Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1

• Название: Личный демон. Книга 1
• Автор: Инесса Ципоркина
• Жанр: Ужасы и Мистика

История, начавшаяся пожаром в доме самой обыкновенной женщины по имени Катя и явлением среди огня черного кота по имени Тайгерм. За котом подтянулись и демоны, и боги, и ангелы. Жизнь стала полна и непредсказуема. И неизвестно, чем все закончится, потому что эта книга — первый том романа, по всей видимости, трехтомного.

---

Вот только за дверью оказался не балкон, а штука совершенно немыслимая для обычного многоквартирного дома — открытая галерея, ведущая от башни-бастиона к центральному корпусу. Галерея была не столько старинная, сколько старая, с выкрошившимися столбиками балюстрады, вся какими-то буграми и ямами, не приспособленная для романтических встреч и прогулок.

В реальном мире, отчего-то злорадно подумала Катя, галереи на высотках, скорее всего, закрыты навсегда — из соображений не то экономии, не то безопасности. Однако здесь, высоко-высоко над зимней Москвой, можно было стоять, облокотившись на перила, и слушать, как рев машин и вой ветра переплавляются в гул прибоя, в шуршание морского песка, в песню дюн и скал.

— Почему я тут, а не на каких-нибудь Багамах? — изумленно пробормотала Катерина, обращаясь скорее к Кэт, чем к Мореходу. — Целыми днями только и слышишь: Провиденс то, Провиденс се. А заберешься в подсознание — никакого Провиденса, одна квартира в высотке и хроническая беременность, получите-распишитесь. Я что, лучшего не заслужила? — последняя фраза вышла совсем уж жалкой. Но Катя решила дать себе волю. Если не здесь и не сейчас, то где и когда, спрашивается?

Мореход стоял и смотрел на Катерину, иронически заломив бровь. Катя вдруг почувствовала, как стылый камень у нее под ногами становится теплым, даже горячим, словно огромная ладонь, а черные, мертвые трещины светятся нежным, розовым светом, будто внутри здания занимается рассвет.

— Мы что, на вулкане? — прошептала Катерина, припомнив тот самый миг, когда под ногами Беленуса и Теанны разверзлась земля и оба они рухнули в магму, казавшуюся совсем нестрашной — до того самого момента, как земная утроба мягко всколыхнулась под Катиными ногами, словно толкнулся ножками огромный младенец.

— Мама… — послышался голос, заглушенный слоями камня, стонами поднебесных ветров, вздохами городского прибоя, — …мама, выпусти меня…

— Витенька, — одними губами произнесла Катя, — я не могу… не умею.

— Учись! — точно хлыстом, ожег ее Мореход.

Катерина с криком схватилась за предплечье, на коже вздулся багровый, огненно-болезненный рубец. Ах ты мерзавец! — с ненавистью подумала Катя и взвилась в воздух, без разбега, словно птица, бросающаяся со скалы.

И сразу стало легче. Птицы ведь не бывают беременными. Воздух оказался тугим и упругим, как волна, он подхватил Катерину под брюхо, расправил ей крылья, распушил хвост. Катя мстительно клюнула ненавистного Морехода в темечко острым, будто кинжал, клювом, огромный котяра Тайгерм зашипел на нее, отмахиваясь когтистыми лапами — но Катерину было уже не достать, она слилась с восходящими потоками воздуха и понеслась над рекой и жиденькими столичными перелесками вдаль, к обжитому пространству Девичьего поля.

Лететь было трудно и холодно. Из своих снов Катя знала: воздух похож на быструю реку с водоворотами, швыряющими тело то вверх, то вниз, а во время полета лучше не смотреть вниз, на пустоту, разделяющую тебя и жесткую, поджидающую землю, надо глядеть вперед, на далекий горизонт, на тучи, ослепительно-белые поверху и грязно-серые с исподу. Тогда будет не так страшно и не забудешь, что умеешь летать. По бликующей анаконде реки в редких чешуйках льдин Катерина понимала, где она: вот унылый Нескучный сад; вот башни Новодевичьего и незамерзающий пруд рядом, сверху похожий на лужу у дороги; вот сквозные выгнутые луки мостов; таинственный, заглохший университетский парк, давным-давно превратившийся в лес; донжон Главного здания МГУ, где, согласно городским легендам, вьют гнезда гордые соколы-сапсаны.

Катю несло прямо на огромный погребальный венок на шпиле Университета. На нем-то я и отдохну, решила она. Всегда мечтала поглядеть вблизи на обшарпанное тулово звезды, венчающей высотку.

Кто-то поджидал ее среди огромных, в человеческий рост, листьев, точно притаившаяся в кроне дриада. Катерина растопырила крылья и напрягла лапы, тормозя и снижаясь. Конечно, Апрель. Кто бы сомневался.

— Ну как? — бесстрашно фланируя взад-вперед по обледенелой металлической ветви, поинтересовалась богиня безумия. — Полетала? Понравилось?

— Холодно, — хмуро каркнула Катя. — Ты зачем здесь торчишь?

— А где мне еще быть? — удивилась Апрель. — Я всегда там, где у тебя съезжает крыша.

