Владимир Журавлев - Обыкновенные инопланетяне

• Название: Обыкновенные инопланетяне
• Автор: Владимир Журавлев
• Жанр: Научная Фантастика

Безжалостный и довольно агрессивный мир человеческого будущего, город-планета Арктур. И вот из этого мира группа обыкновенных инопланетян попадает к нам… Закончено 28 апреля. Каким-то боком связана и с "Неудачной реинкарнацией", и с "Сыном планеты".

---

— Сбереги дочку-то! — попросил он в пространство. — Дети — вне войны.

Знал-догадывался Цайпань, что слышит его госпожа Тан, не может не слышать. И дочку — сбережет. Заметил он, что уважает старые законы госпожа Тан. В мире, где все продается и покупается, так хотелось верить, что есть что-то незыблемое. Что-то святое. На что не посмеет поднять руку ни главный полицай, ни сам главный распределяльщик всех средств континента. Так хотелось верить, что сбережет госпожа Тан дочку. Потому что больше не во что было верить. А Цайпань… Цайпань никто. Цайпань не нужен.

— Дети вне войны! — весело и страшно сказал Цайпань главному полицаю, но не столько ему, сколько тому, кто в видеосфере. — Запомни, хайван!

И плавно шагнул к нему. Плавно, но стремительно. Главный полицай не успел отшатнуться, только удивиться успел. И всё.

Конечно, Цайпань не был мастером единоборств, как недавно застреленный профессионал. Но кое-кем — был. Арктур — такой мир, что если не умеешь драться, сразу погибнешь. Это таким наследственным господарям, как главный полицай, можно ничего не уметь, кроме как распределять. А Цайпань с детства готовился к жизни. В детстве, когда привели Цайпаня к наставнику, старик сразу предупредил, что бойца из Цайпаня не получится. Бойца не получится, а вот танцор — иное дело. И пошел Цайпань учиться на танцора. Но танцы на Арктуре — опасные танцы. С ударами в горло, в глаза. Удары, конечно, не такие страшные, как у бойцов-профессионалов, зато неожиданные, запрятанные в плавных движениях — и не менее смертельные. Так что драться Цайпань умел. То есть — убивать. На Арктуре только так дрались, насмерть, а иначе это не драка, а баловство.

Главный полицай еще хрипел, еще валился, а Цайпань уже шел к двери. Он знал, что все кабинеты в управлении просматриваются-подслушиваются, но не мгновенно же принимаются решения? Такие важные, как жизнь и смерть Цайпаня — точно не мгновенно. Он вполне мог успеть выйти из управления. Если за дверью не стоит преданная главному полицаю охрана, вполне мог. А вот если охрана стоит…

Охрана за дверью стояла. Бойцы в балахонах спокойно взяли его на прицел, как будто не сам Цайпань перед ними стоял, а ростовая мишень-самобегалка. Цайпань обреченно закрыл глаза и вздохнул. Требовало сосредоточиться. Бойцов ему вряд ли пройти, но и сдаваться он не собирался. Главный шаг он сделал там, в кабинете, назад дороги нет. Значит, прорываться.

— Пропустить.

Он удивленно открыл глаза. Бойцы послушно отвели оружие. Пожилой боец благожелательно качнул ему пальцами — мол, проходи, мы не против. Боец Вуй. Никакой не руковод, даже не старший группы, а как слушаются его бойцы! Значит, в команде госпожи Тан боец Вуй.

— Не забуду тебя, — одними глазами сказал ему Цайпань и стремительно пошел к выходу.

Заметил, как светлая коряга госпожа Си проводила его внимательным взглядом, даже руку опустила за дыроделом, но стрелять не стала. Хотя явно хотела, сильно-сильно хотела, Цайпань даже съежился.

Площадь перед управлением встретила его жарой и влажной духотой. Прохладное нутро колымажки поманило привычно, но он преодолел себя и прошел мимо. В колымажке столько маячков, что тут же поймают Цайпаня, и летательный допуск не спасет. Только ногами. На ногах маячков нет. Наверно, нет.

Он сумел перейти площадь. Свернул куда попало, лишь бы уйти с линии возможного прицела. Еще свернул. Побежал, не веря в свою удачу. Неужели спасся? Он бежал, пока не выдохся. Потом остановился и огляделся.

Вокруг были плавни.

— Плавни принимают всех, — прошептал он онемевшими губами. — Плавни… принимают всех.

Обыкновенные инопланетяне

— Плавни принимают всех, — тихо напомнил профессор.

— В объятья — или в зубы, — одними губами улыбнулась бабушка Нико. — Экзотизмы Руфеса целиком знать надо, полицайский ложный лидер! Я — зубы плавней, трепещи, самозванец Хэй Син!

Они стояли друг против друга, настороженные, внимательные. Прицел дыродела уставился профессору прямо в грудь, не увернуться, не прикрыться. Мимо шли редкие утренние аборигены, один, с ушными заглушками на голове, даже чуть не прошел между противниками, но профессор вовремя перехватил его и провел у себя за спиной.

— Айя-каргана!

Профессор еле заметно улыбнулся, и глаза Нико-убийцы сердито сверкнули.

