Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

• Название: Черный Баламут. Трилогия
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003

Трилогия «Черный Баламут» в одном томе.

Гроза в Безначалье

Сеть для Миродержцев

Иди куда хочешь

---

Чудо! Свершилось чудо! И это совершил ты, Гангея, сын богини, ученик великого Парашурамы?

— Тебе плохо? — с почти материнской тревогой спросила Сатьявати, приподымаясь на локте.

— Мне хорошо, Сатьявати! Мне хорошо-о-о!!! — Не сдержавшись, ты выкрикнул это во все горло, и эхо далеко разнеслось над водами двух рек. — Нам больше не нужен подвижник, который избавит тебя от рыбьего запаха! В преисподнюю подвижников! Ты пахнешь санда-а-а-лом!..

Кровавые воды Ямуны струились вдоль челна.

После безумной вспышки страсти у Сатьявати почти не осталось сил, и Гангея сел на весла. За то время, пока они занимались любовью, челн успело отнести довольно далеко, так что грести пришлось долго. Наконец днище проскрежетало по песку, и утлая скорлупка ткнулась носом в берег.

— Заедешь за мной через три дня? — спросил Гангея, спрыгивая на песок и глядя мимо девушки.

Торжество плоти прошло, и теперь юноше было стыдно.

— Заеду, — еле слышно отозвалась Сатьявати, плотнее запахиваясь в порванное сари.

Похоже, ее обуревали сходные чувства.

— Чем это воняет? — вдруг сморщила она нос. Гангея огляделся. У самого берега на песке валялась дохлая рыбина, выброшенная прибоем.

— Рыбой! — рассмеялся юноша.

— Я… я никогда раньше… — растерянно проговорила девушка.

Присев на корточки, она подобрала мокрую палку и ткнула раздвоенным концом в рыбу.

— Ой! — дошло вдруг до нее. — Значит, и от меня все время ТАК пахло?!

— Что ты?! — Гангея едва не расхохотался, видя ужас в глазах девушки.

Но Сатьявати уже оттолкнулась веслом от берега и теперь лихорадочно гребла прочь. А ученик Рамы-с-Топором стоял на берегу и глядел ей вслед.

Когда он собрался повернуться и направиться к полуразрушенному ашраму, с середины реки до него слабо донесся крик девушки:

— Как тебя зову-у-ут?!

И тут уснувший после случки зверь на мгновение проснулся снова.

— Парашура-а-ама! — заорал Гангея, и сам испугался.

С чего бы это ему пришло в голову так подшутить над учителем и девушкой? Впрочем, юноша не был уверен, расслышала ли его Сатьявати.

Три дня Гангея честно постился, совершал омовения, возносил молитвы богам, читал мантры и тексты из Священных Вед, медитировал, а в промежутках между всем этим приводил в порядок ветхий ашрам.

Он был готов выстроить вместо ашрама дворец, лишь бы воспоминания о Сатьявати хоть на миг оставили его в покое! Аскет перед очищением, подобно дикому зверю, охваченный приступом страсти, терзает женщину в раскачивающейся на волнах лодке?!

Животное!

Но, с другой стороны… Ведь был же знак свыше! Разумеется, был — если после близости с ним, Гангеей, девушка наконец избавилась от врожденного проклятия, истока всех ее бед и несчастий! Значит, он поступил правильно?

Или нет?!

Или…

Или-лили! Нечего сказать, хорош подвижничек…

4

Три дня очищения пролетели стрелой, напоминая скорее трехдневное заключение в клетке наедине с хищной кошкой-совестью, и, выйдя наутро из ашрама, Гангея обнаружил идущий к острову челн.

Сердце учащенно забилось, но юноша чудовищным усилием воли заставил себя успокоиться. Не хватало еще сорваться перед последним испытанием! Тогда все очищение — шакалу под хвост!

Однако вместо девушки в челне обнаружился кряжистый детинушка лет сорока, с дико волосатыми руками, достойными царя обезьян. Облачен он был в неожиданно нарядное дхоти с узорчатой каймой по краю подола. А бородатая физиономия прямо-таки излучала полнейшее равнодушие к Гангее и его терзаниям.

— Тебя, что ль, везти? — осведомился перевозчик.

— Меня, — кивнул Гангея, забираясь в челн. И не удержался: — А где девушка?

Борода собеседника встопорщилась частоколом: видимо, так он улыбался.

— Эх, парень, — многозначительно начал детина издалека и не удержался, вывалил единым махом: — На нее, на мою Сатьявати, снизошла благодать божественного мудреца Парашары[44]!

«Недослышала! — с облегчением понял Гангея. — Ох, как кстати! Пусть теперь все и валят на этого Парашару! Ему-то, если он вообще существует, уж точно без разницы!»

