Генри Олди - Баллада о кулаке

• Название: Баллада о кулаке
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12569-8

Кто не слышал о знаменитом монастыре Шаолинь, колыбели воинских искусств? Сам император благоволит к бритоголовым монахам-воинам в шафрановых рясах, чьи руки с выжженными на них изображениями тигра и дракона незримо и неотвратимо творят политику Поднебесной империи. Далее из великого Китая мы переносимся в Японию XV века и Харьков века XX.

Легендарные актеры театра Но и наши с вами современники, искусство древних лицедеев и современные школы карате, встреча с безликим нопэрапоном на ночном кладбище и рекламка «Ваша задача - выжить!». Тема боевых искусств — одна из главных в творчестве Г.Л.Олди, а романы «Мессия очищает диск» и «Нопэрапон» давно и заслуженно вошли в золотой фонд фантастики.

---

Стоп!

Не сейчас.

— А я, может, тоже на экзамен приеду! — заявляет вдруг Монах, заметно уязвленный тем, что вместо центра внимания он может претендовать в лучшем случае на периферию.

Хвост недожеванной сардинки прилип у него к нижней губе.

— Ох и далеко ж тебе ехать придется! Небось от ближайшего дома отдыха, — бурчит Ленчик, нарезая сало тоненькими ломтиками.

Нарезает он его из чистого альтруизма, ибо сам явно собирается и дальше питаться чаем с редиской и другими дарами матушкиного огорода.

— Ну, приду… — Монах пытается спародировать Ленчиково бурчание, но это ему плохо удается.

— Приходи, — пожимает плечами Олег, мастеря какой-то совершенно умопомрачительный сандвич. Пизанская башня, не сандвич. — Покажешь нам, недотепам, как чемпионы выступают!

— Могу и показать! — Хороший бы из Монаха мотоцикл вышел: заводится с полоборота. — Только я ж теперь все больше в паре… Дадите поработать?

Сказал — и косится глазом: как отреагируют?

А никак. Что, думал, все тебя тут же отговаривать кинутся? Как же, держи карман шире!

— Поработать-то можно… — по-кошачьи тянет Ленчик, одновременно хрустя целым пучком зеленого лука. Следую его примеру: не все ж на консервы налегать! — Только сам знаешь: мы обычно с посторонними людьми не работаем…

— Ну, а если я обратно в школу вернусь?

Эк его припекло, бедолагу! Небось совсем тут одичал: без людей-то, без родных, без друзей-знакомых.

На луну ночами воет.

— Ну, у нас же никого не выгоняют. — В моем взгляде, поднятом на Монаха, было столько наивности, что взгляд поднялся с изрядным трудом.

Тяжелый, зараза, вышел; не взгляд — штанга.

Впрочем, вес взят.

— Выгоняют! — резко, едва ли не грубо обрывает меня Олег. — Я с этого года начинаю закручивать гайки! А то развелось эстетов-трепачей, которые только и умеют, что языком работать. Знатоки великие, понимаешь!

Олег вроде и не обращается конкретно к Монаху, но столь прозрачный намек и ежу понятен.

Эй, еж, тебе понятно?

— Нет, ты приходи, поглядим-подумаем. — Когда мой соавтор отступает на шаг назад, значит, жди подвоха. — Ты сам как считаешь, Володя: тебе в какую группу ходить следует?

— Ну… в стажерскую, наверное. Или как минимум в клубную…

Вот сразу ведь видно: говорит человек и сам понимает, что не то говорит! А промолчать не может.

Зря это он.

Почему люди обманываются? Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад!.. И вот: в небе зависли свинцовые дирижабли, а к ним по сверкающим золотым лестницам ползут и ползут упрямые человеческие фигурки. Там, в сумрачных гондолах, в таких же ослепительных, как и эти лестницы, клетках, спрятаны певчие птицы. Птицы молчат — но каждый из взбирающихся по лестницам людей верит: когда он наконец доберется, вскарабкается, доползет — птица обязательно запоет! Не может не запеть! Конечно же, она запоет чудесную песнь — только для него одного!

А сотни тонн свинца, по странному недоразумению зависшие на головокружительной высоте, уже готовы обрушиться, сминая маленькие смешные фигурки и золоченые лестницы из папье-маше…

Стоп.

Не сейчас.

Нет, это он все-таки зря.

Олег

— Как минимум?

Внутри что-то оборвалось. Туда, в прошлые рождения, где я был судьей неправедным, согласно Ленчикову гороскопу, где крылись решения и приговоры, о поспешности которых я сожалею по сей день.

Иногда — сожалею.

А иногда — нет.

Рассказ шел к финалу. Спотыкаясь, по колено забрызгавшись грязью, подволакивая ногу и морщась от боли в травмированном колене; но — шел. Рассказ о суматошном Володьке Монахове и его волшебной палочке, рассказ о двух нелепых дядьках, разменявших четвертый десяток в поисках нужных только им слов; рассказ о плачущей жене, избитых насильниках и троллейбусных жертвах; рассказ о том, что одни называют ремеслом, другие — искусством, третьи — образом жизни, а четвертые смеются в лицо и первым, и вторым, и третьим, потому что четвертые знают: ремесло должно кормить, искусство — развлекать, а образ жизни — это вообще нечто совсем другое.

