Георгий Шахназаров - С вождями и без них

• Название: С вождями и без них
• Автор: Георгий Шахназаров
• Жанр: История

---

В июле 1965 года, когда в наших писаниях для генерального еще преобладали ссылки на научность, осуждались субъективизм и произвол, партию и страну призывали совершенствовать социалистическую демократию и консультанты были преисполнены на этот счет радужных надежд, мне довелось присутствовать при сцене, что называется, зарождения нового культа.

Делегация КПСС во главе с Брежневым приняла участие в IХ съезде Румынской компартии. Чаушеску уже показывал зубы и вел себя довольно независимо, но ритуал братской дружбы и почтительное отношение к "старшему брату" соблюдались. Выступление Леонида Ильича было встречено бурными аплодисментами и вставанием, причем Чаушеску отмерил советскому лидеру точно такую же долю признания, как и руководителю делегации КПК. Зал напряженно следил за своим вождем, а он подавал четкий сигнал, садясь и вставая, начиная и заканчивая рукоплескания.

Была еще такая деталь: когда Брежнев пошел на трибуну, глава делегации Албании Рамиз Алия решил демонстративно покинуть зал. Но, поскольку стулья были поставлены очень плотно, ему пришлось согнуться и чуть не ползком пробираться к выходу. По этому поводу Юрий Владимирович, сидевший среди других гостей в амфитеатре, воздвигнутом на сцене, послал нам записку с юмористическим стишком. К сожалению, она не сохранилась, но я запомнил рифму: албанца - за...ца.

Вдоволь насмотревшись на боярский двор румынского генсека и попив отличных румынских вин (особенно хороши "Фетяска" и "Мульфатляр"), мы отправились восвояси. И только в самолете узнали, что летим не сразу в Москву, шеф решил заглянуть в дорогую его сердцу Молдавию, где он был в свое время "первым". Сразу по прибытии в аэропорт нас усадили в автомобили и повезли в Дом приемов, где уже был накрыт праздничный стол. Бодюл суетился вокруг генерального и задал тон пиршеству. Пользуясь правом хозяина открыть "прения", он выразил трепетные чувства, питаемые народом Молдавии к Леониду Ильичу, неизбывную благодарность за все, что он сделал для республики, и заверил, что генеральный секретарь может всецело положиться на здешнюю партийную организацию (т. е. на Бодюла).

Видимо, я все-таки простодушный человек, потому что, как сейчас помню, встретил эту речь с удивлением и возмущением - как же так, трубим на всех перекрестках, что с культом и субъективизмом покончено, начинается новая, демократическая эра, а на практике опять за старое? Почти не сомневался: Брежнев прервет льстеца и жестко предупредит, что впредь не потерпит подхалимажа. А поскольку он промолчал, я решил, что Леонид Ильич преподаст урок всем в конце застолья. Пока же мы все встали и выпили за здоровье нового Солнца. Может быть, на этом изъявления верноподданнических чувств закончатся, подумалось мне, и другие "тостующие" не станут повторяться?

Они действительно не повторялись, каким-то чудом находя все новые и новые замечательные качества в многогранной личности генсека. Планка с самого начала была поднята Бодюлом очень высоко, тем не менее выступавшие один за другим члены делегации и два-три местных деятеля не ударили лицом в грязь, нашли идущие от сердца слова, чтобы почтить нашего вождя. Не стал исключением и Андропов, выразивший уверенность, что партия под руководством Леонида Ильича не допустит отступлений от научного коммунизма, а "наш долг оказать ему всяческую поддержку". Если в этом выступлении и был какой-то намек, то, вероятно, никто, кроме консультантов, его не уловил.

Когда список ораторов был исчерпан, Брежнев произнес получасовую речь рассказал о съезде РКП, критически отозвался о склонности Чаушеску к самовластию, напомнил об очередных задачах коммунистического строительства, поблагодарил за доверие и, в свою очередь, обещал свою поддержку испытанным партийным кадрам. Обменявшись этими сигналами, новый лидер и номенклатура действительно не тревожили друг друга почти два десятилетия. Живи сам - давай жить другим.

Забегая вперед, скажу, что мне пришлось присутствовать не только при зарождении культа, но и в момент его наивысшего расцвета, какой обычно наступает перед концом.

В октябре 1979 года Германская Демократическая Республика отмечала свое 30-летие и советскую делегацию возглавил Брежнев, уже достигший к тому времени всех мыслимых и немыслимых почестей - увенчанный четырьми Золотыми Звездами, удостоенный маршальского звания и Ленинской премии за трилогию, которую один критик, помнится, приравнял к аналогичным произведениям Льва Толстого и Максима Горького. Ему отвели дворец, возведенный Фридрихом Вторым для своей племянницы, члены делегации и сопровождающие лица размещались в построенных вокруг особняках. Помимо участия в официальных торжествах им пришлось по поручению генсека встречаться со многими руководителями других делегаций. Сам он уже должен был беречь силы; исключение, помимо бесед с Хонеккером, было сделано для Тито.

