Мо Инья - Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии

• Название: Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии
• Автор: Мо Инья
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

В очередной том Библиотеки избранных произведений писателей Азии и Африки вошли повесть бирманской писательницы Мо Мо Инья «Потерянная тропа», а также рассказы тридцать одного писателя Вьетнама, Индонезии, Малайзии, Сингапура, Таиланда и Филиппин.

---

В числе авторов, которые обратились в своем творчестве к народным массам, находился и Манат Тянраёнг, автор повестей и коротких рассказов, один из которых и предлагается читателю.

Новеллам Маната Тянраёнга присущи драматический сюжет, неожиданные завязки и развязки, точность писательских наблюдений, своеобразный «манатовский» стиль.

Н. Хохлов

Ассигнация в сто батов{ Бат — основная денежная единица в Таиланде; стобатовая ассигнация — самая крупная купюра, представляет собой солидную сумму денег, на которую может прожить в течение нескольких дней семья среднего достатка.}

В прежние годы, когда здесь еще не было Большого рынка, лавка господина Нгиапа (за глаза его называли не иначе как «китаёза Нгиап») торговала всякой мелочью. Со временем местные богатеи сложились и поставили множество лотков и балаганов. Так постепенно вырос Большой рынок. Лавка китайца Нгиапа оказалась на бойком месте. Не желая отставать от других, хозяин расширил дело. Теперь уже сюда приходили не только окрестные земледельцы, но даже рыбаки и охотники из джунглей.

Нгиап был глух на оба уха, и здешние шалопаи дали ему прозвище «Рваная Барабанная Перепонка». Нгиапу уже перевалило за сорок. Целыми днями он, как послушный механизм, не зная усталости, работал в лавке. Прибавлялось посетителей — становилось больше хлопот. Прежде Нгиап торговал только бакалеей да немного спиртным. С того времени как его лавка присоединилась к Большому рынку, Нгиап решил устроить здесь и харчевню — пусть кормятся все, кто посещает рынок. Но у Нгиапа было только две руки — где уж ему всюду поспеть?

В Китае у Нгиапа осталась невеста. Он никогда ее не видел — родители сосватали заглазно, когда он сам был еще мальчиком. Жива ли она теперь или уже померла от какой-нибудь болезни, Нгиап не знал. Скорее всего, это была неуклюжая и наивная крестьянка; как все деревенские женщины, только и годилась, чтоб таскать на коромысле корзины с овощами. От постоянной ходьбы ноги у нее, наверно, крепкие и массивные, точно хорошие сваи. На что ему такая жена?

Много ночей подряд лежал Нгиап без сна и, уткнувшись в подушку, думал. Думал о том, что надо бы нанять себе в помощь мальчишку или женщину. Без помощника в лавке не развернешься. Младший брат Нгиапа, помогавший ему в последнее время, не сказав ничего, удрал с какими-то бродягами месяц назад. Если нанять парня, то может случиться, как с братом: надует хозяина, сбежит — вот тебе и вся помощь! Не раз ему приходило в голову, что выгоднее взять себе жену: надежней, да и жалованья платить не придется; а там, глядишь, еще и наследник появится (нельзя же китайцу обидеть предков и не продолжить своего рода!). Подрастет сынок, встанет на ноги — сможет помогать в лавке. Как часто у Нгиапа вырывался тяжелый вздох, стоило ему вспомнить китайскую поговорку: коль до сорока дожил, а жены не нажил — быть холостяком; до пятидесяти дожил, семьи не нажил — помрешь бобылем!

Но вот настал день, когда он решил больше не раздумывать: ему нужно жениться, хотя бы для того, чтобы сэкономить на подручном!

После некоторых поисков Нгиап нашел себе жену: он купил молоденькую девушку, красивую и грациозную. Родители ее были довольны: дома их дочка не ела досыта и не знала никакой радости — как говорится, не видала на небе ни солнца, ни луны! — пусть уж лучше ищет счастья в лавке китайца! К тому же Нгиап уже в летах, может статься, что долго не протянет, ведь, как сказал Будда, всему сущему приходит конец.

Нгиап не мог налюбоваться на свою девочку-жену (ей едва исполнилось девятнадцать). Он нарядил ее в платье из яркого шелка с золотым шитьем, купил ей роскошный пояс с изображением дракона. Так он платил за ее красоту, которая не противилась его настойчивым желаниям. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле и каждую ночь, распростершись на полу, молился богине Гуаньинь{Гуаньинь — имя буддийского божества Бодхисатвы (санскр. Авалокитешвара); у китайцев-буддистов — богиня милосердия.}, которая послала ему в жены такую небесную фею.