Собаку выгуливать да с управдомом лаяться — вот и весь образ жизни.

«А если я на тебя с шашкой полезу, что ты делать будешь?» Вечный вопрос, на который надо не отвечать, а нельзя: ведь, в сущности, хорошие люди спрашивают, меняя шашку на нож, пистолет или… или бейсбольную биту «Миротворец». Они ждут ответа, которого нет, ответа, который превращает отвечающего в полного идиота… отвечать стыдно, и не отвечать, в общем-то, тоже…

Убрать.

Лишнее.

И все-таки: рассказ, никому, пожалуй, кроме нас, не интересный, близился к финалу.

Я чувствовал, как горькая пустота подступила к горлу.

— А на первый год ты как минимум не хочешь? — Было видно, что Монах не ожидал от меня этой реплики. — Вместе с княгиней Ольгой? Разминочка, азы, ручки-ножки-огуречик… а там будем посмотреть. Если будем.

Кровь бросилась ему в лицо. Лысина сразу вспотела, покрылась блестящими бисеринками, глаза сверкнули опасной желтизной.

Тигр с рекламы.

Несчастный лысый тигр.

— На первый год, сэнсей? Азы с разминочкой? Что ж, можно и на первый… Возьмешь меня на первый год инструктором?! А, сэнсей?! Я ведь, как-никак, теперь призер, чемпион! Что скажешь?!

«Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни — коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?! У тебя ведь не двенадцать, у тебя поболе будет… Не жалко?»

— Нет, Володька, — ответил я, поднимаясь, и отчетливо увидел: он не понял. Ответа не понял, ответа на заданный почти месяц назад вопрос; да и вообще ни черта не понял.

Наверное, это хорошо.

Наверное, я дурак.

Наверное… наверняка.

— Нет, Володька. Не жалко. Говоришь — инструктором?..

Дмитрий

— …инструктором? — со знакомой интонацией, не предвещавшей ничего хорошего, переспросил Олег. — Ну тогда становись!

— Куда — становись? Зачем — становись?!

Разгоряченный собственной тирадой и быстро копящимся раздражением, Монах в очередной раз не успел сообразить: куда свернул разговор? Он понимал, что проигрывает словесный поединок, и от этого злился еще больше.

А разговор уже, собственно, никуда не сворачивал.

Он закончился, разговор-то.

— Вот сюда. Перед нами. Экзамен сдавать будешь.

И без малейшего намека на подковырку:

— На инструктора.

— А ты примешь? — Кривая усмешка едва не вывихнула Володьке челюсти. — Как говорится: «…А судьи кто? За древностию лет…» Я ведь и от бабушки ушел, и от дедушки… и из школы ушел…

— Ну, ты ж сам сказал, что хочешь вернуться, — заметил Ленчик в своей обычной обманчиво-ленивой манере. — Тем паче у нас тут целая приемная комиссия собралась: мы с Олегом Семеновичем, Константин Георгиевич от клуба «Тайра»; да и Дмитрий с Ольгой — тоже не новички.

— Давайте, давайте, Владимир! — спешит поддержать Ленчика Большой Босс. — Мне это тоже чертовски интересно. Берете меня в приемную комиссию?

Шемет оборачивается к Олегу и хитро ему подмигивает. Он еще сам не до конца понимает, что сейчас будет, но явно решил поучаствовать.

— Обещаю быть объективным и беспристрастным!

— Разумеется! — кивает ему Олег. — А ты чего стоишь?! — рявкает он неожиданно на Монаха. — Пять человек его ждут, а он тут из себя кисейную барышню строит! Санчин-дачи йой!

Ольга вздрагивает от неожиданности, а Монах, не успев ничего толком сообразить, рефлекторно оказывается в требуемой позиции. И только после этого до него доходит: он снова попался, снова принял навязанные ему условия.

Отступить? превратить все в шутку? сбежать?

Поздно.

— Не расползайся в стороны. «Три схватки» — стойка лодочников, а на Востоке лодки узенькие, — как бы между делом бросает ему Олег. — И борта не раскачивай: опрокинешься, утонешь. Мае-гери — х-хай!

Муть раздражения бурлит внутри Монаха. Копится, мало-помалу грозя перелиться через край, — и Володька пытается выплеснуть злость в движении.

Удар ногой отбрасывает штанину назад, обнажая широкую, смешно белую лодыжку.

Еще раз.

И еще.

Злости хватает, и от каждого удара ее становится только больше.

Некоторое время мой соавтор… э, нет, сейчас — сэнсей школы Годзю-рю! — скептически наблюдает за тем, как Монах остервенело пинает воздух. Олег стоит к нам спиной, выйдя чуть вперед, но даже эта спина красноречиво излучает сплошной скепсис.

— Хоть бы колено не вкручивал, — оборачивается ко мне Ленчик, кивая на усердствующего Монаха.