Генри Олди - Бездна голодных глаз

• Название: Бездна голодных глаз
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05960-1

Стоит в центре арены Бог-Человек-Зверь. Молчат, затаив дыхание, трибуны. Меч и трезубец против власти Права. Время пришло, время бьет в колокола! Содрогается вложенная в мир Пустота. Время пришло; Путь проходит через нас. Предтечи — человек-тигр Оити Мураноскэ, человек-чудовище Сергей, человек-бегун Эдди, человек-дельфин Ринальдо — вехи на последнем пути Человечества. Мы превращаемся...

...Мы были мудрым, сильным, гордым Сартом, чей удел — прокладывать тропу и ожидать на ее поворотах других, идущих следом; мы стояли на арене, облитой солнцем и голодной влагой глаз; наши обожженные сердца Живущих-в-последний-раз одолели нашу же вампирскую суть — мы вернулись к солнцу и вывели других... наши пальцы тронули струны лея, и взорвалось над нами Слово Последних.     

---

Вертикальные щели его глаз словно зависли в воздухе, сбивая, спрашивая, требуя, не давая сосредоточиться. Где-то на самом краю сознания кричали и не могли докричаться до меня едва слышные голоса — Лишенные Лица, Лишенные Дара, обреченные, требующие моей смерти, смерти сына моего, смерти друга моего, — они взывали ко мне, но, заслоняя все остальное, вставало лицо Инги, и рядом с Ингой — смеющийся Талька, и я сам, в белом с серебром одеянии… Глава, Творец, младший брат Бога, адвокат дьявола…

Только Бакса почему-то не было.

Мир лежал передо мной чистой, еще не написанной страницей, мир… Мир ждал. Мир хотел прикосновения моих рук… пусть и не только моих… и черные точки чьих-то зрачков двоились, троились, множились; безмолвный вопрос дробился в этих черных знаках, правильными рядами выстроившихся на белой бумаге…

Я хотел крикнуть.

Но вместо этого просто кивнул.

И пришла Тишина.

Передо мной медленно раскрылась первая страница Книги…

Книга вторая ВОЗМОЖНОСТЬ НЕВОЗМОЖНОГО

САГА О КУХОННОМ НОЖЕ

Нож,

ты в живое сердце

входишь, как лемех в землю.

Нет.

Не вонзайте.

Нет.

Лезвие золотое.

Август. Двадцать шестое.

Федерико Гарсиа Лорка

1

В окно постучала полночь,

и стук ее был беззвучен.

На смуглой реке блестели

браслеты речных излучин.

Рекою душа играла

под синей ночною кровлей.

А время на циферблатах

уже истекало кровью.

Ф. Г. Лорка

…а лейтенант был похож на грустного Пьеро из провинциального театра. Он все время подтягивал длинные рукава кителя и морщил брови домиком, поминутно приговаривая умоляющим тоном:

— Вы только не волнуйтесь, госпожа Линдер… вы только, пожалуйста, не волнуйтесь… вы…

Казалось, он сейчас тоже заплачет, этот кукольный лейтенант в мятой пилотке, похожей на клоунский колпак; и даже резкий запах его одеколона был какой-то мужской и женский одновременно.

Инга коротко всхлипнула в скомканный носовой платок и кивнула.

— Все, — сказала она. — Все, все, все… Все в порядке.

— Вот и славно, — радостно засуетился Пьеро, потирая узкие ладошки, — вот и хорошо… Вы же сами говорите, что опознать тела не можете, хотя там и опознавать-то почти нечего — выгорело все подчистую, уголь сплошной… Ой, простите меня, ради Бога! Дурак я, как есть, дурак, и господин майор говорит, что дурак, а я молчу да киваю…

Инга смяла платок, сунув его в карман легкой болоньевой курточки, и пододвинула к себе протокол. Бумага была желтой и сухой, как лист надвигающейся осени.

— Где подписать? — спросила она.

— Там, внизу, где птичка, господа Линдер… И еще вот здесь, где вы говорили про топорик, который вроде был у вашего мужа, и который мы имели место найти в эпицентре пожара… Ведь вы опознали топорик? Ведь правда?

— Ведь правда, — глухо повторила Инга, пытаясь заставить дрожащие пальцы сомкнуться на авторучке. — Похож. Все они похожи. Обыкновенный туристский топорик. Ручка пластиковая… Была…

— Пластик, должно быть, расплавился, — виновато развел руками лейтенант, и Инге ясно примерещилась треугольная слеза на его щеке. Слеза почему-то была черная. — Вы уж простите…

— За что? — удивилась Инга. И удивилась еще раз, выяснив, что пепелище внутри нее способно рождать хоть какие-нибудь эмоции.

Снаружи завыла собака. Она выла и выла, изредка сбиваясь и хрипло взлаивая, и это было так жутко и так не вовремя, что даже стрелки допотопных стенных часов, навсегда застывшие на двенадцати часах какого-то дня — даже они вздрогнули и задумались о грядущей полночи, когда все будет то же… и вой, и медлительные люди за столом, и положение стрелок на гнутом циферблате…

Только в полночь все встанет на свое место.

