Леонид Пантелеев - Верую…

• Название: Верую…
• Автор: Леонид Пантелеев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-265-01169-2

Вошедшие в книгу произведения Л. Пантелеева (1908–1987), классика советской литературы для детей, не предназначались автором для прижизненной публикации: их безоглядная исповедальность и правдивость слишком резко контрастировали с общественными нравами застойной эпохи. Кроме автобиографических записок «Верую…» в книгу включена также документальная повесть «Дочь Юпитера» — о дочери последнего петроградского военного диктатора генерала С. Хабалова, в неожиданном ракурсе освещающая интереснейшие страницы нашей истории.

---

«…До конца дней я не забуду и сохраню нежные чувства и благодарность к нему. К тому, кто не только защищал меня от приставаний и от опасностей войны, но и помогал мне материально — кормил и обувал моих ребятишек.

…Этот комиссар не давал мне никаких несбыточных обещаний, сразу заявив, что жену и детей он не бросит. Я часто бывала в этой семье, даже временами подолгу жила у них, когда было опасно жить одной. Я теперь удивляюсь, насколько тактична была его жена и вся семья (три женатых брата и отец), что никогда не давали мне почувствовать щекотливость моего положения.

Когда он был арестован белыми, его отец и жена просили меня хлопотать, я сделала это, и его скоро отпустили.

Когда я работала в заразном бараке и заболела сыпняком, эта семья поддерживала меня питанием.

Когда я заводила речь об отъезде в Россию и предлагала ему приехать ко мне, он говорил, что мои родные его не примут… Одним словом — дворянскую дочь… мужику-вахлаку, знать, любить не с руки…

Расставаясь, я сказала:

— Захочешь — приезжай.

Нет, не приехал. А в 1937 году получаю письмо от его соседа. Извещает меня о смерти моего комиссара. Перед смертью тот взял слово, что сосед напишет мне. Жалел, что не послушался меня, не поехал…

Видите, опять я оказалась „мимо-будапештская“ „мимо-бухарестская“.

Как я живу сейчас? Три недели гостил у меня зять. Сын опять отдалился. А тут еще статьи в „Комсомольской правде“ меня порядочно расстроили… Читали Вы их?»

35. ОТЕЦ И БАБУШКА

Из письма от 20.X.58 г.:

«…В своих письмах я много говорю о своем отце — только в зрелые годы и особенно после его смерти (в 1929 году) я поняла, какой он был. Я часто с горечью вспоминаю, как я была несправедлива к нему в молодости, как спорил со мной мой жених (первый и любимый), доказывая мое заблуждение, говоря, что я еще ребенок и многого не могу понять.

Что же мне не нравилось, чем я была недовольна?

С 16 лет я стала „хозяйкой дома“. Хотя с нами жила бабушка, но она была совершенно не светский человек, прожила всю жизнь в провинции, а отец требовал от меня знания этикета, но где же мне было ему научиться — только бывая с визитами у знакомых отца, да разве еще на некоторых дворцовых приемах…

Отец строго спрашивал с меня за ведение хозяйства, за расход денег, за умение одеться, как требовалось… А вот заглянуть мне в душу — ему не приходило в голову.

Дел у меня было достаточно. Я много читала, любила рукоделие, разводила комнатные цветы, держала собаку которую сама дрессировала. Причем это была не какая-нибудь болонка, а огромный леонберг, которого я водила на цепи. В одной из комнат („шкафной“) стояла у меня вольера с птицами лесных пород. Ухаживала за ними, кормила, чистила клетки я сама.

— Это твое хозяйство — прислугу не заставляй, это не ее дело, — таков был наказ отца.

Как видите, круг моих домашних интересов и занятий был не совсем обычен.

…Знакомы ли Вам произведения Апухтина? Я спрашиваю это потому, что тогда Вы были малы, а потом Апухтин был запрещен.

Мне нравилось его „Перед операцией“ (где мать просит хирурга скрыть от детей ее страдания даже в случае смертельного исхода)…

Мой отец знал лично Ив. Фед. Горбунова и неплохо имитировал его импровизации. В мои детские годы у нас бывал иногда довольно известный тогда скрипач Вольф-Израэль, первая скрипка оперного оркестра. Встречала я дома и Степанова, прославленного флейтиста, которого отец уважал за то, что он, происходя из кантонистов, смог стать профессором.

Повез меня отец как-то на концерт Николая Рубинштейна. Его игра блистала техникой, некоторые вещи он играл одной левой рукой, летая ею по всей клавиатуре, а я… я постыдно задремала.

…Теперь расскажу Вам немного о моей бабушке. Ходила она во всем черном; сколько я ее помню, руки ее были изуродованы ревматизмом, который не могли вылечить никакие врачи. Бабушка была немногословна, религиозна, объездила все святые места, не только русские, но и заграничные, была и в Палестине. Одевалась она скромно, и вот какой с ней был случай. Вскоре по приезде к нам была она в нашей домовой церкви и пошла приложиться ко кресту вслед за отцом. Но дьякон отстранил ее:

— Погоди, голубушка, дай господам пройти, не лезь.

