Норман Льюис - День лисицы

• Название: День лисицы
• Автор: Норман Льюис
• Издательство: Радуга
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1985

В романе «День лисицы» известный британский романист Норман Льюис знакомит читателя с обстановкой в Испании в годы франкизма, показывает, как во всех слоях испанского общества зреет протест против диктатуры.

Другой роман, «От руки брата его», — психологическая драма, развивающаяся на фоне социальной жизни Уэльса.

---

Он нашел место, где опустил свою лесу, и бросил якорь. Лодка плавно покачивалась на небольших гладких волнах. Коста перегнулся через борт, подцепил пробковый поплавок, подтянул его, затем вытащил тяжелый камень, служивший якорем для лесы, и бросил его на дно лодки.

Потом он начал нехотя выбирать лесу. Метров шесть она шла совсем легко. Коста тянул все медленнее и, наконец, испугавшись, совсем остановился. Надежда на лучшую жизнь, даже на теперешнее существование, с которым он уже смирился, — все зависело от того, попалась ли на крючок рыба. Ему не хотелось вытягивать лесу дальше. Не думай о лисицах, думай о благословенной мадонне. Коста держал в руке обвисшую лесу и сосредоточился на мысли о милосердной деве, почитаемой покровительнице их деревни. Он старался представить себе ее смуглое доброе кукольное личико, обрамленное складками парчи, когда ее проносили во главе процессии по деревне, или хотя бы вспомнить ее изображение, прикрепленное к задней стенке деревенской шарманки. Но святой лик не желал являться. Зато хитрые морды лис, которых напустили на него жестокие боги, вершившие судьбами людей, так и стояли у него перед глазами — мерзкие, как кошмар наяву.

Он снова принялся выбирать лесу, чувствуя, что слабеет от страха. Но когда страх подкатился уже к самому сердцу, он вдруг почувствовал, что леса ожила: сначала она натянулась, потом снова ослабла, вырвалась внезапно из рук и опять туго натянулась и замерла, встретив упорное сопротивление неподвижного якоря на другом конце. Коста встал во весь рост, открыл рот и чуть было не закричал от облегчения, но устыдился, хотя море было пустынно и до резко прочерченного горизонта простиралась гладкая пепельно-серая пелена воды. И мгновенно день стал совсем иным — наполнился чудесными запахами, электрическими разрядами, сделался легким и радостным. Сквозь нежный плеск и покашливание воды в гротах он услышал пение птичек, гнездившихся в кустах на прибрежных скалах. Они взмывали в воздух и, пропев свою коротенькую четкую мелодию, снова пропадали в листве. Лисы исчезли, и, когда он, воспрянув духом, постарался представить себе мадонну, она явилась ему, милостиво покачиваясь на своем троне над головами толпы.

Коста перегнулся через край лодки и ухватил лесу указательным и большим пальцами. Он тянул очень осторожно, чувствуя, как леса натягивается и где-то в глубине трется об острый выступ скалы. Скала перетирает лесу по крайней мере в двух местах, подумал он.

Он нашел свои очки для подводного плавания, поплевал изнутри на стекла, растер слюну пальцем и ополоснул стекла в море. Надел очки, пояс со свинцовыми грузилами, за который был заткнут нож с пробковой рукояткой, и перевалился через борт лодки. Набрав в легкие побольше воздуха, он наклонился вперед, оттолкнулся ногами, и вода сомкнулась над ним, окутав безмолвием, оборвав крики чаек, и, по мере того как тяжелый пояс увлекал его все дальше в глубину, перед ним все отчетливее вырисовывалась фантастическая красота подводного мира.

За голубой завесой воды медленно, задумчиво шевеля плавниками, уплывали в разные стороны рыбы, а ближе к морскому дну, покато уходившему вниз, другие рыбы, попадавшие в погоне за добычей в золотистый солнечный луч, вспыхивали, словно огни далеких маяков. Коста погружался быстро, головой вниз, следуя за лесой, вода давила ему на уши железными пальцами, а все члены обрели плавность невесомости. Со всех сторон возникали и исчезали скалы, похожие на глухие тюремные стены, то желтые и отполированные морем, то покрытые складками застывшей лавы, пышно поросшей какими-то серыми цветами; у подножия этих скал колыхались чахлые водоросли, среди которых неустанно шныряли рыбы.