Стоял теплый солнечный день, поэтому встречу было решено провести в парке, под сенью вековых деревьев. Вынесли стол, расставили вокруг кресла, в ожидании гостя Леонид Ильич решил прогуляться в сопровождении членов делегации, за ним вереницей пристроились посол Абрасимов, зав. отделом внешнеполитической информации Леонид Замятин, помощники, генералы, возглавлявшие группировку советских войск, наши коллеги из международного отдела ЦК СЕПГ, прикрепленные к делегации. Ну и мы, отдельцы.

Наконец известили о прибытии югославского лидера. Несмотря на то что ему было далеко за восемьдесят и жить оставалось меньше года, выглядел он неплохо, возраст и недуги выдавали лишь пергаментная бледность лица и замедленная походка на плохо гнущихся ногах. Два маршала облобызались, уселись за стол друг против друга, остальные расположились вокруг. Хотя нас и трудно было удивить лицезрением "великих", здесь все же был особый случай. Не думаю, что правильно приписывать одному Тито заслуги беспримерного сопротивления фашизму, благодаря которому Югославия оказалась единственной страной Центральной да и Западной континентальной Европы, не покоренной гитлеровским воинством. Но превратил разрозненные партизанские отряды воинственных сербов, черногорцев и других своих соотечественников в мощную армию все-таки Иосип Броз Тито. И уж его воля стоит за отказом покориться Сталину, решимостью искать свою самоуправленческую модель социализма. Хотя этот поиск не увенчался впечатляющим успехом, Тито остается в моих глазах одним из легендарных лидеров XX века.

Беседа двух старцев, пребывающих в зените могущества, славы и самолюбования, носила не столько политический, сколько философско-ностальгический характер. Обменявшись дежурными фразами о том, что былые недоразумения между нашими странами улажены и в отношениях между ними нет проблем (на самом деле это не так, потрудиться на этом направлении досталось еще и на долю Горбачева), они стали перескакивать с предмета на предмет, не столько даже ища сочувственного отклика, сколько торопясь высказаться и произвести впечатление на собеседника. Помянули других "великих", в частности Мао Цзэдуна и его наследников. Находясь в Берлине, не могли не задеть уже начинавшие беспокоить Москву и Белград проблемы эрозии Ялтинской системы. Поговорили о перспективах общеевропейского процесса. Словом, посудачили обо всем, старательно обходя идеологические расхождения, к тому времени, впрочем, сильно поубавившиеся.

Когда гость нас покинул, и сам Леонид Ильич, и его соратники подивились хорошей физической форме Тито - ясной памяти, все еще живому интересу к жизни и политике. Действительно, Тито своим примером, казалось, подтверждал язвительное наблюдение кого-то из французских остроумцев: власть - самый сильный эликсир жизни, те, кому она досталась, так не хотят с ней расставаться, что готовы жить вечно.

Теперь я подхожу к тому, что назвал "тайной вечерей". Выступив на торжествах с речью, которая, естественно, произвела запланированный фурор, наш генсек пришел в хорошее настроение и велел накрыть стол для членов делегации и узкого круга сопровождающих лиц. Было человек двадцать, только своих, немецких товарищей просили "отдохнуть от нас". Впрочем, никаких секретов присутствующие друг другу не поведали. После короткой переброски одобрительными репликами о том, как Хонеккер и его соратники отметили годовщину Республики ("Все-таки немцы есть немцы!"), особенно о факельном шествии молодежи, началось изъяснение в любви к своему лидеру. Само это слово, правда, произнес один Замятин, так и начавший свою речь: "Леонид Ильич, я вас люблю..." Но к этому сводился пафос и всех остальных речей, причем каждый последующий оратор старался переплюнуть предыдущего или хотя бы не слишком от него отстать, чтобы, не дай бог, не быть заподозренным в недостаточной преданности. Вспоминали героические жизненные эпизоды (Малая земля, целина, космос, военный паритет с США, европейский процесс), славили мудрость, умение по-ленински точно определить звено, ухватившись за которое можно вытащить цепь, благодарили за превосходные человеческие качества - простоту и демократичность в обращении, внимание к людям, отеческую заботу о кадрах. Такого потока славословия ни до, ни после мне не приходилось слышать. Высказавшись, каждый подходил к Леониду Ильичу, тот поднимался и в знак расположения награждал поцелуем в обе щеки.