Уильям Тревор - Вечные любовники

• Название: Вечные любовники
• Автор: Уильям Тревор
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0454-7

Вошедшие в сборник рассказы живого классика англо-ирландской литературы Уильяма Тревора впервые публикуются на русском языке. Тревор пишет о любви — как правило, о любви несчастной, и каждая история, каждый герой несчастны на свой лад. Герои Тревора, «маленькие люди», плохо ориентируются в жизни, пасуют перед ней и погружены в свой собственный мир, в котором они только и могут быть счастливы.

---

— Хильда…

— Пошел ты знаешь куда! — Хильда вдруг разозлилась — и не потому, что он требовал развод, а потому, что настаивал на своем, не желал ее слушать. Он ведет себя как последний дурак, объяснила она ему, добавив все то, что он знал и без нее. Что таким, как они, развестись все равно не удастся. Что, если у его подружки нет денег, они будут биться головой об стену и в результате все равно ничего не добьются — только юристам-кровососам дадут заработать.

— Они тебя по миру пустят, эти жулики, — кричала она, и ее голос дрожал от гнева. — Всю жизнь на них работать будешь!

— А мне наплевать… — начал было он, хотя ему было совсем не наплевать. — Мне плевать на все, кроме одного…

— Так я тебе, кретину, и поверила!

— Хильда…

— Послушай, хватит тебе с ней церемониться. Отведи ее вечером в парк или еще куда-нибудь. От нас с тобой не убудет.

Она прибавила звук и быстро допила вино, а потом, в спальне, набросилась на него с еще большим «аппетитом», чем обычно.

— Господи, как это меня завело! — прошептала она в темноте, обхватывая его ногами. — То, о чем мы говорили… девица твоя…

Кончив, она сказала:

— Знаешь, у меня с этим почтальоном было. Клянусь тебе. На кухне. И, если хочешь всей правды, Фаулер тоже иногда меня навещает.

Он лежал радом с ней в темноте и не знал, верить тому, что она говорит, или нет. Сначала он подумал, что, услышав про Мари, она просто старается не отстать от молоденькой, но затем понял, что ошибся.

— Один раз мы занимались этим вчетвером, — призналась Хильда. — Фаулеры, я и еще один парень — он раньше в клубе работал.

Она начала водить пальцами по его лицу, чего он терпеть не мог. Ей почему-то казалось, что это его возбуждает.

— Расскажи еще про свою крошку, — попросила она.

Он сказал, чтобы она оставила Мари в покое и перестала гладить его по лицу. Теперь, когда она рассказала ему про Фаулера и почтальона, он мог не скрывать, сколько времени продолжается его роман с Мари. Он рассказал ей, и не без удовольствия, про первый день нового года, как он пошел в аптеку купить наждачную пилочку и «Колгейт» и как познакомился с Мари, потому что Мари и Мэвис обратились в турагентство за билетами в Коста-Брава.

— Но вы ведь еще ни разу… да?

— Много раз.

— Господи, где же? В подъездах? В парке?

— Мы ходим в отель.

— Ах ты, старый проказник!

— Послушай, Хильда…

— Прошу тебя, продолжай, дорогой. Рассказывай все, как было.

И он рассказал ей про ванную. Она стала задавать ему вопросы, вдавалась в самые интимные подробности, просила, чтобы он описал ей Мари. Когда их разговор подошел к концу, уже светало.

— Про развод забудь, — сказала она ему за завтраком как бы между прочим. — Слышать больше об этом не желаю. Не хочу, чтобы ты из-за меня разорился.

В тот день видеть Мари ему не хотелось. Не хотелось, но пришлось: они заранее договорились встретиться, она ведь знала, что накануне вечером он собирался поговорить с женой, и ей не терпелось узнать, чем этот разговор кончился.

— Ну? — спросила она его в «Барабанщике».

Он пожал плечами, покачал головой и сказал:

— Я ей все рассказал.

— И что она сказала, Норман? Что сказала Хильда?

— Сказала, что говорить о разводе — безумие. Сказала то же самое, что говорил тебе я: мы не сумеем с ней расплатиться.

Некоторое время они сидели молча. Наконец Мари сказала:

— Выходит, ты не можешь ее бросить? Неужели ты не можешь просто не возвращаться домой? Какую-нибудь квартиру мы могли бы снять. Не будем торопиться с детьми, любимый. Уйди от нее — это самое главное.

— Нас все равно найдут. Найдут и заставят платить.

— И заплатим. Если я буду работать, ты сможешь платить столько, сколько они потребуют.

— Ничего не получится, Мари.

— Милый, прошу тебя, уйди от нее.

Что он, к немалому удивлению Хильды, и сделал. Однажды вечером, когда она была в клубе, он собрал вещи и переехал в Килберн, где им с Мари удалось снять две комнаты в пансионе. Своего адреса он Хильде не оставил — написал записку, что уезжает и больше не вернется.

Какое-то время они прожили в Килберне в пансионе с одной уборной и ванной на пятнадцать человек. Там он и получил вызов в суд, где ему сообщили, что он недостойно повел себя с женщиной, на которой был женат, и он дал согласие выплачивать Хильде ежемесячное содержание.