Следуя за лесой, Коста доплыл до входа в пещеру. Через трещину в дальней стене пробивался свет и, рассеиваясь, превращался в желтоватую мглу, в которой мелькали похожие на серебряные монетки рыбешки… Он ухватился за выступ скалы и вплыл в пещеру. В узком проходе морские анемоны касались его тела нежными, как у младенца, губами, а острые кораллы небольно царапали кожу. Запомнив, где расположена расщелина, в которую уходила леса, он поджал ноги и, сильно оттолкнувшись, выплыл головой вперед из пещеры. Лицо его было обращено кверху, глаза же устремлены к далекой, покрытой рябью поверхности моря, из порезов струилась темная кровь, а грудь стиснул спазм, словно он тонул. Он всплывал и видел, как, вырвавшись из его стиснутых губ, уносилась вверх струйка серебристых пузырьков. Вынырнув, он уцепился за край лодки и долго жадно вдыхал всеми легкими воздух. Потом перевалился в лодку и вытянулся на дне ее; горячие деревянные доски согревали и утишали дрожь озябшего в воде тела и саднящую боль порезов и царапин от колючек морских ежей. Он в полудреме подумывал, что же предпринять дальше. В прежние времена он натренировал себя так, что мог нырять за кораллами и омарами на глубину до двадцати метров. Но погружение в эту пещеру, глубиной не более десяти метров, показало предел его выносливости. Он был явно не в форме, ему не хватало дыхания, мускулы утратили необходимую крепость и сильно болели уши. С каждым новым погружением сил будет оставаться все меньше; устав под водой, он станет хуже соображать и перестанет чувствовать боль, обдираясь об острые скалы. Но Коста ни на минуту не усомнился, что сегодня, рано или поздно, он поднимется на поверхность моря с большой рыбой.

Ныряя в первый раз, он не ощутил холода неподвижных глубин, но, нырнув снова, уже почувствовал, как проходит сквозь студеный слой воды, лежащий сразу за слоем, прогретым солнцем. Ледяные струйки и ядовитозеленые водоросли оплетали ему руки и ноги, и, когда он проскальзывал в пещеру, поясницу ломило от холода. Черное опахало, закрывавшее расщелину, вдруг сложилось и исчезло из виду. Он запустил в пещеру руку и получил сильный удар по запястью; в следующий момент он почувствовал, что рядом бьется в смятении что-то огромное — казалось, будто это содрогается внезапно затопленная водой мощная машина. Волнение притупило чувствительность. Он больше не ущущал холода и страшной боли в ушах.

Пошарив вокруг, Коста нашел лесу, потянул за нее, и бурное содрогание сразу прекратилось, словно он выключил какой-то источник энергии. Он повел рукой по лесе дальше и обнаружил, что расщелину полностью закрывает нечто большое, скользкое и гладкое. Сначала ему показалось, что он тронул что-то очень твердое, ребристое и неподатливое, но, когда его пальцы наткнулись на пружинистый круг громадного глаза и обвисшую мякоть огромного толстогубого рта, все сразу стало ясно. Раздвинув рыбьи губы, он нащупал лесу, почти перетертую там, где она проходила сквозь тесно посаженные иглы зубов. Он вытащил нож, стараясь нащупать два места, не защищенные панцирем костей. Под таким углом всадить нож в глаз было невозможно, но имелось еще одно незащищенное место — на горле. Он ударил, острие ножа угодило в твердую поверхность, чуть скользнуло, и нож вошел вглубь. Шесть раз вонзал он острие, каждый раз дотрагиваясь костяшками пальцев до неподатливой рыбы, которая, не дрогнув перед оружием, до предела напрягала железные мускулы, удерживаясь в расщелине при помощи растопыренных жабр.

Легкие Косты были готовы лопнуть. В полном изнеможении он начал выбираться из пещеры, из последних сил проделывая нужные движения. На какой-то момент он оказался замурованным в зеленоватом айсберге, на него нахлынула боль, временно заглушенная нервным напряжением, уши почти лопались, и сознание мутилось. В следующий момент он очутился в теплой ванне верхнего слоя воды.

До самого полудня он лежал в какой-то прострации, привычные прибрежные шумы будили и снова убаюкивали его, лодка мягко покачивалась, припекало солнце. Иногда, очнувшись от дремоты, он видел небо; сквозь едва разомкнутые веки оно казалось фиолетовым. Служившие наживкой рачки-отшельники смело карабкались по бортам лодки и, забирая вбок, ползли по тыльной стороне его рук. Жук, известный под названием «фараонова маска», покружил над ним, опустился, как крошечный геликоптер, и отведал выступившую из уха капельку крови.

Разбудили Косту обдавшие его брызги: море разыгралось и потемнело, ветер гнал белые барашки, и волны уже по-новому, нетерпеливо, бились о борт лодки. Чтобы немного согреться, Коста надел фуфайку и рубашку и заправил их под пояс. На этот раз он хотел добраться до пещеры как можно быстрее, чтобы не перенапрягать легкие, и потому, ныряя, прихватил два тяжелых звена старой якорной цепи, чтобы, достигнув дна, их бросить. Он вслепую прошел сквозь бурлящий вспененный слой воды, держась подальше от тех мест, где волны бились о скалы, и погрузился в неподвижные глубины, в леденящий холод и сверкание подводной арктической ночи. Через семь секунд после того, как он покинул лодку, и имея в запасе тридцать секунд, достиг пещеры, где, словно по орбите, двигались любопытные рыбешки, — он просунул руку в расщелину, стараясь найти лесу. Все эти часы из меру непрерывной струйкой вытекала кровь, которой у нее вообще было немного, и сейчас рыба должна была совсем обессилеть. Но и в смертельной агонии, потеряв сознание, она все еще продолжала бороться, по живучести не имея себе равных среди теплокровных земных животных.