Николай Ильюхов - Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

• Название: Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.
• Автор: Николай Ильюхов
• Издательство: Прибой
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1928

---

Очистив теперь весь Ольгинский район от белых, партизанам оставалось развивать наступление дальше, итти в другие уезды или же браться за изгнание интервентов, о чем нами недвусмысленно говорилось в выпущенных ранее декларациях. Однажды мы установили, что американцы нарушили условия, пропустив колчаковский вооруженный отряд по железной дороге. Это, естественно, насторожило партизан, и во второй раз, когда к пассажирскому поезду, идущему во Владивосток, были прицеплены вагоны с колчаковцами, отряд партизан под командой т. Петрова-Тетерина напал на этот поезд и обстрелял его. В этом бою погиб полковник Москвин, который был ранен и упал с поезда. Американцы тоже открыли огонь по нашему отряду, и недалеко от железной дороги в с. Суражевке завязался бой, окончившийся с жертвами для обеих сторон. Полковник Бресслер прислал письмо, в котором выразил сожаление о происшедшем и квалифицировал его как простое недоразумение. Однако это было начало конца нашей дипломатической деятельности. Внешним поводом к разрыву «добрососедских отношений» с американцами послужил арест ими нашего казначея т. Самусенко И. П., поехавшего на Сучанский рудник за покупками для партизанских отрядов. Американцы после ареста передали его японцам, которые в течение недели, пока он находился в их руках, по нескольку раз днем и ночью выводили его из помещения, ставили к стенке, наводили винтовки, ворочали затворами. Назавтра же после ареста Самусенко, по заданиям Ревштаба, были схвачены недалеко от лагерей два американских офицера и три солдата и доставлены в качестве заложников в Ревштаб. Началась резкая переписка. Обе стороны требовали освобождения арестованных. Японцы пытались выслать Самусенко во Владивосток в распоряжение русских властей, но мы организовали засаду, и поезд вернулся на Сучан, после чего Ревштаб предъявил в последний раз ультиматум: «Если к указанному часу т. Самусенко не будет доставлен невредимым в деревню Ново-Веселую, то американские заложники будут расстреляны». Это подействовало: обмен был произведен в назначенный Ревштабом час. Американские «пленники» в присутствии своего начальства и солдат сердечно благодарили представителей Ревштаба, сопровождавших их для обмена, за хорошее обращение и заявили, что теперь они хорошо узнали, что партизаны — это вовсе не шайка бандитов, как им рисовали. Деньги 19 000 рублей и покупки на 6000 рублей, захваченные при аресте нашего казначея, не были нам возвращены.

Весь описанный период партизано-американских отношений создает впечатление передышки, мирных иллюзий, за которые Ревштаб и другие деятели движения ухватились весьма охотно, пытаясь подольше сохранить такое положение. Какие цели ставило перед собой американское командование, заключая договоры с партизанскими организациями, разгадывать мы не беремся. Быть может, они думали этим самым в известном смысле парализовать нас как действующую революционную силу, а может быть и правду высказал полковник Пендельтон в своем объяснении после его смещения.

Остановимся однако на том, что́ сделал в развитии дальнейшей борьбы взявший на себя руководство вооруженными отрядами т. Лазо.

