Наталья Кончаловская - Волшебство и трудолюбие

• Название: Волшебство и трудолюбие
• Автор: Наталья Кончаловская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02743-4

В книгу известной писательницы и переводчика Натальи Петровны Кончаловской вошли мемуарные повести и рассказы. В своих произведениях она сумела сберечь и сохранить не только образ эпохи, но и благородство, культуру и духовную красоту своих современников, людей, с которыми ей довелось встречаться и дружить: Эдит Пиаф, Марина Цветаева, хирург Вишневский, скульптор Коненков… За простыми и обыденными событиями повседневной жизни в ее рассказах много мудрости, глубокого понимания жизни, истинных ценностей человеческого бытия… Внучка Василия Сурикова и дочь Петра Кончаловского, она смогла найти свой неповторимый путь в жизни, литературе, поэзии и искусстве.

---

А по лестнице у себя в доме она бегает по десять раз в день. Это для нее вроде гимнастики, тренировки сердца. Мне кажется, что она даже умышленно с утра сначала идет за хлебом, потом за молоком, потом за газетой, потом спустится за мыльным порошком, вроде каждый раз по делу. Всю жизнь лазила по горам, и теперь ей не хватает подъемов.

— Когда-нибудь я сдохну на этой лестнице между этажами, — смеется Жюльетта, — и повисну на перилах. Воображаю, какие лица будут у соседей, когда они увидят мадам Кюниссе, висящую на перилах вот с такой рожей! — И тут, раскинув руки, она корчит физиономию, закатив глаза.

Нет! Она неподражаема, эта старая озорница.

* * *

Жюльетта любопытна, обожает всякие события, и ей всегда хочется принимать в них участие.

— Ты знаешь нашу парикмахерскую напротив? Я хожу туда причесываться, так вот однажды там взорвался газ. Взрыв был такой силы, что у меня распахнулись окна. Ну, я, конечно, к окну, гляжу — народ столпился. Из витрины рвутся огонь и дым. Приехала пожарная команда. Ну, думаю, надо бежать спасать. А тут я только что купила внуку красный шлем для мотоциклета, я мигом — шлем на голову и бегу вниз. Полицейские обступили тротуар и никого не пускают. Я в шлеме лезу вперед. А полицейский меня отпихнул: «Вы что, мадам? Куда вы лезете? Что тут вам, Вьетнам, что ли? А ну-ка, отправляйтесь отсюда…» Так я и не попала на помощь в свою парикмахерскую.

Жюльетта очень дружит с внуками, сыновьями Франсуазы.

— Этот мой Эрик просто гениальный парень. Представь себе — сразу три языка изучает. Уже может говорить по-русски, хорошо говорит по-английски и по-немецки. Историю знает потрясающе! Спроси его о любых событиях в любой стране, в любом веке — все расскажет, да еще со своей точки зрения. Но, конечно, как и все нынешние студенты, постоянно все вокруг критикует. Зять мой Андрэ приходит в бешенство. Представляешь себе, наш Андрэ, блюститель государственного порядка, финансовый агент по налогам в игорных домах и ресторанах, всегда такой аккуратный, добропорядочный, и вдруг — сын вольнодумец! Мелет бог знает что! Крик идет, скандал, чуть не драка. Франсуаза, бедная, едва сдерживает их обоих.

Зато младший мой, Франсуа, мальчик спокойный, душевный. Я ведь с ним вожусь со дня его рождения. Каждое воскресенье мы с ним ездили в парки, гулять. И он мне такие смешные вопросы задавал: «Мамми, а почему голуби всегда собираются в кучу, как солдаты?»

Или: «Мамми, а зачем курам крылья? Ведь они не летают…»

Вот как-то мы с Франсуа поехали на сельскую выставку. Ну, там он просто заходился от восторга. Особенно нам понравился один племенной бык, громадина с черными кудрями меж рогов, грудь в три обхвата! Просто красавец с кольцом в носу! Мы не могли от него оторваться, все стояли смотрели, а французы, такие дураки, ничего не понимают, проходили мимо, не замечая этой красоты!..

А однажды был очень смешной случай. Франсуа было тогда два года, он еще не говорил. И вот на авеню Фридлэнд мы попали на какой-то публичный митинг. Кто-то выступал на трибуне, кругом — полиция, а тут народ начал хором скандировать какие-то лозунги. Не помню что. У всех в руках были флажки, ну и нам с Франсуа дали по флажку. И вот он решил тоже вместе со всеми покричать, а так как он ничего не знал, кроме «пи-пи» и «ка-ка», то он, размахивая флажком в такт со всеми, возглашал: «Пи-пи, ка-ка!» И ничего нельзя было с ним сделать, не хотел уходить с митинга, так он был увлечен…

* * *

Из-за плохо закрывающихся окон в квартиру Жюльетты, когда она уезжала в Пуйи, постоянно лезли воры, безработные алжирцы, которых в Париже тьма.

К ворам у нее тоже особое отношение. У нее с ними какая-то спортивная игра, хоть вообще-то у нее воровать нечего, поскольку ящики комода и письменного стола полны всякого барахла, дорогого ей по памяти.