Две комнаты в Килберне, где они жили как муж с женой, были грязными и неуютными — их жизнь в пансионе довольно сильно отличалась от той жизни, какой они жили во времена «Барабанщика» и отеля «Грейт Вестерн Роял». Норман и Мари пытались найти что-то получше, но за умеренную плату приличное жилье отыскать было нелегко. Они приуныли, ибо, хоть и жили вместе, до их собственного домика, детей и радостей жизни им было так же далеко, как и раньше.

— Можно переехать в Рединг, — подала идею Мари.

— В Рединг?

— Ну да, к маме.

— Но ведь твоя мать чуть было не отреклась от тебя. Она на тебя зла — сама же говоришь.

— Сегодня зла, а завтра — нет.

Мари оказалась права. Однажды в воскресенье они поехали в Рединг выпить чаю с матерью Мари и с ее подругой, миссис Друк. За столом ни та, ни другая к Норману не обратилась ни разу, и однажды, когда они с Мари вышли на кухню, он услышал, как миссис Друк, не скрывая раздражения, сказала, что Норман годится Мари в отцы.

— Что с него взять, — отозвалась мать Мари. — Пустое место.

И тем не менее матери Мари очень не хватало зарплаты дочери, и в тот же вечер, не успели они еще доехать до Лондона, было решено, что Норман и Мари в течение месяца переедут в Рединг с условием, что, как только представится возможность, они обязательно поженятся.

— Имей в виду, для меня он — квартирант, — сказала мать дочери. — Квартирант, и только.

— Не будем забывать о соседях, — добавила миссис Друк.

В Рединге им жилось еще хуже, чем в Килберне. Мать Мари по-прежнему относилась к Норману пренебрежительно, постоянно делала ему замечания: то он был неопрятен в уборной, то наследил на крытой ковром лестнице, то на выключателях остались следы от его грязных пальцев. Мари каждый раз вступалась за Нормана, и начинался скандал, в котором обязательно участвовала миссис Друк — она страсть как любила скандалы; кончалось же обычно тем, что сначала мать, а следом и дочь громко рыдали. За это время Норман побывал у юриста и сообщил ему, что Хильда, по ее же собственным словам, изменяла ему с почтальоном и с Фаулером.

— А свидетели могут это подтвердить, мистер Бритт? — поинтересовался юрист и криво улыбнулся, когда Норман ответил, что свидетелей у него нет.

Он и раньше знал, что с разводом ничего не получится. Знал, что интуиция его не подвела: Хильде не надо было ничего говорить, не надо было просто так уходить из дома. Да и с Мари он повел себя не лучшим образом; впрочем, так всегда бывает, если девушка сходится с женатым мужчиной.

— Раньше надо было думать, — любила громко, со значением говорить ее мать, когда дверь в ее комнату была открыта и Норман проходил мимо.

— Эгоист, что вы хотите, — вторила ей, так же громко, миссис Друк.

Всякий раз, когда он говорил, что у них ничего не получится, Мари с ним спорила. Но и она уже не отчаивалась так, как отчаивалась бы год или два назад: напряжение сказывалось и на ней, особенно напряжение от жизни в Рединге. Когда Норман сказал ей, что надеяться больше не на что, она горько разрыдалась; пустил слезу и он. Вскоре после этого Норман попросил, чтобы его перевели в другой отдел «Всего мира», и был отправлен в Илинг — очень далеко от отеля «Грейт Вестерн Роял».

Через полтора года Мари вышла замуж за рабочего пивоваренного завода. Узнав, что Норман так и не женился, Хильда написала ему письмо: не будем, дескать, ворошить прошлое. Норману было очень одиноко в однокомнатной квартирке в Илинге, и он согласился выяснить с женой отношения, после чего вернулся домой.

— Я на тебя не в обиде, — сказала ему Хильда, — я ведь тоже тебе изменяла: в твое отсутствие здесь жил один парень из клуба, менеджер в «Вулворте».

— И я тоже на тебя не в обиде, — сказал Норман.

И все же эта любовная история запечатлелась в памяти Нормана Бритта как некое чудо — чудо, которое не забывается. Она не перестала быть чудом оттого, что над ними издевалась Хильда. Не перестала быть чудом из-за двух грязных комнатушек в Килберне или из-за ничуть не менее тяжелой жизни в Рединге. Воспоминание о том, как они шли в отель «Грейт Вестерн Роял», как на последние деньги выпивали в баре отеля, как, стараясь держаться по возможности небрежно, поднимались, сначала он, спустя несколько минут — она, по лестнице, — все это мнилось ему теперь какой-то волшебной сказкой, которая почему-то обернулась былью. Сказочной была и ванная комната на третьем этаже отеля, та самая, что полнилась шепотом и ласками. Та самая ванная, в которой экзотические страны, куда он в дневные часы продавал билеты, приобретали какое-то особое очарование, когда он рассказывал о них девушке, ничуть не менее соблазнительной, чем самые разудалые красотки в фильмах про Джеймса Бонда. Иной раз, когда Норман ехал в метро, он закрывал глаза и с величайшим удовольствием, на какое только еще был способен, вспоминал отделанные мрамором стены, огромные медные краны и ванну, которая даже для двоих была слишком велика. И время от времени ему начинало казаться, будто до него откуда-то издалека доносится музыка и голоса «Биттлз» и будто поют они о любви в ванной, а не о Элеонор Ригби или сержанте Пеппере.