Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

• Название: Пушка Братство
• Автор: Жан-Пьер Шаброль
• Жанр: История

---

-- Hy-ка скажите, ребятки, сколько вы туда всадили зарядных картузов?

-- Три,-- признался Филибер Родюк, потупившись.

-- Ho ведь это же просто чудесно!

---- Как так?

-- A тав, значит, ваша пушка "Братство" -- превосходная пушка! Вы насовали в нее в три раза больше допустимого числа зарядных картузов, a она не взорвалась. Скореe, ребятки, зарядите-ка ee картечьro!

На что мы хором ответили:

-- Легко сказать, картечъю! Да y нас картечи нет! И где ee раздобыть? B такое время, да еще в самый угол нас загнали...

Машиналъно я покскал взглядом Предка, но, оказывается, Гифес поелал его на улицу Пуэбла посмотреть, не обходят ли нас с тыла.

-- Hy, картечь можно самим изготовить.

-- Из чего?

-- Из всего. Из медных пуговиц, болтов, винтов, гвоздей, монет, медалей, из любого куска металла, что под руку попадется. Бегите, даю вам пять минут!

Так начался последний сбор. Если хозяев, которые могли бы дать нам что-нибудь подходящее, не оказывалось дома, мы сами брали без спросу... У нас не было времени ни просить, ни благодарить, ни шарить по закоулкам, ни даже повернуть дверную ручку. Мы вышибали двери ударом ноги, выворачивали содержимое шкафов и ящиков и бросались собирать то, что звякало об пол. Время от времени мы из какого-нибудь окошка глядели на жестокий уличный бой; это зрелище нас еще больше разъяряло, ящики комодов начинали летать по комнатам, двери срывались с петель.

Мы разбили на секторы поле нашей грабительской деятельности: Маворели взяли четные номерa домов, Родюки -- нечетные, еще одной группе поручили тупик, Орест с Шарле взяли на себя виллу, a мы с Ортанс -- все прочее.

От этих набегов, длившихся, правда, недолго, мои глаза сохранили лишь две-три картинки, никак не больше, но зато сохранили с каким-то дикарским неистовством галлюцинации. Позади или впереди Ортанс я как смерч врывался в жилые помещения, самые разнообразные, в лачуги и салоны, но не удержал в памяти даже расплыв

чатого представления о мебели, картинах, коврах или обоях -- только позвякивание металлических вещиц. Ортанс бросала их в подол юбки, придерживая ee за кончики, a я -- в свою мягкую шляпу, давно лишившуюся петушиного перa.

Мне не только лиц не удалось запомнить, даже ни одного силуэта. A ведь при нашем вторжении обомлевали трясущиеся от страхa за запертыми ставнями семьи, какие-то и без того перепуганные личности, забившиеся в постели. A ведь нас встречали мольбами, негодующими протестами, жалобами, угрозами... Ничего, ровно ничего я не помню, кроме позвякивания в тулье моей гарибальдийской шляпы.

Нет, помню: троих трусов. Только много времени спустя передо мной всплыла их гнусная ухмылка.

B полумраке наглухо закупоренной комнаты, где горела только одна свеча, которую схватила Ортанс в поисках нужного нам металла, вдруг выступила чья-то мерзкая физиономия с раздутым носом, и непонятное существо pухнуло перед нами на колени, хрустнув чем-то деревянным. Только сбегая с леетницы, я сообразил: оказывается, мы побывали в "Пляши Нога", тот, наверхy, значит, был Пунь.

A через несколько секунд мы очутились в темной гостиной. Вышибив ударом ноги ставню, я впустил в комнату дневной свет. И там тоже какая-то огромная туша молила нас о чем-то, a рядом горстка костей щелкала от страхa зубами. Клянусь, я только потом понал их мольбы:

-- Сжалься, доченька, сжалься, маленькая. A ты хоть ради Бижу, ради старой твоей лошадки...

Мы находились в квартире над мясной лавкой. Ho лишь на улице Ортанс, не отпуская подола, где лежало то, чему суждено было стать нашей картечью, вдруг спросила меня:

-- Это мой отец, что ли, был? И моя мать?

A ведь мы задержались в этой гостиной дольше, чем где-либо в другом месте, потому что, вышибив ставню, я кликнул Ортанс и мы постояли вдвоем в проеме болыного окна, и, свесившись, словно из ложи бенуарa, смотрели на развертывающийся внизу спектакль, который длился несколько минут -- дольше, чем все наши набеги, всего несколько минут, отбивших охоту присматривать

ся к этой чете презренных трусов. Взгляд, увидавпrай такое, сам проходил сквозь них...

Пока мы собирали наши крохи металла, артиллерия версальцев в буквальном смысле слова разнесла баррикаду. С обеих сторон зияли огромные бреши. Остались только две каменные стенки посредине, правда массивные, окружавшие, как две подушки, наше орудие, по-прежнему находившееся здесь и чудом уцелевшее.

Сейчас версальцы били картечью. Эта гадость сметала буквально все, убивала тех, кого пощадила прямая наводка. Спастись от нее -- все равно что пройти сухим под проливным дождем.

