Николай Еселев - Шишков

• Название: Шишков
• Автор: Николай Еселев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Филология
• Год: 1973

Книга Н. Еселева посвящена замечательному писателю и исследователю Сибири Вячеславу Яковлевичу Шишкову. Шишков — автор известного романа «Угрюм-река», перу писателя принадлежат повести «Ватага», «Пейпус-озеро» и др.

В увлекательной форме Н. Еселев, привлекая новые документы, рассказывает о необыкновенно интересной жизни и творчестве писателя.

---

Ничто, казалось, не предвещало беду. 1941 год начался для Вячеслава Шишкова, как и для всех советских людей, новыми заботами, новыми трудами. В переписке с друзьями Шишков по-прежнему обсуждает своего «Пугачева». В письме брату Алексею он сообщает, что первая книга романа должна выйти в первом квартале этого года. Письмо бодрое, наполненное заботой о своем родственнике, добрыми братскими советами. «Новый год, — пишет Шишков, — мы встречали хорошо, в семье баса Мариинского театра Фрейдкова, прогостили там до 7 часов и пошли пешочком к Раиньке[25] на Екатерининский канал возле Казанского собора. Жили мы у нее трое суток. Сходили в Михайловский театр на „Черевички“ и на „Ашик-Кериба“ (балет)…»

В середине апреля Вячеслав Яковлевич уже в Ялтинском Доме творчества продолжал работу над второй книгой «Емельяна Пугачева». По свидетельству В. Бахметьева, Шишков скучал, ждал задержавшуюся в Пушкине Клавдию Михайловну. Зато не скучно было его друзьям. Нет-нет да расскажет Шишков смешную историю про царева садовника или же прочтет новый «шутейный» рассказ, а то вспомнит что-нибудь про Емельяна Пугачева да про Ивана Грозного: «Разные у них карьеры, а судьба одна, что у Емельяна, то и у Ивана: обоих усердные летописцы так залапали, так расчесали, что и не признать. Раскопками приходится заниматься».

«Обсуждая прослушанное, мы незаметно из далекой эпохи собирателя Руси переходим к нашему славному настоящему, а затем и к той грозной мировой обстановке, в которой находилась наша Родина. Пожарище уже пожирал Европу.

— Эх, времечко! — со вздохом говорил Вячеслав Яковлевич. — Завидно мировым разбойникам на наш советский дом взирать: того и жди, что вломятся…

Потом снова Вячеслав Яковлевич рассказывал что-нибудь смешное и отвлекающее от неприятных мыслей… Но все же продолжала тревожить обстановка. Работалось уже не так, как прежде, экскурсии в горы его тоже мало интересовали. Он торопился в Ленинград.

— Не знаю, как другие, — говорил Шишков, — а я так: коль по соседству горит — торопись в свой дом… Неровен час и на него полымя-то переметнется…»

Через двадцать дней после этих слов пламя войны действительно переметнулось на Советский Союз. Вячеслав Яковлевич услышал об этом на своей обычной прогулке в Пушкине. «Домой он возвратился весьма опечаленным и расстроенным, — рассказывает Клавдия Михайловна, — больше обычного курил, без надобности ходил по террасе и комнатам. В этот день к нам много приезжало друзей из Ленинграда. Все беседы и разговоры, разумеется, велись о случившейся беде, о вероломном нападении гитлеровской Германии на нашу Родину. Теперь уже Вячеслав Яковлевич старался держаться спокойно, и эта его обычная манера хорошо действовала на других…»

Война через некоторое время придвинулась вплотную к дому Вячеслава Шишкова. Начались воздушные тревоги. Появились вражеские самолеты. На Пушкин полетели бомбы. Приходилось на время оставлять мирную и спокойную квартиру и прятаться в щели. Оставлен был временно в «покое» и «Емельян Пугачев». Иные мысли, иные чувства теперь тревожили писателя. Вячеслав Яковлевич пишет статьи для газет, спешно работает над брошюрой «Слава русского оружия». Его познания исторического материала о Семилетней войне, о партизанском движении 1812 года понадобились в тяжелые годы войны. Вслед за первой брошюрой Вячеслав Яковлевич пишет очерки «Партизан Денис Давыдов», «Партизаны Отечественной войны 1812 года» и другие.

Пламя войны все ближе и ближе подбиралось к Пушкину. Частые бомбежки начали сменяться гулом рвущихся артиллерийских снарядов. В конце августа Шишковы вынуждены были покинуть свою квартиру на Московской улице, покинуть, и теперь уже навсегда, прекрасный, так полюбившийся им город Пушкин и переехать в Ленинград на канал Грибоедова, дом 9, в комнату Р. Я. Шведовой.

«Мое бегство из Пушкина (б. Царское Село), где я имел постоянное местожительство, было внезапным: пришлось бросить все лично-бытовое хозяйство, всю обстановку, библиотеку, даже архив, — было бы постыдно попасть в руки к врагу».