— Вот эти пуговицы еще мама сберегла, а это ее старая косынка, а в этой шкатулке катушки и иголки нашей домашней портнихи, которую я очень любила. А вот в этом ящике Капитан держал молотки, гвозди, а тут мотки веревок. Все это нужно!..

— А что у тебя в сейфе лежит?

— О-о-о! Там самое главное: два тома рецептов духов, составленных Капитаном. Это редчайшее сокровище.

Были у Жюльетты какие-то остатки серебряных ложек, вилок и солонок, которые она прятала где-то в закоулках, и каждый раз, возвращаясь в Париж, еще не раздевшись, она бежала проверять, на месте ли они.

Как-то однажды, вернувшись из Пуйи, она застала полный разгром в квартире — книги с полок были сброшены, ящики раскрыты. Жюльетта, как была — в пальто, кинулась в спальню и на четвереньки — под кровать. Цел! Не нашли! Оказывается, там был свернут в рулон у стены персидский ковер, который они когда-то купили с Капитаном в путешествии.

— Не нашли-таки, бедняги! Слава богу! Вот несчастные люди, лезут в окно на третий этаж, ведь можно же насмерть разбиться из-за какого-то барахла, — жалеет Жюльетта воров.

И все-таки воры в следующий свой визит нашли-таки этот ковер.

— Ах ты, черти! Все-таки нашли, — говорила Жюльетта консьержке, что прибежала к ней, узнав об ограблении. — Все-таки нашли! Молодцы, мерзавцы! — восхищалась Жюльетта. — Слава богу, отделалась, теперь уже и прятать нечего!

Поразительное отсутствие чувства собственности. К тому же она знает, что в могилу ничего не унесешь, так чего беречь? Волноваться? Это для француженки абсолютно нехарактерная психология, но у Жюльетты русская душа, да еще притом несовременная. Духовная сила ее намного выше потребностей человека нашего времени. И во всех превратностях быта она видит только положительную сторону. Потому рядом с ней людям жить легче, хотя никакой реальной помощи она оказать не может. Ибо сама живет, как птица, одним днем, без расчета на будущее. Она ничего не создала, никого ничему не научила, никаких ценностей не припасла, но она настоящий человек. У нее есть талант, богатейший талант — всегда оставаться человеком, личностью.

* * *

Мы с Жюльеттой у нас под Москвой, на Николиной Горе. Она всегда любила это место, купалась в Москве-реке. Мы совершали дальние прогулки, и Жюльетта с наслаждением дышала нашим воздухом.

— Почему русская земля пахнет совсем не так, как французская? Я обожаю этот запах травы, грибов, леса, — рассуждала Жюльетта дорогой. — Во Франции в лесах земля покрыта плющом, он поднимается по деревьям, пьет из них соки, и под ним земля не дает ни травы, ни цветов, хоть он красивый, густо-зеленый…

— А это потому, Жук, что у нас земля средней полосы полгода лежит под снегом. У нее великий пост. Она молчит и копит силы. И когда весной снег растает и всю пропитает ее, то получается взрыв! Взрыв радости, обновления, цветения новой жизни. От старых листьев и перегноя хвои получается та почва, в которой растут грибы.

Так мы идем и рассуждаем, наслаждаясь подмосковным летом. И я вижу, как Жюльетта сияет радостью, словно насыщаясь нашей природой, ее богатством, красками, щедростью.

В том 1977 году Жюльетте исполнялось 80 лет. Ей захотелось отпраздновать эту дату здесь, в Москве, — «на родине».

Мы, понятно, устроили ей большой банкет с пирогами, русской закуской, селедкой, квашеной капустой, лососиной, икрой и прочими русскими яствами. Пили водку, хлопали бутылки шампанского, гостей было много. Было шумно, весело. Жюльетта восседала за длинным столом. Она была в черном, сверкающем серебряной искрой костюме, парадная, причесанная, сияющая радостью и гордостью.

Когда в полночь гости разошлись, мы с Жюльеттой уселись на мой маленький диванчик под лампой, и тут она мне сказала:

— Знаешь, а ведь это был, пожалуй, самый счастливый день рождения в моей жизни. Потому что в молодости как-то эти дни не считаешь особыми. Были лучше, были хуже, были совсем тусклые дни рождения. Капитан всегда устраивал приемы в эти дни, так ведь это — Капитан! А когда я его потеряла, никому не было дела до дня моего рождения. И если, бывало, не напомнишь, то день может пройти совсем незамеченным. Вообще родственники больше интересуются днем твоих похорон, чем днем рождения. И вот в моем одиночестве этот нежданно-негаданный день восьмидесятилетия грянул на меня как, может быть, последний — и все-таки — первый, по ощущению бесконечной радости, именно потому, что я здесь, в Москве, среди истинных друзей. Завтра же напишу нашим, как я дивно провела мой день восьмидесятилетия!

Жюльетта всегда посылала из Москвы друзьям открытки. Она покупала их пачками и именно с видом на Кремль. Эти послания иногда получались адресатами после ее возвращения, ибо почта в Париже частенько бастовала.

Жюльетта любила ходить по нашим магазинам, где всегда покупала для парижан русские подарки. Ее тянуло общаться с русскими людьми. Как-то однажды на Пресне, возле спортивного магазина, к ней подошли два парня, видимо приезжие:

— Бабуля, а где здесь можно купить водочки?