Она отстранилась, а дома, смеясь, рассказала нам. Вскоре к нам пришли по обыкновению священник и дьякон и, узнав, как они ошиблись, были очень сконфужены.

Другой раз бабушка сидела на скамеечке у ворот. Была она, как обычно, в платке. К ней подсел дворник, и началась дружеская беседа. Через некоторое время подъехал мой отец, дворник вскочил, поклонился, потом присел опять, но тут бабушка объяснила, что ей нужно идти домой: сын приехал.

Дворник в испуге стал просить у бабушки прощения… Но она только смеялась. А отцу даже не рассказала об этом случае.

…Несмотря на материальное довольство, тоскливо мне было в отцовском доме: не хватало ласки, тепла, я часто плакала».

36. ПИСЬМО В «КОМСОМОЛЬСКУЮ ПРАВДУ»

Из большого письма от 19.X.58 г.:

Дорогая Наталия Сергеевна!

…И на этот раз читал и перечитывал Ваше письмо с глубоким волнением.

Правда, в этом письме я обнаружил какой-то пропуск. Рассказ о Ваших отношениях с человеком, которого Вы называете «комиссаром», начинается как-то с полуслова. Кто он, где, как и когда Вы с ним встретились и сблизились — об этом ни слона не сказано. Впечатление, что из письма выпали страницы.

А вообще — спасибо, что пишете мне, надеюсь, и в дальнейшем не оставите своим вниманием глубоко уважающего Вас и дружески расположенного к Вам

Л. Пантелеева.

Жена моя, Элико Семеновна, кланяется Вам. Привет Вашему зятю.

Из письма от 24.X.58 г.:

«Дорогой А. И.! Только что получила Ваше письмо, крепко жму Вашу руку и прямо обняла бы Вас, как близкого, дорогого друга. Я ценю Ваше дружеское расположение. Мне подчас трудно бывает молчать, но, к сожалению, я давно не встречала человека, с которым можно было бы поговорить откровенно.

…Странное имя у Вашей жены — какой она национальности? Благодарю за привет, ее тоже приветствую и советую держать Вас в руках и построже.

О сыне мне писать больно. Но если уж пошла на исповедь — буду говорить всю правду до конца.

Кажется, я писала Вам, что меня глубоко задела передовая „Комсомольской правды“ „Мама“ и отклики на нее. Не удержалась, написала и я. И получила ответ. Писала я о ненормальных отношениях с сыном, не обвиняя его и не выгораживая себя, просила не печатать обо мне, но упомянула, что мне тяжело постоянно лгать всем, уверяя, что сын пишет мне часто, выдавать свои покупки за его подарки и объяснять это тянущееся годами невнимание занятостью по работе, служебными командировками и т. п. Да, это так, это — ложь (тут я и Вам лгала), и всегда после таких разговоров я теряю душевное равновесие.

Представьте же себе мое состояние, когда в ближайшем радиожурнале „Для женщин“ я слышу выдержки из своего письма и такой комментарий:

„Эта женщина живет в Воронежской области, но просила не называть ее, щадя сына. Так пусть этому сыну будет стыдно, пусть этот человек и его жена подумают, правильно ли они поступают…“

Но сыну, конечно, и в голову не придет, что это я.

От него, после очень долгого молчания, я получила на днях письмо. Оказывается, они получили от завода большую квартиру. Очень рада, конечно, теперь и у родителей и у каждого из сыновей отдельная комната, своя кухня, ванна… Но в письме — ни строчки о том, что я могу когда-нибудь приехать к ним в гости. Меня эта забывчивость больно кольнула. Когда был налог, он просил выслать справку, что я член его семьи, нахожусь на его иждивении. Вряд ли я смогла бы выбраться в З-ск, где живет сын, но — написать-то ведь он мог бы!.. У меня иногда мелькает мысль, не сторонится ли он меня (вернее, жена его) из-за моего социального происхождения? Но ведь он не скрыл от партии своего дворянства (что, между прочим, жене сильно не понравилось)…»

37. ЛАРИОН

«В письме от 14.X. я рассказала вкратце историю двух неудачных моих романов… О том, как я отказалась от сытой, возможно, и праздной жизни в качестве жены директора, человека образованного, приобщенного к городской культуре, и выбрала бедного, полуграмотного крестьянина.

Вы спрашиваете: с чего это началось?

Как-то так случилось, что ко мне по вечерам стали заходить „на огонек“ хуторяне — посидеть за чаем у самовара, послушать газету, которая тогда была редкостью, побеседовать о сельских, всероссийских и даже мировых событиях.

Зашел как-то комиссар из соседнего ревкома. Я его уже знала, в волревкоме я вела занятия с желающими по русской грамоте. Но именно с этого дня, с этого вечера у нас и началось.

Надо помнить, что в то время, да еще в деревне, я была „белой вороной“. И мне он показался непохожим на других своих односельчан. У него было восточное, горбоносое и какое-то, я бы сказала, одухотворенное лицо.