Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 3

• Название: Личный демон. Книга 3
• Автор: Инесса Ципоркина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья, заключительная книга о Катерине и о ее пути от удобной неприметности до возвышения на пиратской виселице. За которым следует падение прямиком в преисподнюю, где Катерину уже ждет законный супруг и никогда не виданная, хоть и рожденная ею дочь. И опять-таки не скажешь, к счастью ли возвышение, к горю ли падение и так ли страшен черт, как его малюют…

---

И когда все, чего ей не довелось испытать, изведать, испить, силы зла и добра принесли Кате на светящихся от могущества ладонях — именно оно, подлое, заставило испугаться, шарахнуться в сторону и понести без памяти, не разбирая дороги. Вот и прибежала. Обратно, на кухню сатаны, к котлам и сковородкам. И останется здесь навсегда, завороженная бесконечным танцем обреченных душ. Чтобы вечно прислуживать всем поднявшимся выше кухни.

Катерине срочно нужны союзники. Могучие союзники, не чета ей, размазне. И чтобы не играли Катей в свои игры, не плавили в своих формах, не кромсали по своим лекалам. Как таких обрести? Только заставив. Силой или хитростью.

Катя пытается поймать прощальный взгляд дочери, но видит лишь спину Мурмур, непохожую на спину девчонки с Тортуги. Здесь фигура у Ребекки, как у легкоатлета: широкие плечи, круглясь дельтовидными мышцами, перетекают в бицепсы, узкие бедра не подчеркивают талию, легкая сутулость — не от сидения за столом, а от привычки зверя прятаться в тенях, пригибаясь перед прыжком. Это не служанка Кэт и не дочка брухо. Это отродье дьявола, древнее и безжалостное. И сейчас оно уносит Денницу-младшую из тронного зала преисподней, служащего — вот казус-то! — еще и кухней. Дэнни пытается выглянуть из-за плеча Мурмур, но демон лишь слегка опускает локоть — и лицо Катиной дочери исчезает за плечом.

Только тогда Катерина осознает, что давно уже баюкает в руках неведомо для чего подобранный шар-тама, оставленный Ребеккой, будто не сокровище это, а бросовая, никчемная вещь.

Вот оно, зеркало владыки нганга. Не пара нефилимов, не выстроенный ими зеркальный коридор, а небольшой шар, оживающий от тепла ладони, от влитой в него силы, жажды, боли, греха. Выбор Мурмур между магией тама и волшебством любви сделан. Демон отдал Кате свой пропуск в мир живых, отдал без всякой торжественности, без скрепления сделки кровью или ромом. А взамен забрал дочь. И почему все исчадья ада так высоко ценят любовь? Может, потому, что она для них величайшая редкость и на ее фоне меркнет любая магия?

Что ж, Катерина помнит разговор, состоявшийся примерно вечность назад: если разбить зеркало Мурмур, это убьет демона. А может, просто лишит силы — настолько, что демоном ему не бывать. Или сотворит с повелителем палат из грязи еще какую-нибудь жестокую шутку — из тех, что саднят в душе веками. Катя задумчиво подбрасывает и ловит тама, подбрасывает и ловит, удивляясь, какой он легкий и одновременно тяжелый, как ложится в углубления ладони, заполняя их шелковистым теплом.

В круглых боках отражается череда Катиных двойников, каждый из которых проступает сквозь предыдущего, не сливаясь с ним. Из глубины шара льется мягкий свет, обводя золотым контуром силуэты, пересчитывая их, перебирая, точно карты Таро. Бери любой и примеряй, будто свадебное платье.

Катина рука обхватывает тама, большой палец ложится на самую темную, самую тусклую карту. Геката, Луна. Самая подходящая для тебя фигура, Катерина.[54] Как бы ты хотела вернуться в Дамы мечей с их непомерными амбициями и невезучестью! Но Луна не отпускает тех, кого поймала в сети. И потом, разве ты не мечтала стать кем-то другим, сильным, жестким и независимым? Можешь начать прямо сейчас.

Катя поворачивается к Нааме. Оказывается, все это время мать демонов стояла за Катиной спиной, наблюдая то же, что и Катерина: как Мурмур делает свой выбор между любовью и смертью.

И если бы Катя сошла с ума, она бы сказала, что в глазах Наамы стоят слезы.

Медленно-медленно, точно во сне, подруга дьявола подносит свои чудовищные длиннопалые кисти к лицу и по-детски, костяшками пальцев, вытирает глаза. Значит, Катя все-таки сошла с ума, а с Катей — и вся преисподняя. Иначе как объяснить то, что Катерина вдруг понимает?

— Мурмур — твоя дочь? От Люцифера, да?

— Мы обе слишком стары, чтобы помнить это, — шепчет Наама. — Бросай шар, не тяни.

— Зачем тебе убивать собственную дочь? — недоумевает Катя.

— Из жалости, — улыбается мать демонов. Катерина бы дорого дала, чтобы никогда не видеть улыбок, которые временами появляются на лицах демонов и на лицах ангелов — бесконечно понимающие и невыносимо горькие. После такого никакие конфеты и никакие любовные романы не покажутся приторными.

