Генрих Лаубе - Графиня Шатобриан

• Название: Графиня Шатобриан
• Автор: Генрих Лаубе
• Жанр: Исторические любовные романы

«Он остановил коня и стал прислушиваться. Но конь его, горячей андалузской породы, тряс уздечкой и бил копытами о древесные пни, так что трудно было расслышать что-либо. Между тем лошадь другого всадника, походившая на мула, стояла неподвижно. Как лошади, так и всадники представляли собой полную противоположность. Всадник, сидевший на андалузском коне, был высокий красивый человек, с коротко обстриженными каштановыми волосами и окладистой бородой, какую носили тогда французские дворяне в подражание королю. Его платье из дорогих цветных материй, хотя и запыленное и забрызганное грязью от путешествия, резко отличалось от темной одежды и грубого волосяного плаща его спутника, которого, несмотря на бороду, можно было признать за католического монаха по бледно-желтому цвету лица…»

---

Между тем не только слуги в замке Коньяк, но даже приближенные короля Франциска, затруднились бы сказать что-нибудь относительно ближайшего будущего. Ноябрьская ночь в замке Инфантадо привела далеко не к тем результатам, какие можно было ожидать. Король, вернувшись в Альказар, не захотел видеть Бриона и провел несколько часов один. Подвиг самоотречения, который он взял на себя, оказался ему не по силам, так как был противен его эгоистической и художественной природе. Он смутно чувствовал, что поставил себя в искусственное положение, и возмущался против насилия, которое хотел сделать над собой. Если бы он согласился вовремя выслушать Бриона, то все еще могло устроиться и прийти в равновесие.

Франциска, со своей стороны, испытывала не только горе и отчаяние, но и глубокое озлобление, что человек, которого она так безгранично любила, отвергает ее, даже не потребовав от нее никаких объяснений. Кровь Фуа заговорила в ней, как некогда в день смерти королевы Клавдии в Париже, и теперь еще с большей силой, нежели тогда, потому что подобные ощущения никогда не возобновляются в одинаковой степени, а всегда бывают сильнее или слабее. Обращение с нею сестры короля еще более усиливало ее гнев. Маргарита, которая, по-видимому, была так расположена к ней, выказывала ей теперь молчаливое презрение. Она не знала, что герцогиня, под влиянием собственного огорчения, приписывала ей решение короля отречься от престола. Франциска, со своей стороны, была слишком горда, чтобы сделать малейшую попытку оправдать себя даже перед этой женщиной, которую глубоко уважала. Она вышла из комнаты раньше Маргариты и пошла к Химене. Хотя она не имела полного доверия к молодой девушке, которая так неожиданно сделалась ее соперницей, но была уверена, что здесь по крайней мере не встретит светских предрассудков. Разбудив Химену, она попросила ее немедленно выхлопотать от дворецкого лошадей и двух проводников, потому что она намерена через час отправиться в путь. В первую минуту Химена не могла выговорить ни одного слова от отчаяния, но наконец, сделав над собой усилие, спросила, что случилось.

Но графиня Шатобриан была в таком настроении, что не имела никакого желания рассказывать кому бы то ни было о своих страданиях. Она холодно повторила свою просьбу и спросила, может ли она надеяться, что ей дадут лошадей и провожатых, и что, в противном случае, она уйдет пешком из Мадрида.

Химена, видя, насколько неуместны всякие вопросы, молча встала с постели и поспешно оделась; и только выходя из комнаты, решилась спросить:

– Надеюсь, Франциска, ты не оттолкнешь меня вследствие того, что другие причинили тебе горе, и возьмешь меня с собой.

– Нет, Химена! Ты будешь теперь единственным утешением короля; ты должна остаться здесь. Я не нуждаюсь в утешениях.

– Но я не могу жить без тебя. Если ты не захочешь взять меня, то я поеду вслед за тобой, – возразила Химена и, не дожидаясь ответа, пошла к отцу.

Герцог пришел в ужас от мысли, что его дочь хочет открыто уехать из Мадрида с графиней Шатобриан, которая пользовалась такой дурной репутацией, и резко выразил свое неодобрение.

– Выбирайте между большим или меньшим несчастьем! – сказала Химена. – Если я останусь здесь, то имени Инфантадо будет нанесен еще больший удар; если я уеду, то ваше имя останется незапятнанным!

Герцог не понял значения этих слов, но под влиянием суеверного страха изъявил согласие на отъезд дочери.

Во втором часу ночи графиня Шатобриан и Химена выехали из замка в сопровождении двух слуг. Ворота замка на этот раз отворились перед ними без всякого затруднения. С гор им навстречу дул резкий, пронизывающий ветер, смешанный с дождем. Обе женщины молчали, каждая из них была поглощена своими думами. Полчаса спустя выехала герцогиня Маргарита со своей свитой, среди которой были Маро и Бюде, но и здесь при выезде никто не решался прервать общего молчания.