Ориентировавшись в создавшейся обстановке, т. Лазо прежде всего поставил целью форсировать ход событий в том направлении, чтобы «лебединая песня» наших «дружественных отношений» с интервентами была скорее допета. Поставлена была на очередь основная задача — начинать битвы с интервентами, так как продолжающаяся передышка тысяч поставленных под ружье рабочих и крестьян далее могла бы разлагающе действовать на них, притупляя остроту революционной устремленности к победе и новым завоеваниям. Если бы даже и постигло нас поражение, то для достижения этого противник должен был бросить не мало сил, а это не особенно гармонировало с тем положением, в котором находились силы Колчака в Сибири. Кроме этого, борьба с интервентами, как протест оружием против пребывания их на русской территории, должна была усиливать в рядах интервенционной армии мысль об уходе «восвояси», которая и без того открыто лелеялась, особенно американскими солдатами. Не надо забывать и того, что в Америке в эту пору происходило некоторое оживление в рабочем классе, настаивавшем на выводе войск из Сибири (демонстрации, требования и т. п.), а в Японии разразились тогда «рисовые беспорядки»; все это не особенно благоприятствовало интервенции, а нас толкало к нападениям на интервенционные войска. Сергей Лазо, поставив перед Ревштабом такой прогноз нашему, если можно так выразиться, «международному и внутреннему положению», повел работу по приведению в полную боевую готовность всех партизанских отрядов и по подготовке всего населения к предстоящим событиям. Надо было усилить, разжечь энтузиазм в частях и населении, вдохнуть во всех страстный дух непримиримой борьбы против всех интервентов, развернуть энергию восставших масс, чтобы доказать, что мы — сила, противопоставляющая себя не только вооруженному отребью русской буржуазии, но и всем капиталистическим армиям, закинувшим мертвую петлю на шеи рабочих и крестьян Дальнего Востока и Сибири. Тов. Лазо занялся разработкой подробнейшего плана генерального наступления партизан на интервенционные войска, спокойно жившие в «нейтральной зоне» на протяжении 50 верст от станции Сучан до ст. Кангауз. В этих операциях должны были участвовать все партизанские силы Ольгинского уезда с таким расчетом, чтобы серьезнейшим образом расколотить все гарнизоны противника. Далее, ставя целью наступления разрушение и дезорганизацию тыла Колчака, чтобы тем ускорить его падение, план Лазо намечал взрыв железнодорожных мостов и подъемников на узкоколейной дороге, по которой доставлялся каменный уголь для всего железнодорожного и морского транспорта Дальнего Востока и снабжались города. Иначе говоря, главною целью было нанести экономический удар власти правителя, парализовав при этом Сучанские каменноугольные копи путем отказа всех рабочих от работ, т. е. забастовки, в крайнем случае не останавливаясь и перед открытием всех шлюзов для затопления основных, с высокой добычей, шахт.

Широкий размах Сергея Лазо чувствовался во всем плане. Столь огромное дерзновение перед десятками тысяч блестяще вооруженного противника исходило из учета того, что силы русской белогвардейщины на всем протяжении от Урала до берегов Тихого океана были расшатаны почти до основания Красной армией и партизанскими отрядами, усилившимися во всех областях, а в рядах интервентов уже начинали петь отходную.

ГЛАВА XI.

Подготовка созыва Ольгинского уездного съезда трудящихся. — Углекопы готовятся к политической забастовке. — Объединенный митинг углекопов и крестьян.

В течение мая-июня Ольгинский ревштаб вел подготовительные работы к съезду трудящихся, который созывался по его же инициативе, одобренной населением, и на котором Ревштаб должен был отчитаться перед населением в своей работе и передать власть Исполнительному комитету; вопрос об избрании последнего был одним из важнейших на съезде. В повестку дня входили и такие вопросы, как определение отношения всего населения к интервенции, организация власти на местах, корейский и другие вопросы. Политически съезд имел своей задачей показать всему населению, что у рабочих и крестьян одни общие интересы в происходящей борьбе и что для успеха дела они должны тесней связать свою судьбу, сорганизоваться и образовать единый фронт для полного претворения в жизнь лозунгов «за советы» и «против интервенции». Созвать съезд было задачей не из легких по тому времени, когда в любой момент мог напасть противник. К тому же территория огромная, население разбросанное, плохо связанное, слабо организованное, а материальные возможности ограничены до крайних пределов. Однако, несмотря ни на что, Ревштаб взялся разрешить эту задачу. Во все уголки уезда, растянувшегося по берегу Тихого океана, по всем притаившимся в таежной глуши деревушкам пошла наша сильная духом молодежь. Агитаторы, воззвания, листовки, газеты залетали во все деревни. Сходки, собрания, митинги, речи, доклады всколыхнули крестьянскую массу. Чутко прислушивается ухо лапотника к каждому слову незнакомого, но родного, близкого человека. В голове зарождаются роем новые неизведанные доселе мысли — о революции, социализме, коммунизме, о борьбе. Там, где-то далеко за тяжелыми пластами житейской сутолоки забот и нужды, всплывают крылатые чувства, жажда битв, упорной борьбы. Как стальным резцом выгравировались в мозгах слова: «за власть рабочих и крестьян, за советы»; везде у всех одно непоколебимое решение — строить свою власть и до конца защищать ее. По словам агитаторов, не мало собраний сопровождалось небывалым подъемом, и боевой дух небывало охватывал воспрянувшее крестьянство.