Наталья Кончаловская - Волшебство и трудолюбие

• Название: Волшебство и трудолюбие
• Автор: Наталья Кончаловская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02743-4

В книгу известной писательницы и переводчика Натальи Петровны Кончаловской вошли мемуарные повести и рассказы. В своих произведениях она сумела сберечь и сохранить не только образ эпохи, но и благородство, культуру и духовную красоту своих современников, людей, с которыми ей довелось встречаться и дружить: Эдит Пиаф, Марина Цветаева, хирург Вишневский, скульптор Коненков… За простыми и обыденными событиями повседневной жизни в ее рассказах много мудрости, глубокого понимания жизни, истинных ценностей человеческого бытия… Внучка Василия Сурикова и дочь Петра Кончаловского, она смогла найти свой неповторимый путь в жизни, литературе, поэзии и искусстве.

---

— А кто эта ваша старушка — актриса или историк?

— По профессии — историк, а по влечению сердца — актриса, — отвечала я, усаживаясь рядом с ним.

— А сколько же ей лет? — спросил он, включая мотор.

— Да под восемьдесят уже.

— Ну и ну! — Он восхищенно покачал головой. — Могучая женщина! Как она все знает, как рассказывает!..

— Скажите, — полюбопытствовала я, — а откуда вы-то знаете Верцингеторикса?

— А это очень просто. Я готовлюсь вечерами к экзамену на истфак. Я ведь шофером временно… Так, чтоб у родителей на шее не сидеть. — Он раскрыл ветровое стекло, выбросил окурок и серьезно добавил: — История в человеке какие-то глубинные чувства вскрывает… Для меня вот она все время движется в двух направлениях — и вперед, и назад. И чем дольше изучают ее люди, тем все больше нового узнают. И все благодаря новой технике открытий. Поэтому она неисчерпаема. Я ее, пожалуй, больше всего на свете люблю…

…В ту пору на меня этот эпизод произвел такое сильное впечатление, что я долго не могла избавиться от какого-то чувства пробела, какого-то душевного вакуума. Верцингеторикс постоянно приходил мне на ум, словно требуя своего места в моей памяти.

Уже не стало тетушки Елены Васильевны, раскрывшей мне незадолго до смерти многие страницы воспоминаний о своей юности (чего я долго не могла добиться от нее). Уже заглушилось острое чувство потери последней суриковской нити, а Верцингеторикс почему-то оставался на моей совести, и слово это постоянно само вдруг выскакивало, как случайный одиночный телефонный звонок. И однажды этот древний галл вошел в мою жизнь и занял свое место.

Это произошло в последнюю мою поездку в Париж. Я тогда жила на бульваре Пастер. Однажды, прогуливаясь, как обычно, перед сном, я дошла до конца бульвара и, свернув куда-то влево, вдруг увидела в тусклом свете фонаря табличку с названием улицы: «Верцингеторикс». Долго я шла по этой длинной пустынной улице, пока не дошла до ее перекрестка с улицей Алезиа. Два эти названия, тесно связанные в моей памяти с Еленой Васильевной, здесь, в Париже, неожиданно связались еще с одной женщиной по имени Жюльетта. Жюльетта Форштрем.

В начале нашего столетия родичи ее, по происхождению шведы, открыли кондитерскую фабрику в Москве. Мать, француженка, воспитывала двух дочерей, родившихся в России, на французский лад, но где бы ни жила потом Жюльетта, она всегда тосковала по родине.

В 1923 году отец мой, Петр Петрович, написал большой портрет Жюльетты. Ей тогда было около двадцати трех лет, и была она красивой девушкой, с блестящими темными глазами, улыбчивым лицом и характером прямым и решительным. На портрете она изображена во весь рост, на ней широкая коричневая юбка и оранжевая кофточка. Вьющиеся каштановые волосы откинуты с высокого чистого лба, и весь облик ее полон свежести и романтики.

Вот этот самый портрет уже семидесятилетняя Жюльетта, теперь мадам Кюниссе-Карно, привезла ранней весной 1970 года в Москву, в дар Третьяковской галерее. Ей, всю жизнь прожившей во Франции, вырастившей детей и внуков, потерявшей горячо любимого мужа, страстно захотелось еще раз попасть в Россию. Портрет работы Кончаловского, хранившийся у нее в Париже, на улице Вашингтона, и, по правде сказать, мало интересующий ее наследников, теперь дал возможность вновь, через полсотни лет, попасть в Москву, где она провела детство и юность и где училась.

Работники министерства встретили и приняли ее с большой благодарностью за подарок, и она, почти не узнавая Москвы, была счастлива увидеть ее, новую, незнакомую и все же родную, сердцем зная, как трудно будет вновь расставаться с ней. Вот почему Жюльетта так бурно обрадовалась, когда в Париже осенью этого же года я позвонила ей по телефону. Она тут же пригласила меня на завтрак.

Полдень в начале октября был теплый и солнечный, когда я, выйдя из метро на Елисейских Полях, выбилась из гущи разношерстной публики и свернула на улицу Вашингтона. Я издали увидела фигурку Жюльетты, встречавшей меня возле своего дома. Она стояла без пальто, в комнатных туфлях, фартуке и махала мне рукой, встречая, призывая, радуясь. И я почувствовала, что для нее означала эта наша встреча.

