Генри Олди - Бездна голодных глаз

• Название: Бездна голодных глаз
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05960-1

Стоит в центре арены Бог-Человек-Зверь. Молчат, затаив дыхание, трибуны. Меч и трезубец против власти Права. Время пришло, время бьет в колокола! Содрогается вложенная в мир Пустота. Время пришло; Путь проходит через нас. Предтечи — человек-тигр Оити Мураноскэ, человек-чудовище Сергей, человек-бегун Эдди, человек-дельфин Ринальдо — вехи на последнем пути Человечества. Мы превращаемся...

...Мы были мудрым, сильным, гордым Сартом, чей удел — прокладывать тропу и ожидать на ее поворотах других, идущих следом; мы стояли на арене, облитой солнцем и голодной влагой глаз; наши обожженные сердца Живущих-в-последний-раз одолели нашу же вампирскую суть — мы вернулись к солнцу и вывели других... наши пальцы тронули струны лея, и взорвалось над нами Слово Последних.     

---

Или закричу из зала, вскипев овацией: «Режиссера! Режиссера на сцену!»

Мне страшно. Я жду. Я очень опасен, когда мне страшно.

— Да вы садитесь, Смоляков. На всю жизнь не настоишься.

Быстро захожу в столовую. Кожемяка развалился на диване, нога за ногу. Придвинув вазочку, стряхивает туда пепел. Ловит мой взгляд:

— Любуетесь, Смоляков?

— Кем?

— Мной. Ищете фамильное сходство? Не надейтесь, я пошел в мамочку. Любимый папаша бросил нас, семь лет назад. Я, как принято говорить, сын от первого брака. Ошибка молодости.

Он провоцирует меня. На что? Или просто юношеская бравада, за которой скрывается растерянность? Злость остывает. Настроение мало-помалу приходит в норму. У Скомороха есть сын. От первого брака. Сын зачем-то нашел «этого Смолякова».

Ладно.

Очень противно, когда он произносит мою фамилию. Смолой отдает. Горячей.

— Что вам угодно? Только быстро, я скоро опять уйду.

— О, я не задержу вас! — дареной улыбке в зубы не смотрят. Раздражает.

— Папаша, уходя в мир иной, завещал вам, Смоляков, один пустяк. Мне бы хотелось получить свою долю.

— Какую долю?!

— Свою. Возможно, вам неизвестно, но лица, обойденные в завещании, имеют право претензии, если они прямые родственники, несовершеннолетние или инвалиды. Й-й-йааа-ййй…

Жду. Сейчас добулькает. Хотя и так все ясно.

— …йййй… Я — прямой родственник. Несовершеннолетний: восемнадцать мне стукнет в августе. И инвалид. Удостоверение показать? Или так поверите?

— Не надо. Я верю.

Окурок «Ватры» отправляется в вазочку. Наташка убьет…

Что-то поднимается во мне. Что-то чужое. Свое. Взятое взаймы. На прошлой неделе, найдя в копии завещания координаты нотариуса, я разыскал последнего. При виде меня нотариус разом поблек. Угасло сиянье лысины, потускнела булавка на галстуке. Лак туфель утратил лоск. Минут пять мы говорили ни о чем, я все не знал, как подступиться к главному. Потом собрался уходить. Нотариус проводил меня до дверей. И сказал, глядя в пол: «Извините… Я был обязан. У меня лицензия, вам не понять. Если что, обращайтесь. Вот телефон». Потом добавил глухим, старческим голосом: «Можете вызывать на дом. Я приеду». Вечером я посетил церковь при неотложке, нашел священника, исповедовавшего Скомороха. Батюшка — моложавый, с кокетливо подстриженной бородкой — благословил меня. Предложил поставить свечку. «За упокой?» — спросил я. «Не шутите так», — строго ответил батюшка, бледнея. Я не понял, что он имеет в виду.

Шар-в-шаре-в шарике…

Сажусь в кресло напротив.

ШУТОВ ХОРОНЯТ ЗА ОГРАДОЙ АКТ 1 Явление пятое

Столовая в квартире Смоляковых.

На заднем плане большое, четырехстворчатое окно. Валерий проходит к окну, открывает две створки. Настежь. За ними, на заднике, изображен пейзаж, возможный только с третьего этажа: ветви цветущей акации и часть улицы, полускрытая листвой. Видна пластиковая вывеска «Вторая жизнь: дешевая одежда из Европы». Слабый шум улицы: урчание автомобилей, крики играющих детей. Где-то, громко: «Марьяна! Иди обедать! Марьяна! Иди…» Звуки нервные, прерывистые, словно пленка фонограммы вся в склейках и очень старая.

В правом кресле, ближе к залу: Кожемяка-младший.

КОЖЕМЯКА. Я уже подал в суд на папину вторую жену. Верней, мама подала. От моего имени. Пусть отстегнут, с квартиры. Теперь вы. Ценная штука, да? Раз оставил?! Кстати, за какую-такую услугу?..

ВАЛЕРИЙ (со странными интонациями. Кажется, у него болит горло ). Нет. Не ценная. Вот, смотрите сами.

Кожемяка-младший долго вертит шарик в руках.

ВАЛЕРИЙ. Вы разочарованы? Ждали другого? Рассчитывали на антиквариат?

Щека Кожемяки-младшего дергается иначе, чем все тело: раз, другой. Это хорошо видно. Сейчас горят все прожектора, включено освещение рампы. Яркий свет позволяет лицам без грима выглядеть отчетливо, резко.