Когда Сун (так звали жену Нгиапа) в первый раз встала за прилавок, она сильно робела и стыдилась. Ведь Сун была из деревни и не привыкла вести денежные расчеты. Она боялась ошибиться, давая сдачу, и долго соображала, бормоча что-то про себя; Сун не обучали считать в уме, и ей приходилось пользоваться пальцами на руках и ногах, как это делают маленькие дети. Но вот прошло немного времени, Сун сделалась опытнее и перестала ошибаться. Всякий, кто наведывался в лавку Нгиапа или проходил мимо, слышал голосок Сун, которая громко и внятно втолковывала что-то мужу (ведь он был самым глухим человеком на свете — не иначе как судьба послала ему самую плохую барабанную перепонку!).

С появлением молодой хозяйки в лавке заметно прибавилось посетителей. В заведение Нгиапа стали приходить не только рабочие-ирригаторы, шоферы или железнодорожники, но и клерки из городских контор, школьные учителя и даже сам господин Киат, заместитель уездного начальника. Увидев Сун, местные парни быстро перекочевали из других баров и кофеен в лавку «китаёзы Нгиапа», — здесь, по общему мнению, было уютнее. А вскоре, как всегда бывает в таких случаях, посетители лавки наперебой начали ухаживать за Сун. Они могли не таясь заговаривать с нею, делать прозрачные намеки, заигрывать с юной красавицей, пока та обносила всех кофе. Муж ее не слышал ни слова. Да и сама Сун старалась ничего не замечать. Она быстро привыкла ко всякому: если к ней пристают клиенты, значит, так и положено в этом мире.

Но вот Сун понемногу стала присматриваться к щеголеватым парням в модных костюмах. Иной раз, заглядевшись на какого-нибудь красавца, она вдруг замечала всю невзрачность и убожество своего сорокалетнего мужа. «Вот напасть-то! — шептала про себя Сун. — И с таким мне суждено прожить всю жизнь!»

— Черт побери, и как только этот паршивый китаёза сумел обзавестись такой соблазнительной девчонкой? — заметил как-то господин Киат, заместитель уездного начальника.

— Да, и впрямь хороша! — поддакнул ему Санга, старший учитель храмовой школы, прозванный за свой низкий рост Коротышкой.

Сун с деловым видом ходила между столиками, подавала, что требовали, собирала грязную посуду; нескромные намеки и грубые шутки, казалось, не задевали ее.

— И подумать только, ведь она ему жена! Тьфу! — с досадой говорил какой-нибудь, местный парень.

— А теперь-то этому хрычу уже и ни к чему! — вторил ему другой. — Эх, что поделать? На земле один закон — у кого руки длинные, тот и хватает!

Но спокойствие Сун сохранялось недолго. Ее душу смутили молодые щеголи в синих ковбойских брюках. Это было ей внове. С интересом разглядывала она их яркие, в узорах гавайские рубашки. Так и чесался язык порасспросить, где они достали такие. Эти парни дурачились и шутили, заставляя Сун смеяться до упаду. То пустятся в пляс по всей лавке, а то поют какие-то незнакомые песни со странными выкриками. Неожиданно для себя Сун стала презирать беднягу Нгиапа. Какое это жалкое и никчемное существо! Иногда ее тайное презрение прорывалось наружу: она начинала ругать его, вспоминая все бранные слова, которые знала. Поносила она не только Нгиапа — не меньше доставалось и ей самой. Как же случилось, что она стала собственностью этого старого китайца? — спрашивала себя Сун. Как могла она так унизиться? Пускай бы только старого, но ведь еще и такого уродливого, прямо-таки отталкивающего! И к тому же глухого.

— А пожалуй, неплохо быть в женах у такого вот китаёзы, — говаривал, бывало, заместитель уездного начальника.

— С чего это вы взяли, господин заместитель? — недоумевал учитель по прозвищу Коротышка.

— Ну как же, Нгиап не больно-то досаждает своей красотке, спит с нею раз в год — в китайский праздник весны! — При этих словах вся компания давилась от хохота.

Семейные дела глухого Нгиапа частенько становились предметом обсуждения у завсегдатаев лавки, и тут уж обязательно задевали Сун. Иной раз она сердилась и с ненавистью глядела на сплетников, а иногда все это ее даже забавляло: Сун усмехалась про себя и с независимым видом расхаживала по лавке. А шутники и приставалы, видя, что их выходки по душе Сун, продолжали судачить о ней и часто в своих словах не знали меры. Несколько мужчин уже всерьез влюбились в Сун и теперь страдали, временами доходя до исступления. Обычно они с мрачным видом просиживали все вечера в лавке, склонившись над кофе и лишь изредка украдкой поглядывая на недоступную красавицу. Когда она подходила к их столику, каждый на свой лад старался привлечь ее внимание.

— Послушай, Сун, хочу попросить у тебя еще кое-что, — шептал какой-нибудь отчаявшийся влюбленный.

— Чего же? — спрашивала она, думая, что ему нужны сахар или спички.