Татьяна Маврина - Цвет ликующий

• Название: Цвет ликующий
• Автор: Татьяна Маврина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02676-4

Настоящая книга — первое издание дневников замечательного, самобытного художника Татьяны Алексеевны Мавриной (1900–1996), лауреата Государственной премии СССР, международной премии им. X. К. Андерсена и др. Живописец, график, иллюстратор книг, она обладала еще и незаурядным литературным даром, о чем свидетельствуют ее искусствоведческие этюды, включенные в эту книгу. Вместе с дневниковыми записями они дают читателю уникальную возможность проникнуть во внутренний мир художницы, составить представление о своеобразии ее творческой натуры.

---

В предвоенные годы Маврина увлеклась иллюстрированием книг любимых с детства классиков: Бальзака, А. Франса, Золя, Стендаля, Гофмана, Лермонтова. Теперь она предпочитала масляной живописи рисунок и графику как более динамичные способы художественного творчества.

«Москва 20–30-х годов, — писала она в автобиографии, — была еще в живых улицах, домах, со своим лицом, и людей в ней было не так много, и они еще были не пуганные войной (потом в каждом рисующем на улице обязательно видели шпиона). Я тогда рисовала все, что мне захочется. От непреодолимой природной застенчивости с мольбертом или с подрамником я не ходила. Рисовала в маленьких блокнотиках, „на спичечной коробке“, как принято говорить про такое рисование. А уже потом, дома, за неимением чистой бумаги, перерисовывала на обороте репродукций из альбомов, купленных у букинистов на скудные заработки тех лет.

Последнюю живописную работу на холсте масляной краской я сделала летом, в 1942 году, „В саду Красной Армии“, очаровавшись танцами на веранде клуба.

Солдаты, матросы и нарядные девицы, несмотря на бедствие, видимо в знак какой-нибудь победы на фронте — танцевали под оркестр из труб и барабана.

Но главная моя работа тех лет была далеко невеселая…

Я училась в мастерских ВХУТЕМАСа еще на Мясницкой улице и поражалась каждый день разительным контрастом — рыцарских лат и гипсов на лестнице на фоне золотых фигурных куполов с большими узорными крестами, занимавшими весь вид из больших окон. Так близко стояла маленькая церковка „Флора и Лавра“.

В войну, проехав раз по Сретенке на автобусе, увидала за домами собор XVII века — такой же, как в книжках Грабаря.

Я увидала всю его вековую красоту. И она может погибнуть от бомбежек! Надо зарисовать, пока стоит целая.

Буду рисовать все, что осталось от „Сорока сороков“ — пока не погибло. Я ходила по Москве — из улицы в улицу, по всем переулкам, площадям: рисовала незаметно, иногда в кармане пальто, иногда заходя в чужие подъезды; запоминала, чтобы дома уже написать красками на небольших листиках серо-голубой бумаги, на которой хорошо ложилась акварель и гуашь. Хорошо, что ее было вдосталь.

Я так натренировала свою память, что она запоминала даже все затейливые узоры „Василия Блаженного“. Его узорная пестрота, „огород чудовищных овощей“ по словам историка Мутера, с детства еще поразившая воображение по „Грабарю“, стала потом камертоном к русским сказкам.

Я рисовала церкви, башни, улицы, переулки, опьяняясь подчас и их названиями: Чертольский, Выползов, Сивцев Вражек, Путинки — путь на Дмитров, на Тверь; в Хамовниках — ткачи, на Таганке — кузнецы…».

За годы войны Т. А. Маврина нарисовала и собрала несколько папок с видами Москвы того времени. Много лет пролежали они в мастерской художницы и лишь однажды, в 1995 году, некоторые из них были показаны на выставке в ГМИИ им. А. С. Пушкина.

Цветовые решения работ Мавриной сложны и утонченны, в них отсутствует примитивизм колористических построений, а композиции четки и многоплановы, они не боятся масштабных изменений при репродуцировании.

Произведения Т. А. Мавриной можно смотреть по отдельности и любоваться ими, но истинное их значение зритель понимает, рассматривая их в совокупности, в серии, «сюите» — открытии, привнесенном в современное искусство импрессионистами, которыми Т. Маврина восхищалась:

«…не каждый день и не каждый час можно увидеть живопись импрессионистов в Щукинской или Морозовской галереях. А когда увидишь по-настоящему, выйдешь потом на улицу — будет продолжение увиденных картин на стенах домов, на трамваях, Кремль вдали и вода. Все начнет складываться из мазков цвета. И красный, синий, желтый уже не красный, синий, желтый, а еще какие-то цвета плюс к ним, дающие жизнь и воздух. Живопись берет из видимого мира потоки цветовых мазков, выдавленные из тюбиков куски краски, сведенные во что-то совсем другое, чем фотография. Даже в самой скромной живописной картине — все патетичнее.

