Елена Кейс - «Ты должна это все забыть…»

• Название: «Ты должна это все забыть…»
• Автор: Елена Кейс
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автобиография участницы движения за свободную репатриацию советских евреев.

---

В апреле 1981 года я получила следующий отказ. По той же причине. Вернее, без всякой причины. Сказала я о нем только Андрюше и Гере. А в нашей группе — никому. К тому времени мне уже было ясно, что отказы для них — дело обычное. Они уже давно перестали подсчитывать их. Я поняла, что мне тоже необходимо выработать к ним иммунитет.

На лето я уехала с Андреем в Челябинск. У меня остались прекрасные отношения как с родителями Володи, так и с семьей его брата, особенно с Милой. В конце августа мы вернулись в Ленинград, и сразу же раздался телефонный звонок Геры. «Я хочу тебя срочно видеть», — сказал он как-то необычно серьезно. «Приезжай», — ответила я и подумала, что у него какие-то неприятности. Гера приехал очень быстро и практически без всякой подготовки сказал: «Я хочу, чтобы мы поженились». «Это невозможно», — ответила я, не раздумывая. Он настаивал. Наконец я сказала: «Послушай, я знаю, что ты хочешь уехать в Израиль и не можешь подать документы. Давай говорить начистоту. Я согласна заключить с тобой фиктивный брак, чтобы помочь тебе выехать. Но здесь в наших отношениях ничего не должно измениться, а в Израиле мы распрощаемся в аэропорту». Потом я улыбнулась и добавила, чтобы хоть немного разрядить обстановку: «Но все это при одном условии — таскать чемоданы будешь ты».

Гера мою шутливую концовку не оценил и ответил тут же: «На фиктивный брак я не согласен. Я делаю тебе предложение и хочу, чтобы ты стала моей женой». Я почувствовала, что разговор затягивается. «Ты о своей маме подумал? — воскликнула я. — Ты что, хочешь, чтобы у нее был инфаркт?! Как иначе она может отреагировать на женитьбу своего сына на женщине старше его на десять лет и с десятилетним ребенком на руках? Я бы не хотела увидеть своего сына в такой ситуации». Гера как будто только и ждал такого аргумента. «Хорошо, — сказал он. — Не давай мне ответа, пока не встретишься с моей мамой». И ушел.

Я осталась одна в разорванных чувствах. Ко мне тихо подошел Андрей, обнял и прошептал: «Мамочка, как бы я хотел иметь такого папу, как Гера». Я вздрогнула. И впервые после его слов мысль о замужестве не стала казаться мне абсурдной.

Встреча с Гериной мамой превзошла все мои ожидания. Она оказалась милой, очаровательной женщиной, мягкой, утонченной в чувствах и с удивительным тактом. Но больше всего меня поразило, что она отнеслась ко мне так, будто всю жизнь ждала именно такую невестку. В ее отношении ко мне я не почувствовала никакой фальши. Я могу с полной ответственностью сказать, что именно знакомство с ней сыграло главную роль в моем решении. Я никогда бы не осмелилась выйти замуж за Геру, сделав при этом его маму несчастной.

После ее ухода я еще пыталась образумить Геру: «Представляешь ли ты, что такое десять лет разницы?» Гера поцеловал меня и ответил: «Глупенькая, это же огромное достоинство. Женщины живут дольше мужчин на десять лет. Мы проживем долгую, счастливую жизнь и умрем в один день!» Я рассмеялась. Я была счастлива. Я думаю, что именно в тот момент я полюбила его. И люблю до сих пор.

Когда Гера ушел, ко мне подбежал Андрей и счастливым голосом сказал: «Мамочка, как я тебя люблю за это!!!» «За что?» — спросила я, занятая своими мыслями. «За то, что ты согласилась выйти замуж за Геру!» — и он обнял меня и крепко расцеловал. В декабре наш брак был зарегистрирован.

Новый вызов из Израиля вместе с Анечкиными и папиными поздравлениями был получен, и документы сданы в ОВИР. Оставалось ждать. Мы не думали тогда, что ждать придется настолько долго. Забегая вперед скажу, что с тех пор прошло пятнадцать лет, и я ни разу не пожалела, что вышла замуж за Геру. Я надеюсь, что Гера тоже. С его родителями у меня самые теплые отношения, о которых можно только мечтать. И добавлю, что Гере пришлось-таки таскать чемоданы, но случилось это гораздо позже, чем мы тогда предполагали.

В 1982 году ко мне вдруг позвонил Э.Д. Тот самый Э.Д., который помогал мне, когда моя мама была в психиатрической больнице. Мы встретились, и он сказал: «Леночка, я знаю, что ты хочешь уехать в Израиль. Я могу тебе в этом помочь. У меня огромные связи. Но я хочу, чтобы мы заранее обменялись квартирами. У меня тоже неплохая квартира. Но твоя безусловно лучше. После получения тобой разрешения обмен будет уже невозможен. Подумай и дай ответ». Я рассказала об этом предложении Гере, объяснила, как Э.Д. помогал мне выйти из казалось бы безвыходных положений, описала его, как человека, который «все может», и сказала, что лично я такой шанс упускать не хочу. Гере оставалось только верить мне на слово.