Король, удалившись в Альказар, не хотел никого видеть и даже не простился с сестрой. Только на следующее утро, когда одиночество сделалось для него невыносимым, он приказал позвать к себе Бриона. Он мысленно решил не делать никакого намека на случившееся и хотел заявить Бриону, что намерен просить императора о дозволении ему вернуться во Францию. Для короля, при его возбужденном состоянии, было своего рода утешением оказать благодеяние неблагодарному другу, так как этим удовлетворялось его оскорбленное самолюбие.

Но случилось иначе. Брион сам начал объяснение, которого так жаждал король в глубине души, хотя не хотел сознаться в том перед самим собой. Рассказ Бриона показался ему настолько естественным, что он с первых же слов поверил его правдивости, тем более что влюбленный сеньор не скрыл от него причины, побудившей его отправиться к графине Франциске.

Король почувствовал глубокое раскаяние в своей поспешности и, зная безупречную честность своего любимца, потребовал только от него, чтобы он подтвердил свой рассказ рыцарской клятвой.

– Дай мне договорить, – продолжал король, прерывая Бриона на первом слове. – Во всяком случае, я прощаю тебе твой романический вымысел и позволяю остаться в Альказаре. Если ты не можешь дать мне честного слова в том, что ты говорил правду, то обещай по крайней мере не обманывать меня намеренно в будущем.

– Клянусь вам моим рыцарским честным словом в правдивости моего рассказа.

– Боже мой! Как нелепо вел я себя вчера! – воскликнул король, вскакивая со своего места. Он не мог оставаться долее ни одной минуты в Альказаре и поспешил в замок к Франциске, чтобы умолять ее о прощении.

Но уже было поздно. Ему объявили, что она уехала ночью из замка вместе с Хименой.

Сознание вопиющей несправедливости относительно любимой женщины нередко побуждает даже вполне порядочного человека к изъявлению более горячей любви, нежели та, которую он чувствует в действительности. Король почти не замечал отсутствия Химены, потому что весь был поглощен горем от отъезда оскорбленной им графини Шатобриан и посылал гонца за гонцом с письмами, в которых выражалась такая искренняя и поэтическая нежность к ней, какая никогда не проявлялась с его стороны в продолжение их любовной истории. Но именно теперь, когда любовь короля достигла той степени искренности и нежности, о которой мечтала Франциска, она решила навсегда прекратить с ним всякие сношения. Письма его настигли ее в дороге; она получала их и в Фуа, где поселилась с Хименой, но она не читала ни одного из них и отсылала назад нераспечатанными в пакетах, надписанных рукой Химены: «От графини Шатобриан королю Франции».

Между тем после печальной ноябрьской ночи для короля открылись шансы на лучшую будущность. Уроженец Брабанта передал своему властелину известие об отречении короля Франциска от престола. Эта новость была в высшей степени неприятна императору. Он не мог примириться с мыслью, что король Франции, который должен был купить себе свободу ценой больших политических жертв, сделался частным человеком и не в состоянии ничего предложить взамен своего освобождения. Император готов был даже сделать некоторые уступки, чтобы побудить своего пленника к отмене акта отречения от престола, так что у последнего появилась надежда, что скоро наступит конец его заточения и он отправится в замок Фуа и скажет лично графине Франциске все то, что он писал ей в письмах.

Но переговоры опять затянулись. Император не решался ни на какие серьезные уступки ввиду новых явившихся у него соображений. «Правительница, – думал он, – любит своего сына и не захочет оставить его в вечном заточении; она не допустит, чтобы богато одаренный Франциск похоронил себя заживо в тюрьме и отказался навсегда от престола. Она надеется, что я узнаю об акте отречения ее сына и сделаюсь уступчивее, и, вероятно, сама поспешит известить меня об этом; тогда увидим, какого рода уступки окажутся необходимыми. Или, быть может, в Париже придумали еще более хитрую комбинацию и только тогда обнародуют акт отречения, когда мой пленник будет на свободе и ступит на французскую почву. Тогда они объявят, что я заключил трактат с королем, который в это время фактически не был им, и потому он вовсе не обязан исполнить этот трактат. Что же касается акта отречения, то король Франциск может уничтожить его во всякое время; дофин еще ребенок, и я один буду в проигрыше».

Ввиду этих соображений у императора впервые появилась мысль заключить мирный договор под личную ответственность короля Франциска, который должен гарантировать своей особой точное исполнение его и дать слово, что в противном случае он добровольно вернется в плен.

Король Франциск не мог не заметить, что недоверие было главной причиной кажущегося великодушия императора и это, вероятно, всего более побудило его на поступок, который представляет противоречие с его понятиями. Он видел себя постоянно обманутым и должен был убедиться, что его рыцарский образ действий не соответствует духу времени и будет неуместным относительно такого ловкого и рассудительного политика, каким был император Карл. Таким образом, он мало-помалу поддался просьбам и советам матери и Друзей, писавших ему из Франции, и своих приближенных в Альказаре, в числе которых был Флорентин.