Алексей Филиппов - Плач Агриопы

• Название: Плач Агриопы
• Автор: Алексей Филиппов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Все события далекого прошлого и настоящего являются отражением извечной битвы между силами Света и Тьмы. Средневековая бубонная чума, против которой не помогают ни крестное знамение, ни алхимические таинства, обретает черты охватившей Москву пандемии: так называемого Босфорского гриппа, от которого не спасают все достижения современной медицины. Стабильное общество потребления оказывается радужной пленкой на воде. 8-летняя дочь главного героя становится жертвой неизвестного вируса, и, не верящий ни в какую дьявольщину человек эпохи Интернета, ипотеки и фастфуда, начинает цепляться за все, что лежит за пределами здравого смысла — лишь бы спасти свою единственную девочку от страданий и смерти. Его задача — выявить носителей древнего сакрального знания: Инквизитора, Деву, Стрелка и Алхимика — и сколотить из них команду чумоборцев. Никому не известный электрик, знаменитый врач-вирусолог, разведчик ГРУ в отставке и живущая в сектантском «граде» староверка становятся заложниками вселившихся в них личностей, теряя при этом свое современное «я» и начиная разговаривать на языке Овидия, Данте и протопопа Аввакума. Где-то в огромном мегаполисе живет, может быть, пьет в «Макдональдсе» кофе, может быть, заседает в Государственной Думе, Иной — мужчина или женщина, в которых воплотилась Чума.

---

- И как тебе поможет это? — огнеликий, казалось, не скрывал изумления.

- Ты станешь моим ездовым Пегасом. Ты отвезёшь меня к нему — поднимешь вверх на своих крыльях, — выкрикнул латинист.

Никто не ожидал этого.

Это походило на кощунство.

Людвиг — легко, стремительно — будто и не побывав в тенётах — вскочил на ноги. Бросился к огнеликому. И, совершив немыслимый акробатический кульбит, оказался у того за спиной. Дальше последовал рисковый прыжок меченосцу на шею.

Латинист обхватил шею огнеликого обеими руками, взял её в захват.

Это казалось нелепым: маленький субтильный латинист повис на солнечном великане, как будто играл с ним в какую-то игру. Тот вряд ли ожидал такого. Людвиг вёл себя, как хулиган. Его выходка не вписывалась в мизансцену. И огнеликий сперва просто попытался сбросить юношу. Но тот вцепился в архистратига мёртвой хваткой.

Меченосец отчаянно замотал шеей. В это мгновение он походил на пса, пытавшегося высвободиться из удавки. На огромную птицу, которая попала в силки. Он раскачивался, шатался. Его движения становились всё размашистей, всё безумней. Он принялся пыхтеть, как толстяк на прогулке. Потом тонко подвывать. Наконец, взревел, будто раненый зверь.

- Бегите! — крикнул Людвиг чумоборцам. — Бегите к ДК. Делайте своё дело!

Павла эти слова подстегнули. Он, даже не проверяя, свободен ли в движениях, толкнул Третьякова плечом, бросился к зданию дома культуры. Людвиг подсобил: завладел вниманием огнеликого всецело. Тот полностью утратил власть над чумоборцами.

Бежать, впрочем, не получалось — так только, ковылять. Сильно замедлял всех алхимик. Он уже пришёл в себя, но пробитые руки и ноги давали о себе знать. Он не мог обходиться без помощи. Благо, им занялись выжившие бойцы «чёрного подразделения» — подхватили под руки и попросту понесли «на локтях», по следу чумоборцев.

Когда миновали зону, уставленную полицейскими «Фордами», впервые зашаталась земля.

Павел обернулся. Увидел, как огнеликий бьётся всем телом об асфальт площади. Катается по камням, пытаясь стряхнуть с себя латиниста. Если не стряхнуть — так раздавить. Но тот — как прирос к холке; будто ковбой на родео, держался на холке огнеликого мёртвой хваткой. Архистратиг зарычал, на его беломраморной коже выступили тёмные пятна — подпалины, или чумные петехи. Казалось, мрамор облили чернилами. А потом меченосец расправил крылья — как два водопада расплавленного металла, что струятся из зева металлургической печи. И взмыл в воздух.

С воем и сетованиями, птица закружилась над площадью. Архистратиг словно бы пытался ещё не устраняться из игры, нарезал круги, с прицелом на возвращение. Но вокруг него — по крупицам, по облачкам морозного дыхания, стекавшимся воедино, — собиралась туча. Она как будто облепляла птицу. Скрывала её от глаз. И медленно, черепашьими шагами, повлекла архистратига и его наездника прочь от площади, от ДК.

- Пойдём, — Третьяков отвлёк Павла от наблюдений за небом, вернул на грешную землю. — Неизвестно, что ещё будет. Время не ждёт. — Он, демонстративно, в десяти шагах от парадного входа ДК, поднял руки вверх, прокричал громко: — Мы пришли провести переговоры. Не вооружены. Просьба не препятствовать нашему входу в здание!

Ответа не последовало. «Ариец» опустил руки и начал подниматься по ступеням крыльца.

Павел двинулся следом.

Алхимик, поддерживаемый под руки бойцами, уже пытался идти сам — при этом сильно волочил ноги и оставался несомненной обузой.

Богомол не растворялся, не становился призраком. Пожалуй, его потрепало площадными событиями и сквозняками менее прочих. Он благоразумно держался позади всех, даже за спинами «чёрных бойцов».

Высокая стеклянная входная дверь ДК оказалась открытой.

