Генри Харт - Венецианец Марко Поло

• Название: Венецианец Марко Поло
• Автор: Генри Харт
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1956

Полное заглавие этой книги — «Приключения венецианца, рассказ о жизни, времени и книге мессера Марко Поло» — хорошо отражает ее содержание. Она написана американским востоковедом Г. Хартом. В ней рассказывается в популярной форме о жизни знаменитого венецианского путешественника XIII века Марко Поло, о его странствованиях по Востоку, об исторической обстановке в тех странах, где жил или бывал путешественник, и о том, как была создана его замечательная книга. Автор использовал большое число работ западноевропейских и американских авторов — биографов, комментаторов книги Марко Поло и историков. Доступность изложения сочетается с научной ценностью этой работы.

---

От берега моря зигзагами поднимались вверх узкие улицы. Немало из них представляли собой крутые каменные лестницы и так петляли и изгибались, что сторонний человек, в особенности не знакомый со странным диалектом этих свирепых генуэзцев, быстро сбивался с дороги. Дома здесь были высокие, в восемь и девять этажей, улица напоминала собой как бы каньон, куда редко заглядывало солнце. Поперек улиц всюду были протянуты шесты и веревки, на них сушилось разноцветное белье. Издали, с палубы корабля, город зачаровывал своей красотою, вблизи же его дома и узенькие улочки казались безобразными: генуэзцы будто хотели загородиться от небесного света и изгнать его из своих жилищ и церквей. В синее небо, словно зловещие пальцы, вонзались башни множества дворцов-крепостей знатнейших горожан. Хотя закон 1143, а затем 1196 года строить башни выше восьмидесяти футов строго воспрещал, тем не менее они подавляли все окружающее, а некоторые с успехом соперничали даже с кафедральным собором.

Марко испытывал, должно быть, горчайшее унижение, когда ему указали его будущую тюрьму. Столь богатому и знатному пленнику, как Марко, сидеть в одной темнице с простыми венецианскими матросами и воинами не подобало. Его провели в подвальное помещение палаццо дель Капитано дель Пополо (ныне палаццо ди Сан-Джорджо) — именно это здание было построено из камня венецианского дворца, который некогда горделиво высился в Константинополе. Оно было выстроено в 1270 году монахом-цистерцианцем[97] Оливьери и находилось недалеко от пристани; в этой великолепной, увенчанной высокими зубцами квадратной громаде из красного камня и кирпича, с полукруглыми окнами и открытой аркадой было что-то причудливое, идущее от венецианской готики — может быть, на здание накладывал отпечаток материал — камни дворца Пантократора. Здание было видно отовсюду, оно стояло как огромный, неистребимый трофей генуэзцев, вырванный ими у Венеции и кознями и силой оружия. Когда Марко входил под высокие полукруглые порталы палаццо, каменные львы, некогда принадлежавшие Венеции, сардонически скалили зубы; между львиными головами висел обрывок портовой цепи города Пизы — эту цепь здесь повесили в память победы Генуи над Пизой в 1290 году, победы, означавшей конец морского могущества Пизы.

В тюрьме мессер Марко оказался не один. Тут было множество людей, взятых в плен, как и он, в стычках и сражениях. Кроме венецианцев, здесь томилось немало пизанцев, жителей Ливорно и других городов, осмелившихся бросить вызов владычеству Генуи на средиземноморских берегах. Хотя тюрьма, где сидел Марко, была уже битком набита, он видел, как мимо палаццо почти ежедневно куда-то шли и шли новые вереницы скованных за ноги пленников. Частенько дверь темницы открывалась, чтобы пропустить еще одного невольного гостя Великолепной. Поначалу заключенные понимали друг друга с большим трудом, так как в каждом городе и в каждой области был свой говор. Данте, Петрарка и Боккаччо своими кристально чистыми стихами и прозой еще не утвердили классический «итальянский» язык, и пленники, происходя из городов, часто разделенных расстоянием всего в несколько миль, смотрели друг на друга как на иностранцев. Их объединяло только общее несчастье, плохая еда, вши и блохи, теснота и тоска по дому и по свободе.

Кое-кто из заключенных бывал на юге и во Франции, умел в той или иной мере говорить по-французски — французский язык уже в те времена был и языком королевских дворов и lingua franca дипломатов. Постепенно товарищи по несчастью знакомились, рассказывали друг другу о себе, о сражениях, в которых побывали, вместе они проклинали тюрьму, тюремную пищу и воду. У некоторых завязывалась настоящая дружба: такие садились в сторонке и целый день разговаривали, вспоминая дом, жен и возлюбленных. И как в любом другом людском сборище, здесь объявлялись свои горлопаны и хвастуны, расписывающие собственные военные или любовные подвиги; и как всегда, товарищи в конце концов уличали и высмеивали их.