Все формальности по обмену Э.Д. взял на себя, и через полгода мы переехали в квартиру на Плеханова, которую даже не удосужились как следует посмотреть. Безусловно, квартира эта ни в какое сравнение не шла с маминой, но мы были уверены, что проживем в ней максимум год. А еще через полгода Э.Д. зашел к нам и с сожалением сказал: «Леночка, ну кто же мог предположить, что Брежнев умрет? Все мои люди полетели со своих постов. Я ничем не могу помочь тебе».

Иллюзии о быстром отъезде исчезли. Все мои знакомые говорили и говорят, что Э.Д. обвел меня вокруг пальца, как глупого, доверчивого ребенка. Я для себя этот вопрос до сих пор держу открытым. По той простой причине, что не обменяй я тогда квартиру, я бы всю жизнь корила себя, что не использовала свой шанс. Такова жизнь. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Мы с Герой и Андреем вступили в пору зрелого отказа. Тот, кто решается описать «отказ», заранее обречен на провал. И я это хорошо понимаю. Кто был в длительном отказе, тому это объяснять не надо. Кто не был — тот все равно не поймет. Невозможно рассказать о бесконечных днях и ночах полной безысходности и исчезающих надежд. Отказ — это тысячи исковерканных судеб и запланированное, сознательное подавление воли. Это бесправие, возведенное в закон, при отсутствии малейших возможностей защиты. Отказ — это преступление государства перед каждым отдельным человеком, открыто выразившим свое желание выйти из-под контроля и власти этого всепожирающего монстра под названием Советский Союз; это превращение людей в предмет спекуляции и торговли, старательное и планомерное низведение человека до рабского состояния под прикрытием заботы о благе и независимости государства.

Есть много способов расправы…
Сначала был костер и кнут,
Ломали ребра и суставы,
Был всем известный тайный суд.

Как страшно вспоминать былое.
Но были рвы и лагеря
И были печи для убоя.
Нет, пухом не была земля.

С годами изменились нравы.
И кто-то, видно, с головой
Придумал новый вид расправы
Жестокой, действенной, простой.

И как всегда все шло по плану,
И безусловно был приказ
Чтоб расправляться без обмана.
Так был изобретен «отказ».

Коварство, ложь, пустые фразы,
Негласный и другой надзор.
Растут и множатся отказы.
Нам всем объявлен приговор.

Ну, черт с ним даже с приговором.
Но где же судьи, адвокат?
Кто выступает прокурором?
Увы, кругом молчат, молчат…

Так мы живем — не осужденные,
Свободные — с клеймом раба.
На сколько лет приговоренные?
И что готовит нам судьба?!

Цинизм и издевательства доходили до своего апогея. Я помню, как после бесконечных жалоб, в составлении которых мы, отказники, стали корифеями и знатоками, изучившими гражданский и уголовный кодексы, меня вызвали на прием к начальнику МВД г. Ленинграда генералу Бахвалову. Я снова вошла в «Большой дом» на Литейном проспекте, где некогда проходили мои бесчисленные допросы. Но сейчас я вошла туда не с боковых, незаметно прячущихся в переулках входов, а с главного, центрального. Я, кстати, не могла поверить, что мне нужно входить в этот, имперский вход, и поначалу заглянула в рядом расположенную парадную. Мысленно я перебирала все возможные варианты моего разговора с начальником МВД, но не успела я сделать и шага, как дуло автомата было направлено на меня, и грубый окрик «руки за голову» вернул меня к действительности. Я хотела что-то сказать, но затвор щелкнул и приказ, перешедший в крик, дошел до моего изумленного сознания. Я медленно положила руки на голову и робко объяснила причину своего присутствия в здании КГБ. «Главный вход», — услышала я в ответ. И уже при выходе до меня донеслось с грубым смешком: «По своей воле сюда лучше не заходить». Да, разные, очень разные входы были в Главном управлении КГБ и МВД.

Встреча с генералом Бахваловым проходила при полном внешнем ко мне уважении. Он извинился за трехминутное опоздание, сказал, что пришел сегодня исключительно ради встречи со мной и пригласил в огромный кабинет. Я села напротив него. Я знала — от этого человека много зависит. Он стоял на той вершине, с которой он мог столкнуть нас, простых и неугодных ему смертных, в еще более глубокую пропасть отчаяния и страданий или, в случае изменения направления ветра нашей судьбы, мог с таким же успехом вышвырнуть нас, ставших ненужными и потерявшими цену, в ненавидимый и надоевший ему Израиль. Я хотела стать ненужной, бесполезной и потерявшей всякую для него цену.