Юрий Брайдер - Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество

• Название: Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество
• Автор: Юрий Брайдер
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12386-5

Олег Наметкин, ставший жертвой терроризма и собственного добросердечия, за мгновение превратился из здорового молодого парня в беспомощного инвалида, навсегда прикованного к постели. Однако в качестве компенсации за мучения он приобрел удивительный дар: теперь его душа может, покидая на время бренную оболочку, путешествовать по ментальному и временному пространству. Но игры со Временем очень опасны: одна из вылазок "душеходца" Наметкина в глубокое прошлое заканчивается катастрофическими последствиями для всего человечества...

Содержание:

Гвоздь в башке (роман)

Враг за Гималаями (роман)

За веру, царя и социалистическое отечество (роман)

---

– А много до недавнего времени мы знали об истинной подоплеке убийства Кирова или о покушении на Брежнева? – возразил Котяра. – Политика, ничего не поделаешь! Тем более случай неясный. Одна-единственная стрела. Никому вреда не причинила. Могла прилететь откуда угодно. Сам ведь говорил, что фейерверк был грандиозный. Мало ли какие ерундовины с неба падали. Станет твой Татищев такую мелочь регистрировать. У него самого небось рыльце в пушку было.

– Не без этого. Татищев состоял в активных организаторах так называемого заговора Волынского, непосредственно направленного против немецкого засилья, а косвенно – против Анны Иоанновны.

– Так заговор все же существовал? – вмешался я.

– Существовал, – подтвердил Мордасов. – И замешаны в нем были весьма влиятельные особы. Тот же Волынский, к примеру, исполнял должность камер-министра. Это по нынешним понятиям вроде как глава президентской администрации. Саймонов был обер-прокурором сената. Граф Мусин-Пушкин – президентом Коммерц-коллегии. Ну и так далее… Кстати, я хотел бы уточнить кое-какие детали, касающиеся девицы, вдохновлявшей заговорщиков своими ласками. Носик у нее был вот такой? – он пальцем приподнял кончик своего довольно внушительного хрящеватого шнобеля.

– Ну не такой, конечно, – я едва не рассмеялся. – Но, в общем-то, курносый.

– Ваше описание весьма смахивает на портрет цесаревны Елизаветы, любимой дочери Петра Великого, в то время находившейся в опале. О замыслах Волынского она, безусловно, знала. Недаром ведь ее лейб-медик проходил обвиняемым по этому делу. Многие историки, в том числе и большой знаток той эпохи Корсаков, считали, что Елизавета была не только знаменем, но и душой заговора. А заодно, так сказать, и телом, – даже скабрезности, произнесенные устами Мордасова, почему-то не резали слух.

– Стала бы дочь Петра ложиться под какого-то там гвардейского сержанта! – засомневался Котяра. – Мало ли у нее было на такой случай дворовых девок.

– Не скажите! – Мордасов подмигнул мне одним глазом. – Зачем же уступать дворовой девке лакомый кусок. Елизавета была большая охотница до молодых гвардейцев и даже не считала нужным скрывать это. Например, широко известны ее амуры с сержантом Семеновского полка Шубиным.

– Враки! – возмутился я. – Не было у нее ничего с Шубиным! Это прихвостни курляндские всякие небылицы плели, чтобы цесаревну опорочить.

– Скажите, пожалуйста, а откуда это вам известно? – немедленно отреагировал Мордасов. – Тоже из сна?

– Нет, – я слегка растерялся. – Известно, и все… Видели бы вы этого Шубина! У него из носа все время сопли висели, даром что ростом с коломенскую версту вымахал.

– Следовательно, вы лично Шубина видели?

– Я? Нет… А впрочем… Как будто бы и видел… – ощущение было такое, что я запутался в трех соснах.

– Скорее всего Шубина видел герой вашего сна Василий Лодырев, – пришел мне на помощь Мордасов. – И его нелестные впечатления каким-то образом передались вам.

– Может быть… – пробормотал я.

– Скажите, а как во времена Анны Иоанновны было принято обращаться, ну, скажем, к прапорщику?

– Знамо дело, «ваше благородие», – я даже подивился наивности его вопроса.

– А к полковнику?

– Ежели к гвардейскому, то «ваше превосходительство». Наши-то полковники чином к армейскому генерал-майору приравнивались… А почему вы спрашиваете?

– Вы разве не догадываетесь? – Мордасов опять переглянулся с Котярой. – Чтобы вникнуть в подобные тонкости, нашему современнику нужно быть знатоком соответствующей исторической эпохи. Скажите, вы когда-нибудь изучали правила титулования воинских, статских, придворных и иных чинов, принятые в середине восемнадцатого века?

– Нет, – я пожал правым плечом.

– Тогда остается предположить, что вы пользуетесь памятью Василия Лодырева, который в этих вопросах ориентировался столь же свободно, как мы с вами, скажем, в марках сигарет… Что такое «явка с повинной»? – огорошил он меня очередным вопросом. – Отвечайте быстро!

