Линда Холман - Шафрановые врата

• Название: Шафрановые врата
• Автор: Линда Холман
• Издательство: Клуб Семейного Досуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1632-2

Автокатастрофа оставила глубокий след на ее лице и в сердце: унесла жизнь отца. Молодой врач, оперировавший Сидонию, стал ее первым мужчиной. Но, узнав о ее беременности, он уехал, не попрощавшись. Сидония знала, что искать беглеца нужно в Марокко. Женщине указали на дом, где он провел не одну ночь. Кто ждет путницу за заветной дверью?..

---

Баду зашевелился, и мы отодвинулись друг от друга.

— Расскажи мне свою историю, — прошептал Ажулай из темноты.

Я немного помолчала, а потом заговорила.

Глава 36

Я постепенно просыпалась. Моя шея затекла, оттого что я склонила голову в угол кабины. Я повертела головой, глядя через лобовое стекло. Ветер утих, было уже утро.

Ажулай и Баду согнулись над маленьким костром; черный жестяной чайник стоял на куче горящего хвороста.

Я вышла из машины, осознавая, что между мной и Ажулаем образовалась тесная связь. И дело было не только в нашем поцелуе и поведанных нами друг другу историях наших жизней этой долгой ночью.

— Мы уже позавтракали, — сказал Ажулай, глядя, как я подхожу к костру. — Садись и поешь.

Он говорил как обычно, но то, как он смотрел на меня, сказало мне о многом.

— Ты брал с собой еду? — улыбнувшись, спросила я и неуклюже опустилась на землю — из-за больной ноги.

Ажулай указал на большой камень, на котором лежало одеяло. Я встала и села на него, признательная Ажулаю за заботу.

— Жители Марокко никогда не полагаются на погоду, — сказал он, улыбнувшись мне.

Можно было подумать, что мы обменялись шутками. Я вспомнила, как Мустафа и Азиз загружали провизию в багажник «ситроена». При помощи края своей чалмы Ажулай снял чайник с костра и вылил содержимое в жестяную банку, в которой, как я заметила, были измельченная мята и сахар. Затем, опять при помощи своей чалмы, он поставил банку на землю передо мной.

— Баду, дай Сидонии лепешку, — попросил он.

Баду дал мне кусок толстой лепешки, которую держал на коленях. Я отломила ломоть и окунула его в чай, чтобы размягчить. Я с аппетитом съела его весь, а когда чай достаточно остыл, выпила и его.

Баду играл галькой, собирая камешки в кучу и постукивая ими. Когда он посмотрел на меня, я улыбнулась, допивая свой чай.

— Твоим ногам не жарко, Сидония? — спросил он, и я вспомнила, что Зохра тоже интересовалась этим.

— Бывает жарко, — сказала я.

— Почему ты всегда носишь такие большие ботинки? Почему ты не носишь бабучи?

— Мне приходится. Эта нога, — я прикоснулась к правому колену, — плохо ходит без ботинка. — Я указала на утолщенную подошву. — Мне это необходимо, потому что эта нога короче другой.

Он кивнул, рассматривая ботинок.

— У Брагима, мальчика с нашей улицы, тоже короткая нога. Но он может быстро бегать и отбивать мяч. — Он наклонил голову набок. — Ты похожа на Maman, — сказал он.

— Правда? — Я постаралась, чтобы он не заметил, что его слова обескуражили меня. Манон была женщиной грубой, но красивой.

— Да, — сказал он серьезно. — Ты похожа на Maman. Oncle Ажулай! — позвал он. — Сидония сейчас похожа на Maman.

Ажулай засыпал костер землей. Он взглянул на меня, но я не могла понять, о чем он думает.

— Идемте. Пора ехать, — сказал он вместо ответа.

Как только Баду вскарабкался в кабину грузовика и Ажулай сел за руль, я положила руку на ручку дверцы со стороны водителя.

— Ажулай, можно я поведу машину? — спросила я.

— Но… ты говорила мне об аварии, в которой пострадал твой отец. Ты сказала…

— Да, все это так, но сегодня я чувствую себя по-другому, — пояснила я. — Сегодня я считаю, что снова могу водить машину.

— Ты простила себя, — сказал он, и я часто заморгала.

Прав ли он? Хотела ли я вести машину — не так бездумно, как тогда на писте, когда я уехала, бросив своих спутников, — но с Ажулаем и Баду в кабине? Да, потому что я больше не чувствовала невыносимого груза того, что случилось в последний раз, когда я ехала с тем, кого любила. Я вспомнила своего отца и впервые не ощутила сильной боли. Возможно, Ажулай прав. Возможно, я обрела покой.

— Вести грузовик — это не то что вести легковой автомобиль, — сказал Ажулай, когда я не ответила. — И как я говорил прошлой ночью, на писте могут быть заносы после бури. Будет нелегко.

— Возможно. Но я хочу попробовать. Я уверена, ты поможешь мне, если возникнут проблемы. — Я подняла голову и улыбнулась ему.

Он выбрался из кабины и стал рядом со мной.

— Ну что ж. Похоже, меня будет везти через блид американская женщина. Ну что ж, — повторил он, то ли немного сомневаясь, то ли не без удовольствия. Затем он ухмыльнулся мне и, наклонив голову, заглянул в кабину. — Я думаю, это будет для тебя бесценный опыт. Как ты считаешь, Баду? Тебе хочется, чтобы Сидония повезла нас? Мы можем сесть сзади и позволить ей потрудиться.