Tpусеттка отвела женщин и детей в укрытие под арку. A картечь била по мужчинам, как град по спелым колосьям. Все бойцы, a также и все Мстители были сражены картечью, за исключением Коша, который стоял с винтовкой в руке позади пушки, да Гифеса, лежавшего в крови и грязи, но еще подававшего признаки жизни. Погибли все литейщики, кроме двоих: Маркайя и старика Барбере, которому оторвало правую руку.

Из окон выползал матрасный волос, и среди этого сплошного волосяного месива виднелись развороченные снарядами тела, свисали над улицей оторванные руки, расколотые черепа.

Мы готовили последний заряд, он был как раз по размеру жерла.

Да, мы сумели ee зарядить, нашу пушку "Братство". Все в нее ввалили, выстрелим только раз, зато уж пальнет она, ведь сколько в нее всего вложено! Пуговицы всех размеров и фасонов, болты, винты, медальоны, ложки, вилки, часы, браслеты, ожерелья, гвозди, резцы Феррье, щипцы Шиньона, иголки Мари Родюк, коклюшки Селестины Толстухи, все шрифты -- гордость Гифеса: и эльзивир, и антиква, и курсив, и жирный, и строчные буквы, и прописные, и буквицы, и звездочки, a также марзаны и заставки, a также монеты в сто cy, экю, наполеондоры, луидоры, франки и cy, маленькие бронзовые cy, опять они...

Всем этим добром мы набили нашу пушку "Братство", до самой глотки набили.

Ортанс, Адель и Филибер притащили целые охапки холодного оружид: сабли, рапиры, кинжалы, кривыв

турецкие сабли, длинные шпаги, средневековые косы, стилеты, протозаны, полупики, косари, алебарды -- полная коллекция, и все подделка. Они взломали в слесарной мастерской железные шкафы, где Мариаль держал образчики своего рукомесла.

У нас не было времени выбирать, версальцы снова пошли на приступ.

Гифес еще дышал. Он лежал, прислонившись головой к колесному ободу, он что-то бормотал. Кош нагнулся над ним.

-- Наш командир приказал нам ждать, когда они подойдут на двадцать, a то и меньше шагов, и тогда только открыть огонь,-- пояснил нам столяр, разогнувшись.

-- И он совершенно прав,-- подтвердил Маркай.-- Раз пушку зарядили до отказа, будет страшная отдача. На тридцать шагов орудие сметет всю улицу до третьего этажа.

Итак, мы ждали, и каким же томительно-долгим показалось нам это ожидание. Мы сгрудились за кое-как залатанной баррикадой.

Нам хватило времени увидеть, как они идут, мы даже успели разглядеть за строем штыков их лица. B первом ряду шли юнцы и старики, шли блондины, шли седовласые, бледные и румяные, шли веенушчатые, рябые, шли флегматики и шли трусы.

Изредка мы опускали глаза к Гифесу, лежавшему y колеса. Типографщик-интернационалист уже не в силах 6ыл поднять веки. Ho, лежа навзничь на земле, он мог определить нужную нам дистанцию по тяжелому топоту солдатских сапог, становивнrемуея все громче, отчетливее.

Наконец он с трудом приподнял руку.

Шарле-горбун потянул за веревку.

Это был последний выстрел пушки "Братство". И он был страшен.

Прежде всего отдача. Орудие отскочило назад по меньшей мере на три метра. Хоботом лафета распороло живот Филиберу Родюку, a левое колесо раздробило поясницу его брату Раулю. Меня отбросило вбок и назад к стене, шагов на пять-шесть. A Шарле-горбуна, который был легче меня, отшвырнуло еще далыне.

Затем такой же адский грохот.

Казалось, никогда не кончит rреметь это знаменитое "бу-y-y-ум-зи", и оно неслось вдаль, ширилось, вбирая

в себя звон колоколов и треньканье колокольчиков, словно перли напролом какие-то фантастические стада; миллионами отголоеков пело золото, серебро, медь, олово, сталь, свинец, цинк, алюминий, железо, жесть, бронза -- каждый бельвильский металл вносил в общий гул свою долю крика.

И наконец, результат был чудовищен.

Уцелели лишь задние ряды версальских солдат. С воплями они разбежались по своим норам.

На сей раз мясниками были мы.

Изрешеченные осколками, искрошенные, версальцы попадали друг на друга. Посреди мостовой трупы лежали в два-три слоя. И каждая пара красных штанов, paссеянных вокруг баррнкады, прикрывала собой другие мертвые тела. Алощекий блондинчик, заляпанный кровью, стал жертвой Гифесова курсива. Седовласого усача с развороченной грудью сразило долото Феррье, его соседу, лежавшему в обнимку с усачом, принесла смерть коробка для рукоделия Мари Родюк. Сержанту в глаз впились ножницы Шиньона, a капралу в глотку -- коклюшка Селестины. Остальные погибли кто от медальона, кто он вилки, кто от пуговицы, кто от бронзового cy, если ве от золотой монеты.