– Добровольное личное обращение лица, совершившего преступление, с заявлением о нем в органы дознания, следствия или прокуратуры с целью передать себя в руки правосудия, – выпалил я.

– Какова начальная скорость полета пули, выпущенной из пистолета Макарова?

– Триста пятнадцать метров в секунду!

– Масса патрона?

– Десять граммов.

– Количество нарезов в стволе?

– Четыре.

– Вы когда-нибудь стреляли из пистолета?

– Нет!

– Держали его в руках?

– Тоже нет!

– Юридическую литературу почитываете?

– Не приходилось.

– Тогда считайте, что вам посылает привет участковый инспектор Бурдейко, о котором мне рассказывал ваш врач, – он кивнул в сторону Котяры. – Сколько до войны стоило сливочное масло?

– Восемнадцать рублей фунт, – не задумываясь, ответил я. – Это если на рынке найдешь. А в потребиловке масло отродясь не водилось.

– Сколько в колхозе полагалось на трудодень?

– Кукиш с маком полагался! Палочку для учета ставили.

– А это спустя полвека подает голос Антонида Мороз. Вот так-то! – Мордасов опять подмигнул мне, но на сей раз это вышло у него как-то очень грустно.

– Вы хотите сказать… – Я переводил растерянный взгляд с одного профессора на другого.

Именно! – Котяра энергично тряхнул бумажкой, которую все еще сжимал в руке. – Именно это мы и хотим сказать. Все эти люди давным-давно умерли, но каким-то непостижимым образом часть их памяти, а может, и личности, переместилась в ваше сознание. Вы не сны видели! Вы вселялись в души ваших предков! Вы не только сын участкового Бурдейко и внук уголовницы Мороз, но еще и отпрыск императорской фамилии, поскольку в ваших предках числится незаконнорожденное чадо Елизаветы Петровны, истинное количество которых до сих пор неизвестно. Весьма вероятно, что в следующий раз вы побываете в шкуре монгольского нукера или новгородского ушкуйника, а впоследствии доберетесь до самых ранних колен рода человеческого. В этом смысле вам, наверное, доступно все! Вы скиталец в ментальном пространстве!

Олег Наметкин, суперпсих

Надо признать, что профессор Котяра умел производить впечатление на собеседников. Причем впечатление шоковое (не путать с шокирующим!).

То, что пережил я, можно сравнить с ощущениями малого ребенка, которому нерадивый братец рассказывает перед сном сказку – сначала долго и уныло канючит: «В черном-пречерном лесу стоял черный-пречерный дом, в черном-пречерном дому стоял черный-пречерный стол, на черном-пречерном столе стоял черный-пречерный гроб…», а потом дико орет, прямо в ухо: «А в черном-пречерном гробу лежишь ты, засранец!»

Короче говоря, в плане эмоциональном Котяра меня крепко встряхнул. Если слухи о том, что психов лечат электрическим током, имеют под собой реальное основание, то он сэкономил для своей клиники не меньше сотни киловатт.

Фибры моей души еще трепетали, а Котяра уже беззаботно хохотал, приговаривая при этом:

– Ничего, ничего! Сильные эмоции вам только на пользу. Парень вы крепкий, выдержите. А впрочем, мы пока еще шутим. Не так ли, Петр Харитонович?

– Шутим, – кивнул Мордасов. – Все, о чем мы тут рассуждали, можно смело отнести к категории домыслов и измышлений. Реальных-то фактов нет никаких. Ну, допустим, приснился вам не совсем обычный сон. Потом выясняется, что схожий случай имел место в действительности. Что из того?… Вас как по батюшке?

– Олег Павлович, – машинально ответил я, не совсем понимая, куда он клонит.

– Повторяю, что из того? Первый сон Олега Павловича, второй сон Олега Павловича, третий сон Олега Павловича. Предполагаемый папаша стреляется, предполагаемая бабушка совершает убийство, предполагаемый предок в десятом колене гибнет во время неудавшегося дворцового переворота. Можно назвать это ясновидением, можно – генетической памятью, можно – реинкарнацией, можно – уникальным психическим расстройством.

– Можно даже шарлатанством, – подсказал Котяра.

– Ну эту версию мы сразу отбросим. – Мордасов сделал рукой столь решительный жест, словно намеревался отбросить не только версию, высказанную Котярой, но и его самого. – Давно замечено, что люди с неординарной, зачастую даже больной психикой, способны творить чудеса, внушая окружающим свои собственные навязчивые идеи. Вспомним Гришку Отрепьева. Мало того, что им прельстился народ, даже княгиня Мария Нагая опознала в самозванце своего сына царевича Дмитрия. Или взять более свежий случай, связанный с проходимкой, выдававшей себя за великую княжну Анастасию, счастливо избежавшую расстрела. Она даже русским языком не владела, зато вспоминала такие интимные подробности из жизни царской семьи, что уцелевшие фрейлины и камергеры только ахали да утирали ностальгические слезы…