— Нельзя стоять, опасно это, — заметил старик. — Тут непривычный мегаполис, почти без седалищных мест на улицах. Так странно, так необычно. Улицы-прогулялки есть, седалищ нет-не видно. Ищем седалища, да-нет, бабушка Нико? Не как бабушку приглашаю, как юницу! Давно рука в руке не гуляли! Мегаполис странный, да, а прогулялки хорошие, чуть ли не отличные прогулялки! Только сидеть негде. Идешь или так стоишь, дыроделом играешься?

— Стоять опасно — почему?

— А старые мы, вот почему. Суставы болят, когда стоишь. Идешь — не болят, а вот если стоишь… так идет бабушка Нико?

— Пусть идет самозванец Син! Зубы плавней и на вдох не упустят самозванца из прицела!

— Но ты не зубы плавней, — улыбнулся профессор. — Ты — большая тайна, Нико-Пяолян. Уж я-то знаю.

И профессор спокойно пошел вперед. Потом обернулся, оглядел застывшую профсоюзную убийцу.

— Рука в руке, Нико. Рука в руке. Как в юности.

— Не гуляли в юности — ты и я! Что может знать доглядальщик полицайский о тайнах Нико? Ничего! Не догадается даже, не подумает! Догадливых рыбы съели еще в юности! В моей юности, не в твоей, самозванец!

Профессор вздохнул. Протянул руку назад, не глядя, но безошибочно ухватил сухую ладошку главы службы собственной безопасности профсоюзов. И они пошли вместе.

— Дело как раз в твоей юности. В юности, да, и еще в фактах. Есть только один способ познания мира, Нико, только один. Факт к факту, один к одному. Долго, но верно. Я так и делаю. Хожу, смотрю, дышу даже, а факты — они копятся…

— Но не складываются? Тогда ты плохой профессор, хуже, чем полицайский доглядальщик, даже хуже, чем самозванец!

— Нико, — вздохнул профессор. — Красавица Нико. Я ведь помню тебя с юности. Тебя все плавни помнят. Неуловимая, бессмертная Нико. Красотка-убийца с очаровательным голоском, очень-очень необычным…

— Я островитянка, не из мира сего, то Худышка Уй всем поведала!

— А я поэт, Нико, настоящий поэт, ни разу не поддельный. Я целый голос народа слышу. Вот гвардеец Чень. Мастер-наладчик много чего, и говорит, как наладчик, а ругается, так даже как команда наладчиков. Это если не прислушиваться. А прислушаешься — гласные тянет наладчик Чень, не все гласные, только те, какие военные в своих командах тянут. Когда говорит — не тянет, только когда кричит. Так забавно, так неосмотрительно. И пальцами дергает наладчик Чень. Когда опасность — так дергает, что видно. Видно, что это армейский сигнал. А говорит — я гвардеец. А гласные тянет, как в армии тянуть любят, не в гвардии. Так забавно — и почти незаметно. Или вот бабушка Нико, совсем настоящая, даже островитянка…

— Я островитянка!

— Молчу весь.

— Я островитянка! И гласные — не тяну! Говорю, как островитяне говорят, кто в плавнях живет-поживает!

— Как островитяне — но не только. И если б знала, насколько сильно "не только"…

Профессор покосился на замолчавшую убийцу и виновато повел пальцами, мол, больше не буду.

— И сильно "не только"? — неловко спросила бабушка.

— Несильно, — вздохнул профессор. — Но несильные факты тоже должны складываться в картину, они же факты. А не складываются. Ты большая загадка, бабушка Нико. Знаешь экзотизмы Руфеса из тех, что в плавнях давно забыли. Забыли еще до твоего рождения, Нико, вот как. И танцевать любила красотка Нико — и сейчас любит. И видны в танцах островитянки следы школы. Хорошей школы, так специалисты по танцам отметили. Только специалисты факты складывать не умеют, вот и не поняли ничего специалисты.

— А если я…

— И Яна Хэка ты не хоронила, — жестко сказал профессор. — Ян Хэк погиб, правильно знаешь. Балахонник застрелил, тоже правильно. Чего не знаешь — четверо их было, Хэков. Ян Хэк — голос народа, убивают таких. Но знамя борьбы кто-то должен держать, и кто-то должен озвучивать требования профсоюзов. Падает один — на его место встает другой. Тоже — Ян Хэк. И еще кто-то, но кто, уже неважно. Я — пятый Ян Хэк, Нико. Пятый. Но ни одного ты не хоронила. Потому что… орден Насмешников создал я. Я и преемников выбирал. Я же оплакивал и хоронил, и сердце обливалось кровью. Я их всех отправил в посмертие, не забыть того вовек, Нико! А как кончились преемники — самому пришлось встать голосом народа. Вот так-то, большая загадка красавица Нико.

— Я…

— Ты хороший профсоюзный боевик, Нико. Лучше не пожелаешь. Я тебя с юности знаю. Загадочная островитянка с очень высоким образованием, выше не бывает! Тогда ты еще сложнее говорила, сейчас-то научилась простоте, от плавней не отличить. Ты говорила и танцевала, а я неявно рядом стоял — и все видел. И запоминал, факт к факту. Меня тайна хранила, а тебя…