Больше всего Вячеслав Яковлевич сожалел об оставленном в спешке и погибшем архиве. Ведь там, помимо многих рукописей, уже опубликованных произведений и нескольких новых, не печатавшихся рассказов, погибли двенадцать бесценных толстых тетрадей, где последовательно записывались беседы с разными людьми, с которыми Вячеслав Шишков познакомился в годы своих походов и поездок по Сибири, Алтаю, по городам и деревням Европейской России. Не все, конечно, из этих тетрадей вошло в рассказы, повести и романы Шишкова. Чьи-то судьбы еще ждали своей очереди, чтобы занять подобающее им место в произведениях писателя…

В Ленинграде Вячеслав Яковлевич продолжал выступать с патриотическими рассказами и статьями по радио, во фронтовой газете «На страже Родины»; он читал свои рассказы у моряков и воинов Красной Армии. В жестокие месяцы блокады ленинградские полиграфисты и издатели выпустили в свет двадцатитысячным тиражом первую книгу «Емельяна Пугачева». Весь тираж ее быстро разошелся среди матросов, солдат и осажденных ленинградцев. От благодарных читателей Вячеслав Яковлевич получил много хороших и теплых писем, которые вдохновляли его, придавали ему силы для дальнейшей работы. С большим подъемом он вновь принимается за «Пугачева». В труднейшей обстановке, под бомбежкой и обстрелами, Вячеслав Яковлевич пишет новые главы второй книги своего исторического романа.

Несмотря на преклонные годы, на тяжелейшие бытовые условия, Вячеслав Шишков никогда не терял свойственного ему спокойствия, бодрости духа. «Вячеслав Яковлевич в суровые дни блокады, — пишет о нем С. Спасский, — являлся мужественным защитником Ленинграда. В частности, для фронтовой газеты „На страже Родины“ он писал глубоко патриотические рассказы, которые пользовались большой любовью в армии. В те незабываемые дни дойти до редакции составляло ужо немалый труд. Однако Вячеслав Яковлевич всегда в срок появлялся в промерзших редакционных комнатах и приносил свой очередной рассказ. „Наше, черт побери, возьмет!“ — так говорил Шишков своим друзьям — ленинградским писателям. Волей, спокойствием и непреклонной верой в победу веяло от всего его облика».

Вячеслав Яковлевич принимает активное участие в делах Союза писателей. В его небольшой комнатке иногда проводились заседания правления Ленинградского отделения, где обсуждались насущные дела литераторов во фронтовом городе. Между тем с каждым днем жить и трудиться в Ленинграде Вячеславу Яковлевичу становилось все тяжелее и тяжелее. Пришла холодная и голодная зима. С наступившими морозами замерз водопровод, остановились трамваи, прекратилась подача света… Во всем был недостаток. Не хватало даже спичек. «Экономя их, — рассказывает Клавдия Михайловна, — Вячеслав Яковлевич каждую спичку старался разделить на две половинки. Иногда из этой затеи ничего не получалось — головка спички рассыпалась… От недоедания, холода, бомбежек, артиллерийских обстрелов Вячеслав Яковлевич побледнел, исхудал, ссутулился. Трудно было ему и всем нам переживать условия блокады».

Не раз предлагали Вячеславу Яковлевичу уехать из Ленинграда в тыл, где можно было относительно спокойно работать. Но Шишков об эвакуации и слушать не хотел. Он понимал, что нужен людям, защищавшим насмерть город Ленина.

В эти тяжелые дни борьбы с врагом важно было ободряющее слово писателя-бойца, необходима шутка. И он пишет «шутейные» рассказы: «Печенка», «Дуэль», «Люстра», «Воздушный бой», работает и над очерками. Вот описание воздушного налета: «Жутко завыла сирена, за ней другая, пятая, двадцатая. И слышится человеческому уху: город заплакал. Да, город на всем своем огромном протяжении начинает плакать. И через мгновение вы чувствуете, что в этом стонущем завывании сирен, в этом плаче нет уныния, нет безнадежной покорности своей судьбе, нет отчаяния, в нем есть боевой вызов врагу, лютая к нему ненависть».

Почти те же слова говорит Павлик — герой повести «Да здравствует жизнь!», отражающей дни блокады: «Дети побежали. Было темно. Визгливый вой сирен то усиливался, то ослабевал. И Павлику казалось, что весь Ленинград заплакал.

— Слышишь, как плачет город! — бросил он спешившей за ним сестренке.

— Да… Ему сейчас будет больно. Его будут разрушать.

Нет, город не плакал. Город-герой звал к защите, к мщению…»

Эти произведения и были неоценимым вкладом писателя-патриота в оборону великого города. «Меня как-то бодрит мысль, что вы здесь, — пишет Шишкову из больницы писатель Иван Кратт. — Очень вдруг захотелось Вас увидеть, особенно сегодня».

«Мы все, ленинградцы, — говорил профессор Томашевский у гроба Шишкова, — помним его строгую фигуру, его выдержку и терпение в эти дни испытаний: общение с ним вселяло бодрость в тех, кто ее терял. Неизменное человеческое отношение ко всем, большая внутренняя дисциплинированность и та атмосфера тепла и уюта, которая всегда его окружала, — все это было так нужно, необходимо в это тягостное время».