— Сей достойный подвижник избавил мою приемную дочь от дурного запаха, наделив взамен своим благословением и ароматом сандала, — вещал меж тем перевозчик, размеренно погружая весло в воду. — И дочь моя возвратилась в родимый поселок, где и была принята с почетом! Но памятуя о тебе, юноша, она велела мне приплыть сюда и перевезти на тот берег: мудрецы мудрецами, благословения благословениями, а крокодилы — крокодилами!

— Благодарю за заботу, — в тон ответил Гангея.

— Платить за проезд чем станешь? — поинтересовался перевозчик, разом забыв о возвышенном стиле. — Молитвами?

— Да уж сыщем, — улыбнулся юноша, порылся в котомке и извлек серебряную бляшку.

Перевозчик взвесил ее на корявой ладони, удовлетворенно кивнул и спрятал серебро в мешочек из тисненой кожи, что висел у него на поясе.

— Как звать-то тебя, парень? — поинтересовался он уже совсем дружелюбно.

— Гангея, ученик досточтимого Рамы-с-Топором, — на этот раз юноша не счел нужным скрывать свое настоящее имя.

— А я тебя знаю! — заявил вдруг перевозчик. — Лет двенадцать назад, незадолго до того, как Сатьявати моя на берегу отыскалась… Точно! Мать тебя к Парашураме отводила. Помню: нахальный такой малец, годков пять, и еще два брахмана с вами шли. Старые, а язык что гирлянда болтается…

— И я тебя помню! — встрепенулся Гангея. — Ты тогда нас чуть ли не с копьем к горлу допрашивал: кто такие и куда направляемся!

— Было дело, — кивнул Юпакша.

Так, болтая ни о чем, они вскоре достигли берега.

— Ну, бывай, ученичок, — махнул рукой Юпакша, отчаливая. — Как мыслишь: свидимся еще?

— Может, и свидимся, — согласился Гангея.

Углубившись в лес, он мигом выбросил из головы и перевозчика, и его рассказ. Вернее, приказал себе выбросить.

Сын Ганги даже не подозревал, что им со старостой рыбачьего поселка действительно доведется свидеться. При весьма удивительных обстоятельствах.

5

— Очистился? — бросил через плечо Парашурама, когда Гангея вышел на поляну перед хижиной аскета.

Подвижник был занят важным делом: колол дрова. И отрываться от этого почтенного занятия, дабы лицезреть вернувшегося ученика…

Смеетесь, уважаемые?

— Очистился, гуру, — юноша почтительно припал к земле.

— И видел Небо?

— Видел, учитель.

— Что ж, проверим, что ты там высмотрел, — проворчал Рама-с-Топором. — Садись и жди.

Гангея поспешно выполнил указание учителя и уселся за его спиной, скрестив ноги, как положено.

Еще минут десять топор (не подарок Шивы — другой, попроще) равномерно взлетал и ухал, раскалывая внушительную колоду на одинаковые чурбашки, наконец Парашурама отложил его, потянулся всем телом и удостоил ученика мимолетного взгляда.

— Готов?

— Да, гуру.

Парашурама молча сел напротив, потом аскет еле заметно, кивнул, и два практически обнаженных человека одновременно прикрыли глаза, сосредоточиваясь.

Со стороны могло показаться, будто воздух вокруг обоих вдруг стал вязким, видимым, загустел патокой, заструился пеленой, сплетаясь в причудливые узоры…

Но это — если смотреть со стороны.

Те немногие, кто умел смотреть ИЗНУТРИ, увидели бы совсем иное.

* * *

«Добро пожаловать, герой!» — беззвучно рассмеялся у тебя в мозгу голос учителя.

И семь стрел с наконечниками «зуб теленка» разом ударили в доспех.

Ты еще только приходил в чувство, помня себя обнаженным, сидящим перед ашрамом, — а навыки и двенадцатилетний опыт все решили сами, наплевав на удивление, отбросив растерянность и собрав волю в единый кулак. Боевая колесница вздрогнула под ногами, щелкнул бич, истошно заржали кони, вся пегая четверка, и ты мельком отметил, что часть стрел обломалась о панцирь и вороненый металл наруча на деснице, часть застряла в щелях, не причинив особого вреда — лишь по оцарапанной щеке лениво сползла одна-единственная капля крови.

Тихая, сытая, как детеныш леопарда, который вымазался в красном песчанике от ушей до кончика хвоста.

Правый бок колесницы развернулся в сторону, откуда летели стрелы, вихрем рванули с места пегие скакуны, и ты получил минуту передышки — Рама-с-Топором не станет разить того, кто совершает прадакшину, круг почета, отдавая дань уважения достойному противнику.

Поле боя расстилалось перед тобой. Огромное, невозможное, и битва была в самом разгаре. На левом фланге пешие копьеносцы сдерживали натиск боевых слонов, разя гигантов в хобот и основание бивней, сотни колесниц искусно маневрировали, сражаясь за «ось и чеку», вынуждая противника повернуться лицом к солнцу, сцепиться дышлами с союзником или подставить спину, — а в отдалении длилась и все не могла прекратиться дикая рубка всадников.