Мы завтракали втроем: к досаде Жюльетты, присутствовал какой-то ее родственник из провинции, но он абсолютно не мешал нам вспоминать нашу юность и наших близких и родных, ушедших навсегда. Но когда Жюльетта в порыве готовности доставить мне любое удовольствие спросила, что бы мне хотелось увидеть в этот приезд, я, недолго думая, ответила:

— Верцингеторикса.

Последовала долгая пауза удивления.

— А кто это? — робко спросила она, и я поняла, что, произнесенное по-русски, это имя ей незнакомо.

— Версенгеторикс, — пояснила я ей уже по-французски.

— A-а! Так что же тебе нужно — улицу, что ли?

— Мне говорили, что где-то возле Дижона есть памятник Верцингеториксу. Он стоит на холме Монт-Оксуа, в местечке Алезия. — И тут я рассказала Жюльетте мою необычную историю с Еленой Васильевной и шофером, которая показалась ей фантастической и заманчивой; она мгновенно откликнулась на то, что все мои друзья французы считали «блажью русской дамы». Может быть, я сама не меньше удивилась бы, если б какая-нибудь парижанка, приехав в Москву, попросила бы меня отвезти ее за Волгу, в степь, и показать ей курган языческого захоронения.

Но Жюльетта отнеслась к моей просьбе внимательно, хоть смолоду привыкла к безразличному отношению французов к своему неудачливому древнему полководцу. На мой взгляд, неуважение проявляется даже в серии комиксов, которые выпускает издательство Дарго. В этих книжках в сатирическом жанре, со смешными рисунками описаны подвиги-приключения некоего галльского вождя Астерикса и его соратников — Асюран-сетурикса, Обеликса и других «иксов». Книжки эти выходят ежемесячно под такими заголовками — «Астерикс-гладиатор», «Астерикс и Клеопатра», «Астерикс и готы» и т. д. А французские школьники издавна распевают вот такую галиматью:

Господин директор школы,
Мы знаем это наизусть:
Верцингеторикс при Луи Филиппе
Одолел китайцев под Ронсево.

Если при этом учесть, что Ронсево — это место сражения с басками в Пиренеях, проигранного Карлом Великим в VIII веке, то станет ясно, как мало уважают школьники свою древнюю историю. Словом, мне довольно трудно было убедить французских друзей в необходимости раскрыть эту печальную страницу истории и посетить раскопки на Монт-Оксуа. Одна лишь Жюльетта пошла на этот подвиг, и мы сговорились поехать в следующее же воскресенье.

Поезд отходил с Лионского вокзала в семь часов утра. И не было шести, когда я вышла из дому на станцию метро «Пастер». Над Парижем висели тучи, накрапывал холодный дождь, к тому же поезд метро вдруг остановился в туннеле между двумя станциями на целых пятнадцать минут. Сидя в полупустом вагоне, я терзалась, представляя себе, что думает Жюльетта, глядя на вокзальные часы, когда до отхода поезда осталось десять минут, а меня все нет…

Потом мы мчались по перрону совсем в другую сторону, а контролер из будки кричал нам: «Куда вы? Мадам, направо, направо, у вас еще одна минута!..» И мы по его команде развернулись и помчались обратно и едва успели вскочить на подножку вагона, как поезд плавно отчалил от платформы. Тут мы плюхнулись на сиденье и, посмотрев друг на друга, расхохотались.

— Ну, тебе пришла эта фантазия в голову, — сквозь смех говорила Жюльетта, — а я-то, в мои семьдесят! Куда? Зачем? Что меня вытащило из теплой постели смотреть какой-то забытый памятник? Наверно, только любовь… к России.

И пожалуй, в эту минуту не было для меня ничего дороже этого энергичного, загорелого, как у индианки, лица и этих живых, добрых глаз в сеточке мелких морщин.

По мере того как поезд удалялся от Парижа, погода менялась, и вскоре он мчался по залитым солнечным светом, живописным долинам Франции, пересеченным холмами, осенними рощами и синими речками. Принаряженная публика на станциях и пестрые вереницы автомобилей у шлагбаумов — все было праздничным и ликовало вместе с природой.

Через два с половиной часа мы вылезли на станции Лэ Лом, в департаменте Бургундии. Маленький городок у подножия холма Монт-Оксуа. Как же легко дышалось там после удушливой гари Парижа! Узенькие улицы, белые домики под черепицей, приветливые лица горожан. Это и была Алезия, столь часто повторяющаяся в записках Юлия Цезаря, написанных в те времена, когда каждая область Франции представляла собой отдельное племя Галлии, каждое со своей столицей.

Алезии, столице племени мандубиев, что по-древнегалльски означало «коноводы», пришлось стать последней точкой похода Цезаря. Алезия приняла на себя всю трагедию поражения галлов. Верцингеторикс, знатный юноша из племени арвернов (теперь это Овернь), хотел объединить все эти племена — андов, туронов, пиктонов, лемовиков, арвернов, парисиев — с их столицей Лютецией (теперь это Париж) для того, чтобы противостоять нашествию римлян. Это была середина I века до н. э., когда каждая осада города требовала гигантских укреплений стенами, башнями. Рубили могучие леса, возводили крепости, реки отводили во рвы и каналы. А люди дрались мечами, копьями, защищались тяжеленными латами, щитами и шлемами. И обильно заливались человеческой кровью все эти укрепления, и луга, и пашни. А через тысячи лет археологи откапывали пласты земли, перемешанной с конскими, человеческими костями и остатками доспехов. И сколько уходило труда на оборонные укрепления только для того, чтобы все это разрушить, сжечь и уничтожить тех, кто строил эти хитроумные сооружения!