— Oui, — серьезно сказал Баду. — Сидония может потрудиться.

Я села за руль и поставила ноги на педали, а руки положила на баранку. Затем повернула ключ зажигания, а когда мотор завелся, посмотрела на Ажулая и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

Мы вернулись в Марракеш около полудня и оставили грузовик на стоянке на окраине города. Поездка была довольно трудной, но я справилась. Я только раз съехала с писты, но сразу же выровняла машину, вернулась на узкую дорогу. Я разрешила Баду сигналить в тишине безлюдного блида, и он все время смеялся.

Мы вошли в медину, но вместо того чтобы сразу отвести меня в Шария Сура, Ажулай повел нас другим путем. Когда мы остановились и он достал большой, необычной формы ключ из складок своего синего одеяния, я поняла, что мы пришли к нему домой.

Как только он открыл ключом дверь и толкнул ее, пожилая женщина, которая подавала мне чай в прошлый раз, вышла из внутреннего дворика с тряпкой в руке. Ее кафтан был подоткнут так, чтобы не мешал ей работать. Ажулай заговорил с ней на арабском языке; она кивнула и вошла в дом, одернув полы кафтана, и Ажулай последовал за ней.

Держа Баду за руку, я огляделась, осознавая, что, когда приходила сюда первый раз и расспрашивала Ажулая об Этьене, я плохо рассмотрела дар Ажулая. На этот раз я хотела увидеть все. Дворик был довольно милым, он был выложен небольшой плиткой синего и золотого цвета в форме бриллианта. Внешняя стена двора тоже была обложена плиткой. Здесь были другие узоры золотого, зеленого и красного цветов. В маленьких нишах, тоже выложенных плиткой, стояли свечи. Дверной проем был в форме арки, тонкая белая занавеска закрывала его.

Расписные горшки напомнили мне те, что были расставлены в разных углах сада мсье Мажореля; в некоторых огромных горшках росли маленькие деревья, в меньших были посажены цветы и виноградная лоза.

На одной из стен висело длинное зеркало, а на другой — ковер с абстрактным узором. Нежно-коричневые оттенки переходили в шафрановые и золотые.

Только вернувшись из деревни, приткнувшейся на склоне холма, я осознала, насколько отличается жизнь Ажулая здесь, в Марракеше, от той, какой она могла бы быть в долине Оурика.

Баду вытащил свою руку из моей и побежал по двору. Я сняла хик и покрывало; в этот момент Ажулай вышел с большим оловянным корытом, наподобие того, какое служанка в Шария Сура использовала для стирки белья. Ажулай наполнил корыто водой из цистерны и сказал Баду что-то по-арабски. Вдруг он остановился.

— Извини, иногда, побывав в блиде, я забываю, что надо говорить на le français[81].

— Все в порядке. Теперь я уже лучше понимаю арабский. Я поняла, что ты сказал Баду: что он пахнет как маленький щенок и что ему надо принять ванну. Мена учит меня, — пояснила я.

Ажулай наклонился над корытом и вымыл лицо, шею и руки, намылив их большим куском мыла. Он плескал воду на волосы, перебирая их пальцами, а потом закатал рукава и вымыл руки до локтей. Затем он вылил воду из корыта в небольшую яму возле цистерны и снова наполнил его водой.

— Иди, Баду, — позвал он и, сняв с него джеллабу, хлопчатобумажные штаны и бабучи, посадил его в корыто. Он поливал Баду водой, а тот смеялся.

— Вода нагрелась от солнца, — проговорил Ажулай, тканью и мылом смывая с мальчика грязь. — Закрой глаза, Баду, — сказал он, а затем намылил и ополоснул его волосы.

Я обвела взглядом залитый солнцем дворик, выложенный красивой плиткой, и неожиданно мне захотелось прикоснуться ко всему этому. Я развязала шнурки своих ботинок и сняла их. Затем сняла чулки. Плитка была, как я и предполагала, теплой и гладкой. Она была чистой — совсем недавно ее мыла служанка. Я медленно прошлась по двору, зная, что сильно хромаю без своего ботинка, но это меня не смущало. Я ходила, с наслаждением ступая босыми ногами по прекрасной плитке. Я не ходила без обуви с тех пор, как заболела полиомиелитом, но до того я летом часто бегала босиком по двору.

Ажулай и Баду не обращали на меня внимания. Вдруг я увидела свое отражение в большом зеркале. Я увидела себя в полный рост. Солнце и ветер за последние три дня сделали мою кожу еще более темной. Мои волосы, аккуратно заплетенные сестрой Ажулая перед отъездом, от ветра и ночевки в грузовике растрепались и спадали на плечи. Мои глаза, все еще подкрашенные, казались еще больше. Расшитая шаль, которую подарила мать Ажулая, была накинута поверх моего кафтана. Я осмотрела себя от волос до босых ног, только теперь понимая, почему Баду сказал, что я похожа на Манон. Издали я действительно была на нее удивительно похожа. Тот же овал лица, такие же большие темные глаза и вьющиеся волосы. Раньше я не замечала этого.