Вот интересные слова Ренуара, у которого была воля, не руководимая доводами разума: „Я не знаю хорошо или плохо то, что я делаю, но мною была достигнута ступень, когда на это было совершенно наплевать“. …Умер он вечером, а утром еще писал анемоны. Вот это, по-моему, и значит жить в искусстве».

«Годы бедствий прошли, — пишет в дневнике Т. А. Маврина, — но глаза и руки продолжали свою работу. Так полюбилась мне старинная архитектура, нетронутая, не засушенная реставраторами, в пейзаже, со всеми своими „луковками“, „репками“, шатрами, окнами, крыльцами. Когда их несколько, группы, ряды — где-нибудь в Ростове Ярославском, в Суздале, — они преспокойно вписываются в небо ритмично и весело.

В пятидесятые годы земля и небо стали темой пейзажей и книжек. Пленяли дороги — в голубых глазах по весне, когда небо из звуков и грачиных крыльев стекает на розовеющие деревья. Дни прилета и отлета грачей — каждый год самые приметные, очень шумные весной, приметные осенью. Живые графические узоры на небе. А дорога сама, как живая, бежит — „мелкие ручейки — бродом брела, глубокие реки плывом плыла, широкие озера кругом обошла“ (это из сказок, которыми я в то время увлеклась).

Так старинная архитектура породила увлечение фольклором. Сказками я занялась после войны. Стала делать книжки в детских издательствах».

В 60–70-е годы Т. Маврина много путешествовала по ближнему и дальнему Подмосковью, «на одно и на два поприща от Москвы» и «за Золотые ворота» Владимира, как она писала в своей книге «Пути-дороги». В ее архиве хранятся десятки альбомов, любовно сброшюрованных и оформленных как книги, в которых собраны работы, привезенные из этих путешествий. Это своего рода лирические дневники, передающие впечатления художника от увиденного в пути. Ее книги-альбомы «Ярославль», «Вологда», «Москва — Тутаев», «Кострома», «Чудо-города», «Угличское шоссе», «За журавлями», «К Блоку», «Метель», «Снег» и др. еще ждут своего издателя.

Интересное замечание по поводу жанровых картин Т. А. Мавриной сделал А. Рогов в своей статье «Этюд к портрету Мавриной»: «Думаю, что пройдет всего еще лет двадцать, тридцать, многое из жизни провинции канет в Лету, и люди уже тогда смогут черпать из мавринских „Чудо-городов“ так же много, как мы сегодня черпаем из „малых голландцев“. Кому нужно, найдет в них уйму исторически-документального, кому нужно — подлинно философские раздумья, но главное, каждый почувствует душу сегодняшнего человека, всю глубину его чувств, узнает, что его волновало и радовало, как он относился к своей земле и своему народу, ко всему, что рождено его умом, сердцем и руками».

Т. А. Маврина — художник, то, что называется «от бога», но вот что она писала о своей работе

«…муки творчества, что нам приписывает литература, — мне просто непонятны, я человек рабочий. Если трудно — то не нужно, сказал еще давно философ Г. С. Сковорода. Повторю за ним и я!

Я не берусь „определить“, что такое творчество и что ремесло, мастерство, уменье, „самовыражение“ и т. д. Пишу, когда светло. Живет довольно самостоятельно рука. А когда я пишу, ей владеет даже не воля и мысль, а нечто вроде Сократовского „деймона“. Но руке нельзя все же давать полной воли, и надо „учить“, чтобы не была „вялой“, не было бы „чистописания“ и не форсила бы своим уменьем.

„Чистописание“ и „лихописание“ — одинаково плохо.

Это правило скромности руки, может, не все принимают и понимают. Но! Как хорошо принял это Боннар и из умелого рисовальщика японского типа стал нежнейшим живописцем, будто и „рисовать“-то совсем никогда не умел.

Ну а духовная сторона — что она собой представляет? — То, не ведомо что…»

В послевоенные годы сказочные темы заняли главное место в творчестве Т. А. Мавриной. Юмор и поэзия русских народных сказок, сказок А. С. Пушкина были близки ей с детских лет.

«…Уже и не вспомнишь, когда выучила наизусть пролог к „Руслану и Людмиле“, кажется, с ним и родилась. Сначала был Пушкин, потом уже сказки, — писала Т. Маврина в одной из журнальных статей. — Задумала я делать сказки еще во время войны, пленившись загорскими розовыми башнями, мысленно рисуя на обломанных тогда шпилях вместо простых флюгеров — пушкинского „золотого петушка“.

Но пока вдоволь не набродилась по московским улицам, разглядывая всякую старину, не поездила по старым городам; не посмотрела вдосталь народное искусство в музеях, книгах, в деревнях; не нарисовалась всего этого всласть, я не принималась за сказки».

Первой была «Сказка о мертвой царевне», вышедшая в 1949 году, затем был мультфильм «Сказка о рыбаке и рыбке» с рисованной заставкой «Лукоморье». Затем было много книжек русских сказок, иллюстрации к поэме «Руслан и Людмила», получавшие медали ВДНХ и Международной книжной ярмарки в г. Лейпциге.