— У меня съезжает крыша? — буркнула Катерина. — Ты меня ни с кем не перепутала?

— Что ты! — радостно отмахнулась богиня безумия. — Прекраснейшим образом съезжает. Прямо нарадоваться не могу. Эй, Викто́р, как ты?

Ишь, недовольно подумала Катя, не Витя, не Витька — Викто́р. Подлиза.

И в ужасе уцепилась руками за торчащие отовсюду штыри антенн. Крыльев больше не было. Не было вороньих перьев и вороньего бесстрашия. Она стояла там, куда без альпинистского снаряжения не забирался еще ни один человек — в паре метров над горизонтальным лучом звезды. И в двухстах тридцати пяти метрах над уровнем земли. Я никогда отсюда не слезу, безнадежно констатировала Катерина. Так и истлею здесь, впившись в металл скрюченными, окостеневшими пальцами. И однажды ремонтники обнаружат мой скелет, приникший к железным прутьям в смертном объятии…

— Мам, спускайся, — прозвучало изнутри. — Что ты все время боишься, прямо как маленькая?

— Сейчас, сейчас, — задыхаясь, пробормотала Катя, повисая на руках над крохотной, ненадежной поверхностью луча. — Сейчас, бесстрашный мой. Руководитель, блин. Инструктор…

Ладони соскользнули и Катерина, больно ударившись сразу всеми коленями, ладонями, локтями, упала на четвереньки внутрь огороженной, словно клетка, площадки.

— А теперь, — заговорщицки подмигнула Апрель, неведомо как оказавшаяся рядом, — будем рожать.

— Здесь?!! — хрипло выдохнула Катя.

— Конечно, здесь! — снова чему-то обрадовалась богиня безумия. — Самое подходящее место!

Катерина обреченно закрыла глаза.

Что она сделала не так? Почему она болтается в небесной клетке, под глумливый хохот ветра, будто преступница какая? Почему все распоряжаются ею и сыном, точно домашними животными — возьмем с собой, отдадим в передержку, выгоним на улицу, повяжем, привьем, кастрируем?

* * *

Холодно. Это пытка холодом, догадалась Катя. К холоду не привыкают, как к голоду или жаре. Палач может, не тратя сил, не сделав ни единого замаха плетью, не раскалив ни единой пары щипцов, привести на грань покорности и предательства то́лпы жертв. А уж одну-то жертву, запертую в обледенелой клетке на немыслимой высоте, и подавно. Почему я бессильна против неведомого палача, почему я — его любимая жертва? Потому что ты позволила, пришел ответ. Нет других причин. Только эта. Не он с тобой так обращается — ты сама так обращаешься с собой. Долгие, долгие годы. Всю свою жизнь.

Например, кто сказал, будто сын — неотъемлемая часть тебя? Уничижительно или ласково, гордо или смущенно, а сказала это ты. Вопреки правде. Виктор давно не ребенок, он мужчина. Мужчина, который опекал тебя и освобождал от забот много недель подряд. Мужчина, который принял на плечи ваш маленький мирок, когда тот рухнул. Разве этот большой, сильный мужчина может выскользнуть из тебя маленьким комком окровавленной плоти, чтобы стать гордостью твоей и… обузой? Нет. Не будет родов в железной клетке на верхотуре высотки. Зря надеется богиня безумия, мы ее перехитрим. Перехитрим, правда, Витенька?

Клюв, загнутый, словно рыболовный крючок, впился в сгиб Катиного локтя, рассадив мышцу до кости. Замерзшая плоть отозвалась вялой вспышкой боли. Если бы не багровая дыра, медленно, точно нехотя, заполнившаяся черной кровью, Катя и руки бы не отдернула. Огромная птица уставилась на Катерину бессмысленно-яростным желтым глазом. Сапсан, подумала Катя. Обычный московский сапсан. Гнездо свое защищает. Где-то рядом в сплетениях проводов и балок лежит бесформенная куча веток — сапсанье гнездо. В нем, среди вечных ветров и скрипа ржавых конструкций, подрастают птенцы, жестокие владыки городского неба, убийцы толстых сизарей и самонадеянных ворон.

— Пошел вон, — безнадежно прошептала Катерина, не зная, как отвадить злую птицу.

— А-а-а-ай! — взвился вопль позади. То ли от крика, то ли сама по себе клетка затряслась с бешеной силой. Катерине даже показалось, будто звезда, монументальная с земли и опасно хрупкая вблизи, пошла трещинами и вот-вот осыплется дождем осколков. — А-а-а-а, что это?!

Катя осторожно обернулась. За ее спиной светилась нечистой белизной окоченелая земля. Венка у звезды больше не было. И Апрель не было.

Упала, равнодушно подумала Катерина. Сорвалась. Что-то огромное, золотое и колючее, скрипя чешуей, пронеслось мимо клетки, сапсана закрутило в турбулентном потоке и зашвырнуло в синеву. Катя на четвереньках перебралась на другую сторону луча, выглянула в пролом — туда, где еще недавно торчали конусы листьев высотой в человеческий рост. Сейчас там не было ничего. Как если бы на смену зиме пришла не весна, а осень и листья облетели. Вместе с ветками.