ВАЛЕРИЙ (очень тихо ). Вы по-прежнему настаиваете на своей доле? КОЖЕМЯКА. Да! Настаиваю! Вам не удастся обмануть меня! Я инвалид! Мне нет восемнадцати…

ВАЛЕРИЙ. Ну что ж, ваш выход.

КОЖЕМЯКА. Что?!

ВАЛЕРИЙ. Я хотел сказать: ваш выбор. Мне вовсе не хочется вас обманывать. Давайте сделаем так: вы выплатите мне мою часть, и я отдам наследство вам. Целиком. Договорились?

КОЖЕМЯКА (с подозрением ). Нннн… Н-ннеее-ее… Небось, заломите? ВАЛЕРИЙ (делаясь убийственно обаятельным). Обижаете, мальчик. Червонец вас устроит?

КОЖЕМЯКА. Восемь! Ну, восемь пятьдесят…

ВАЛЕРИЙ. И пошлина за ваш счет.

КОЖЕМЯКА. Какая пошлина?

ВАЛЕРИЙ. Сейчас я вызову нотариуса. Он все оформит.

КОЖЕМЯКА. А-а-а… Пошлину пополам!

Валерий встает. Где-то, видимо на улице, звучат два выстрела. Скорее всего, мальчишки балуются петардами. Эхо отдаляется, убегая на другой конец города — пыльных «карманов» сцены, где хранятся отжившие свой век декорации. Длинная тень тянется наискосок от Смолякова к авансцене. Черная тень.

Невозможная — в этом освещении.

Шум улицы исчезает.

Совсем.

Звукооператор остановил фонограмму.

ВАЛЕРИЙ (в мертвой тишине ). Хорошо. Пошлину пополам.

19

…Метель.

Настоящая.

Мокрый снег липнет к стеклу. За окном царит белая карусель, вовлекая в себя дома, машины, людей, скрепляя мир цементом пляшущих хлопьев. Поднятые воротники, такси буксуют в сугробах. Глядя в окно, улыбаюсь. После чего возвращаюсь в постель. В нагретую, обжитую берлогу. Хорошо болеть в январе! Во второй половине. Елки-палки, лес густой, закончились — Дед Мороз скоро станет никому не нужен. До «Проводов Зимы», когда паркам города понадобятся мои услуги, еще далеко. Всех денег не заработаешь. Можно славно погрипповать: чай с малиной, перцовка на растирку и вовнутрь, забота жены, вялое сочувствие сына. Безделье облагораживает.

Я лежу, болею, сразу веселею…

Звонок телефона. Ну просил же, если уходите, оставлять трубку рядом, на подушке! Тихо стеная, покидаю благословенное лежбище. Тащусь в столовую.

— Да! Слушаю!

— Валерий Яковлевич? Доброе утро!

— Кто? Кто это?

— Качка!

— Какая Качка?!

— Девичья у вас память, Валерий Яковлевич! Качка, Матвей Андреевич!

— Подполковник? Вы?!

— Уже полковник. Вашими молитвами. Ну что, вспомнили?

Матвей Андреевич говорит без умолку. Беспокоится хрипами в моем голосе. Рекомендует горячее молоко пополам с боржоми. Еще добавить масло какао, и всю ангину… Поддакиваю, смеюсь, киваю. Поздравляю с новой «звездочкой». Разумеется, я помню его. Разумеется…

А еще я помню лучший катарсис своей жизни.

Метель за окном. Пух тополей. И я, счастливый, боясь лишний раз вздохнуть, смотрю из зала — пятый ряд, третье место! — как Не-Я, Тот-Кто-На-Сцене, звонит нотариусу. В ожидании последнего забавляет Кожемяку-младшего анекдотами и походными байками. Открывает дверь. Внимательно следит, как «северное сияние», приехав за полчаса, оформляет дарственную. Вот Не-Я платит свою половину пошлины. Берет у Кожемяки-младшего деньги. Спектакль стремительно близился к финалу. И когда дверь захлопнулась за ними, за неприятным больным парнем и нотариусом, а на сцене, в полной тишине, остался Не-Я, когда тень от Не-Меня съежилась, скорчилась, втянулась в шар, образованный скругленными кулисами и падугами, когда Тот-Кто-На-Сцене кинулся к телефону: звонить подполковнику Качке! — и после минутного разговора, положив трубку, вытер пот со лба…

Зал встал.

Овация.

Я боялся: сердце лопнет от восторга.

— … а вам спасибо, Валерий Яковлевич! Это ведь вы предупредили: приглядитесь к молодцу. Я, грешным делом, решил, что вы просто засуетились. Но сказал, кому надо. Вы, дорогой мой, как в воду глядели!

Горло начинает очень болеть. Очень.

— Убил? Он действительно убил кого-нибудь?!

Качка смеется:

— Ну почему сразу убил? Нет, Валерий Яковлевич, никого ваш пассия не убивал. Просто крупная афера, левые кредиты, то да се… Три дня назад закончился суд. Семь лет с конфискацией.

— Семь лет? Он же несовершеннолетний!

— Был несовершеннолетний. Детки растут, знаете ли.

Ну да, конечно. С августа прошлого года…

— С меня коньяк, Валерий Яковлевич. Вы выздоравливайте…

Мы прощаемся. И я успеваю, успеваю, успеваю крикнуть, терзая больное горло, ворваться прежде, чем Качка повесит трубку.

— Погодите! Вы сказали: с конфискацией? Это как?

— Вы странный человек, Валерий Яковлевич. Как обычно. Имущество отчуждается в пользу государства.

— Все? Все имущество? А… шарик? Вы помните: тот шарик?!