свечи, по переходам двигались люди, шепотом переговаривались друг с другом. Перед рассветом Михалке полегчало.

С неспокойным сердцем возвращался Микулица от князя; шел, время от времени останавливаясь возле костров, вокруг которых лежали подвыпившие вои. «Не сожгли бы города», — с тревогой подумал протопоп. На его веку пожары три раза уносили по ветру владимирские посады…

Смутно было на душе у Микулицы. Всякое приходило на ум. Но ничто не могло заслонить немощного, корчащегося на копне Михалки. Болью ударяло в сердце: «Устоит ли князь? Удержит ли владимирский стол? Справится ли?..»

15

— Раз, два — взяли! Взяли! Е-еще взяли!..

Напружинив смуглые спины, гребцы дружно опускали весла в золотистую быструю воду. Лодии шли по Клязьме против течения — от Боголюбова к Владимиру. Далеко позади — белой лебедью на зеленом пойменном лугу — осталась церковь Покрова на Нерли, справа уходили за поворот вставшие над высоким валом стены княжеского замка, черные избы посада, и вот засиял Никитке в глаза золотой купол Успения божьей матери. Встали гости, встали гребцы, скинув шапки, перекрестились.

Посветлели у мужиков лица, синим светом налились глаза: большой путь позади, а впереди — заслуженный отдых, жаркая баня, сытное угощенье. Хорошо из гостьбы возвращаться домой, труднее из дому уходить в гостьбу. Всякое случается в пути, иной гость так и не донесет ног до родного порога. Ну, а уж коли вернулся, тут и пир горой. Жди, женка!..