В фойе не встретилось ни единого человека. У стойки гардероба громоздилась ветхая поломанная мебель — скамьи, столы и стулья, сваленные в кучу. Возможно, из всего этого строили баррикады, но потом разобрали. Фойе было изрядно замусорено. Но всё-таки здесь не бросались в глаза следы катастрофы — ни прошлой, ни будущей. Старые афиши и фотографии звёзд местной самодеятельности кривовато висели на стенах. С них на вошедших взирали костюмированные красавицы и красавцы. Других взглядов Павел на себе не поймал.

- Туда, — «ариец» вытянул палец в направлении обитых фиолетовым кожзамом дверей зрительного зала. Управдом кивнул. Они поднялись по короткому невысокому пандусу к дверям. Третьяков дёрнул за ручку.

И здесь не возникло препятствий.

- Ну, что там? — пропыхтел Павел в ухо коллекционеру.

- Чёрт! Ничего не вижу — темно, — ответил тот. Он выудил из кармана зажигалку и попробовал осветить окрестности. Сделал шаг вперёд, ещё один — осторожный. Споткнулся обо что-то. Чертыхнулся.

Павел мягко ступал за Третьяковым — след в след. Он слышал и других — их шаги.

А потом услышал что-то ещё.

Движение, возню.

- Мы здесь не одни! — «ариец» проговорил это отчётливо, громко. Наверняка, он доносил эту мысль не до Павла и остальных чумоборцев — до тех, кто скрывался в темноте. И давал тем понять: гости не таятся, они действуют открыто.

Он не ошибся.

Раздался низкий гул генератора. Потом звонкое клацанье рубильников.

И вдруг сцену осветили два сильных театральных прожектора.

В их свете перед чумоборцами предстал высокий «пионерский» костёр — ещё не тронутый огнём. А в центре конструкции из досок, реек, пластиковых панелей, газет, плакатов и рекламных афиш, возвышался столб, к которому была прикована юная белокурая девушка, облачённая в белые одежды. Её голова свесилась не грудь, она не протестовала против насилия, не читала молитвы, вообще не произносила ни слова. Похоже, она пребывала без сознания.

Рядом с костром возвышался бородатый старец. Под два метра дылда, не меньше! Павел, едва взглянув на него, обозвал его именно так: старцем. Хотя, приблизившись к сцене, убедился: бородатый совсем не был стар. Максимум — лет сорок-сорок пять. Но лицо его казалось узким, длинным, лоб — высоким, щёки — впалыми. Борода была острижена «клинышком». Вкупе с капюшоном, покрывавшим голову старца, вкупе с его белыми, «монашескими» по покрою, одеждами, всё это отсылало в древнюю Русь, во времена Андрея Рублёва и Феофана Грека.

В руке старец держал факел.

Картина была грозной, но слегка абсурдной. Возможно, абсурдности добавляло место действия — сцена.

Вся она лоснилась чем-то масляным. Павел почти не сомневался: её залили бензином. Стойкий характерный запах подтверждал догадку.

Несмотря на то, что прожекторы освещали одну только сцену, в зрительном зале угадывались многочисленные зрители. Головы, покрытые капюшонами, торчали над спинками кресел. При этом тишина в зале стояла зловещая.

- Полицейское оцепление снято, — громко объявил Третьяков. — Вам никто не угрожает. Штурма не будет. — Он чуть помедлил, подождал реакции, но её не последовало. Тогда «ариец» продолжил. — Мы знаем, в вашей общине есть девушка, несколько дней назад начавшая… пророчествовать. Отдайте нам её. Мы не причиним ей вреда. Она нуждается в медицинской и психологической помощи. — Третьяков огляделся. — Кто здесь главный? С кем я могу говорить?

- Тебе незачем говорить с нами, — старец на сцене зачем-то сунул голову в плащ, как курица — под крыло. Завозился, зашебаршил чем-то хрустким. — Ты можешь лишь с нами умереть! — Он чиркнул спичкой. Факел немедленно полыхнул в его руке.

«День огня! — подумалось Павлу. — Сегодня у нас — день огня!»

Капли бензина посверкивали в отблесках пламени. В каждой капле дрожали огненные язычки.

- Объясните, почему вы это делаете? — «ариец» не повысил голоса, и не сбавил тона. Он вопрошал так, как если бы по соседству с ним не происходило ничего необычайного — как если бы он вёл светскую беседу. — Просто объясните, что к чему. Мы тоже хотим знать то, что знаете вы.

- Знать — не важно; важно — чувствовать, — старец всё же снизошёл до ответа. — Та, о ком вы говорите, — дар. — Он мотнул факелом в сторону привязанной к столбу девушки. — С началом мора она потеряла свою личность и обрела чужую. И оказалось: истоки нынешней беды — в прошлом! Через неё, пророчицу, мы впустили в наши мысли, души это прошлое, ощутили вину. И готовы её искупить. Дева умрёт первой, мы — за ней. Ибо она и мы — семья. Она и мы — единая душа общины.

- Мор можно остановить, — проговорил Третьяков. Он обернулся в тёмный зрительный зал и повторил это громче: — Мор остановят! Люди уже наказаны! Большего наказания — Господь не желает!

- Посмотри на это! — в голосе старца прорезалась злоба. Он — одной рукой, не отпуская другой факела, — рванул ворот своего белого одеяния. Рванул с такой силой, что хламида треснула сразу в нескольких местах, тело факельщика обнажилось по пояс.