— А вот я не такая добрая, как ты, — ожесточенно сопротивляется Катя. — Я оставлю ей жизнь. И не вздумай мне мешать, ты!

— Когда ты заберешь девчонку, Мурмур ничто не спасет. С нею случится то же, что с ее отцом, — падают слова Наамы. — Это было и будет. Это предречено. Не хочу, чтобы она так мучилась.

— Твою мать! — рычит Катерина. — Я вам покажу «было и будет»! Я вам дам «предречено»! Куда он потащил мою дочь, твой гермафродит, показывай. Будете учиться разговаривать по-человечески, а не издыхать молча, бесня тупая.

И не видит, как за ее спиной Денница-старший подмигивает матери демонов, соблазнительнице ангелов, непревзойденной интриганке, а на лице его расцветает белозубая улыбка, ничуть не напоминающая ангельскую.

* * *

— Ты ведь не отпустишь меня? Никогда не отпустишь? — безнадежно спрашивает Эби. — Me quieres.[55]

Это неправда, неправда, однако Абигаэль верит в то, что говорит, и с тем, что сказано, никогда уже ничего не поделаешь. Словно многотысячезвездный космос разделяет их в один миг. Сказанная ложь — навсегда, потому что в том пространстве, в котором существует Эби, она — истина.

— Te deseo,[56] — усмехается Велиар. — Но не так, как тебе кажется, нахальный ты эмбрион.

— Тогда почему? — Абигаэль выкручивается на постели, кровь из-под веревок, стянувших тонкие запястья, течет по рукам, капает с локтей, пятная подушки. Агриэль вспоминает маленькую девочку, совершившую свое первое убийство и засыпающую на розовых шелковых простынях, испачканных чужой кровью.

— Чтобы ты не навредила себе, Эби. — Он старается быть убедительным, на всю катушку убедительным, не как человек — как черт. И пересаливает.

— Вот только не надо со мной играть! — обрывает его Абигаэль. — Оставь эти ужимки своему любовнику, Люциферу.

— Ну вот мы уже и любовники, — бормочет Белиал, пряча смущение. Он не готов обсуждать с собственной дочерью свой сексуальный опыт, поистине инфернальный.

— Послушай, — в голосе Эби звучит усталость, — ты не умеешь любить бескорыстно. Ты князь ада. Для тебя любовь — это всегда использование. Ты любил мою мать, но воспользовался ею, чтобы произвести на свет меня. Ты любишь меня, но и мной ты тоже пользуешься. Я пока не знаю как, но чувствую — это происходит, происходит постоянно. Мне легче знать детали, чем отрицать очевидное. Если тебе нужно спать со мной…

— Нет, бббожжже, нет!!! — кричит он и бьет кулаком в стену. И то, и другое — со всей силы. Каменная кладка крошится под рукой, трещина бежит к потолку, балка отзывается глухим стоном.

— Эй, пап, ты что? — тревожно спрашивает Абигаэль. Он бы растрогался, кабы не насмешка в заботливых интонациях, в обеспокоенном взгляде, насмешка, будто всепроникающий яд, она отравляет каждое проявление любви между ними. — Не обрушь дом нам на голову. И вообще, иди сюда. Я поняла, поняла! — осекает она Велиара. — Ты не собираешься брать на душу еще и грех инцеста. Тогда зачем вся эта красота? — Эби выразительно приподнимает ногу, накрепко привязанную к перекладине кровати, встряхивает спутанными руками.

— Ты не должна встречаться с ним, — едва слышно выдыхает Агриэль. — Не потому, что я ревную. Он… опасен, Эби.

— Да что в нем опасного, в этом сопляке? — рычит Абигаэль. — Сколько их таких было? А сколько еще будет! — И она пытается приподняться, чтобы заглянуть отцу в глаза.

— Нет, Эби, нет. — Белиал качает головой, точно фарфоровая собачка на камине — вправо-влево, вправо-влево — и никак не может остановиться. — Он первый на твоем пути. Потому что это… ангел, Эби. Он — твой ангел.

— Хранитель? — уточняет Абигаэль каким-то потерянным, детским голосом.

— Скорее убийца, — тоскливо отвечает Велиар. — Ангелы все убийцы. Хоть и кажется, будто убийцы — это мы. Он не будет хранить твое тело, дочь. Его интересует сохранность души. Ради ее спасения он тебя убьет. Замучает во искупление.

— Y una polla…[57] — шепчет Эби. И тут же взрывается криком: — А сказать нельзя было? В открытую сказать — нельзя? Сейчас же развяжи меня, старый дурак!

— Так ты не влюблена в него? — беспомощно спрашивает дух разрушения, хватаясь за узлы на щиколотке Абигаэль.

— Да с чего мне быть в него влюбленной? — рычит Эби, нетерпеливо дергая ногой, словно стреноженная лошадь. — Смазливый мужик и ничего больше.

Второй князь ада прячет глаза, не зная, как объяснить: это ты больше, чем человек, моя Абигаэль. Смертная женщина уже бежала бы навстречу Уриилу, ног под собой не чуя. Потому что силы ангельского обаяния, излитого им на тебя, хватило бы на самую фанатичную из невест христовых. Но ты уже не женщина. И не смертная. Я добился того, чего хотел.