Вскорости Марко стал среди пленных всеобщим любимцем. Свободного времени в тюрьме было много, разговоры иссякли, постоянно обсуждать обыденные дела уже надоело. А тут среди заключенных нашелся человек, который мог часами рассказывать и рассказывать об удивительнейших приключениях. Разве он не побывал на краю света? Не видал величайшие чудеса природы? Не беседовал с государями и вельможами? Разве он не проехал по всем языческим странам и по всем морям, которые обнимают Землю? Верили ему слушатели или не верили? Dio mio! (Боже мой!) Да разве и надо было верить во все чудеса, развертывавшиеся перед их взором? Вот он говорит о стране, где живут люди-чудовища: те об одной ноге, у других голова растет прямо из груди, есть даже люди, которые носят голову подмышкой. А разве не рассказал он им о Мужском и Женском островах? Перед ним были сыны своего века: горизонт их был узок, за его пределами они почти ничего не знали, едва ли хоть кто-нибудь из них умел читать или писать, их духовной пищей с детских лет были разве только рыцарские сказания, во внутренний смысл религиозных обрядов они не проникали, они жили тяжелой жизнью, на удар отвечали ударом, их сердца согревали лишь кое-какие обманчивые убеждения — где им было воспринять хотя бы половину того, о чем повествовал Марко? Но Марко был великолепный рассказчик, его юмор ценили и люди XIII столетия, он любил непристойную шутку, у него был острый глаз на женщин, и он не стеснялся рассказывать о них все, что знал. Так узники услаждали себе жизнь рассказами путешественника, а тот мог собрать вокруг себя достаточно слушателей в любое время, когда у него было настроение говорить о своих приключениях и о далеких странах, где ему пришлось прожить так долго.

Тюремная стража тоже благоволила к Марко. Шансов на побег у заключенных почти не было, и стражники бездельничали. Не замечая ни минут, ни часов, затаив дыхание, широко раскрыв глаза, внимали они повестям Марко о долгих дорогах через горы и пустыни, о жизни в Китае, о странных обычаях кочевников-монголов. Рассказы о стране Сипангу, где крыши домов из золота, о людях страны Манзи, о пути от Зайтона к Ормузу, о госпоже Кокечин им никогда не надоедали и не приедались.

Тюремные стражи рассказывали о Марко своим начальникам, говорили о нем у себя дома, вспоминали за кувшином вина в тавернах. Мало-помалу мессер Марко — мессер Марко Мильоне, как стали называть его из-за того, что слово миллион слишком часто фигурировало в его рассказах, — получил известность по всей Генуе.

Так, говоря словами Рамузио — единственного автора, к которому мы можем прибегнуть в данном случае, —

поскольку, как это ясно, он обладал столь редкими качествами и имел за плечами удивительнейшее путешествие, поглядеть на него и поговорить с ним собирался весь город; обращались с ним не как с пленником, а как с очень дорогим другом и весьма уважаемым дворянином; к нему проявляли такое уважение и расположение, что не было часа, чтобы кто-нибудь из самых знатных жителей города не пришел поговорить с ним; для его нужд предоставлялось все, что только ему требовалось.

Трудно представить себе, что перед нами только предание или вымысел доброго Рамузио, который был влюблен в своего героя. Ведь Марко имел возможность подготовить свою книгу, он получил позволение послать кого-то к отцу в Венецию за своими заметками, его товарищу по заключению Рустичелло из Пизы — речь о Рустичелло пойдет ниже — разрешили помочь путешественнику в работе над книгой, книга стала распространяться, когда автор, по всей вероятности, еще не вышел из тюрьмы, — разве все эти факты не говорят о том, что Марко был не брошенный в темницу узник, как его часто изображали, а скорее знатный искатель приключений: ему не повезло на войне, он попал в плен, но благодаря своим талантам и «качествам» располагал в плену значительной свободой.

Хотя венецианец был говорлив и любил рассказывать о своих приключениях, хотя ему, вероятно, нравилось быть в центре внимания генуэзской знати и таким образом избегать невзгод, которые иначе могли бы выпасть на его долю, все же бесконечно рассказывать об одном и том же ему надоело и он с готовностью откликнулся на предложение записать свою повесть. Ради истины мы обязаны сослаться на одну строчку в «Prohemio primo» — предисловие Джамбаттисты Рамузио к книге Марко Поло; автор говорит, что эту строчку он нашел в раннем латинском издании книги Поло к использовал ее в своей работе. Здесь сказано, что Марко, «не желая быть праздным, пришел к убеждению, что для удовольствия читателей он должен собрать воедино все, о чем рассказывает эта книга».

Чтобы объяснить, как Рустичелло оказался в Генуе, надо обозреть историю Пизы. Пиза является одним из древнейших городов Италии. Гордящиеся своим городом жители Пизы относят ее возникновение еще к доэтрусским временам. Пиза расположена на великой Аврелиевой дороге, построенной в 241 году до нашей эры и используемой поныне. В древнеримскую эпоху Пиза была важным торговым центром. На месте пизанского кафедрального собора и кампанилы, воздвигнутых в XII веке, некогда стоял дворец Адриана. Город вырос в низкой болотистой местности у слияния рек Арно и Серкьо, от моря он находился когда-то на расстоянии двух миль. Однако береговая линия постепенно изменялась, и когда город был в зените своей славы, море ушло от него почти на пять миль. Вокруг города тянулись густые сосновые леса. Пиза рано развила прибыльную морскую торговлю, пизанские торговые колонии возникли по всему итальянскому побережью. В XI веке набеги сарацин заставили Пизу и Геную заключить союз, но после того как общий враг был разбит, раздоры между этими городами не прекращались.