Лейтенант вскочил, уронив стул, и метнулся к двери, сдергивая по дороге пилотку и осторожно промокая ею лицо — словно грим боялся размазать.

— Я сейчас, — бросил он на ходу. — Это Ральф, он вообще-то хороший… Одну минуточку! Сейчас он замолчит, честное слово…

— Не бейте его, — попросила Инга неожиданно для себя. — Может, собаке плохо… Пусть воет.

Лейтенант застыл в дверях, раздираемый противоречивыми чувствами.

— Собаке не может быть плохо, — неуверенно заявил он. — Я его кормил. Утром. Ему должно быть хорошо. И, кроме того, я же ради вас, а то воет, зараза, как по покойнику…

Он захлопнул рот, глупо моргнул и прижал к груди злосчастную пилотку. Инга просто физически ощутила, какая та теплая и влажная. Легкая тошнота подкатила к горлу и ушла, оставив кислый вяжущий привкус.

— Ой, дурак, — заскулил лейтенант, — ой, дубина… Госпожа Линдер, вы не обращайте на меня внимания, ладно, у меня язык, что помело…

При слове «помело» он вздрогнул и выскочил в коридор, резко закрывая дверь. Громкий стук перерубил собачий вой пополам — и стало тихо.

Очень тихо. Только чей-то сухой дробный смешок нарушал эту пыльную тишину. Инга прислушалась и поняла, что в механизме часов сошли с ума ржавые шестеренки.

Часы ударили один раз, подумали и замолчали.

2

Учись же скрещивать руки,

готовь лампаду и лада

и пей этот горный ветер,

холодный от скал и кладов.

Через два месяца минет

срок погребальных обрядов.

Ф. Г. Лорка

В первый раз ей стало плохо на работе, спустя почти неделю после приезда.

Толстый узел на большой, никому не нужной папке никак не хотел развязываться, а толстушка Ванда вещала на весь дуреющий от безделья редакционный отдел об ужасных пожарах в районе притоков Маэрны, и что Инга с отпуском успела, а она, Ванда, не успела, и сгорела теперь ее путевка в прямом и переносном смысле, а Генрих злится и…

— Трепло ты, — рассеянно бросила Инга, глядя на сломанный ноготь, и вдруг почувствовала, что мир начинает крениться набок и меркнуть.

Серые рваные клочья неслись мимо нее, обволакивая стены, мебель, испуганные лица где-то высоко вверху, остро запахло хвоей и дымом, а она все не могла избавиться от ощущения, что на нее валится огромная рыхлая книга в черном переплете, и надо успеть перелистать ее, найти нужные страницы; те, которые…

Ее отпоили чаем и привезли домой. Инга немедленно бросилась к телефону, пробилась сквозь бесконечные короткие гудки — и вечером уже сидела в купе поезда, едущего в Пфальцском направлении. Только тогда она сообразила, что забыла позвонить маме Бакса, и порадовалась этой забывчивости.

Попутчик — толстый мнительный мужчина, больше всего на свете боящийся сквозняков — назойливо угощал Ингу жареной курицей и давлеными помидорами, с усердием отворачивался, когда Инга переодевалась в спортивный костюм, и старался лишний раз не заглядывать ей в глаза — видимо, углядел в них что-то пострашнее сквозняка или повышенного давления. Потом он пошел за бельем и зачем-то выпросил у проводницы местную газету трехдневной давности. Газету он читал вслух, нудно и громко, а Инга стеснялась попросить его заткнуться, и на середине статьи «Трагедия в устье Ласция» ей стало плохо во второй раз.

…чьи-то волосатые руки раз за разом раскрывали и захлопывали массивную книгу в черном кожаном переплете с тиснением, раскрывали и захлопывали — и с каждым ударом на Ингу обрушивалась ледяная волна боли, боли и уверенности в том, что надо куда-то успеть, успеть доехать, добежать, доползти… а лицо Анджея все больше сплющивалось, превращаясь в старинную гравюру, и откуда-то сбоку выглядывал заплаканный Талька…

Очнувшись, она узнала от молодой хорошенькой проводницы, что сосед по купе принял Ингу за больную эпилепсией и долго пытался вырваться в коридор, крича и ударяясь плечом в дверь — пока дверь не открыли снаружи, просто повернув ручку. Теперь он заперся в другом купе, возмущаясь и строча жалобы на имя министра транспорта, а сама проводница уже битый час сидит возле Инги и складывает ей в сумку лекарства.

— Какие лекарства? — обалдело спросила Инга, пытаясь сесть.

— А, — легкомысленно махнула рукой проводница, — какие у пассажиров нашлись, те и складываю. Я уж им сказала, что не надо, а они несут и несут…

Инга глянула на ворох упаковок, торчащий из незастегнутой сумки, машинально прочла на верхней коробочке незнакомое слово «Спаздолгин» и попросила — если можно — ставить ее одну.

А потом был Пфальцский привокзальный участок, пропахший дымом дешевых сигарет, был тряский «жук» с брезентовым верхом, хрустящая на зубах пыль районных дорог, и похожий на Пьеро грустный лейтенант, возивший ее на опознание, где ей в третий раз стало плохо.