Брет Гарт - Том 5. Рассказы 1885-1897

• Название: Том 5. Рассказы 1885-1897
• Автор: Брет Гарт
• Издательство: Правда
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

В пятый том сочинений вошли рассказы Брета Гарта, написанные в период с 1885 по 1897 годы

Содержание:

Сара Уокер. Перевод Н. Галь

Миллионер из Скороспелки. Перевод Н. Емельяниковой

Друг капитана Джима. Перевод Э. Березиной

Дедлоуское наследство. Перевод А. Старцева

Почтмейстерша из Лорел-Рэна. Перевод Е. Танка

«Старуха» Джонсона. Перевод Н. Галь

Новый помощник учителя в Пайн-Клиринге. Перевод Г. Островской

Салли Даус. Перевод Н. Вольпин

Наивное дитя Сьерры. Перевод М. Богословской

Наследник Мак-Гулишей. Перевод В. Смирнова

Звонарь у Ангела. Перевод Л. Поляковой

Джим Уилкс возвращается в отчий дом. Перевод М. Богословской

Чу-Чу. Перевод Н. Демуровой

Влюбленный Энрикес. Перевод М. Кан

Счастливец Баркер. Перевод М. Колпакчи

Рыжий пес. Перевод Н. Галь

Мать пятерых детей. Перевод И. Воскресенского

Библиографическая справка

---

— Альварадо, — тихо повторил дон Сезар. — Сезар Альварадо.

— Вы сказали Мастерс, — сказал старик с внезапным раздражением.

— Нет, дорогой друг. Я сказал Альварадо, — серьезно ответил дон Сезар.

— Если вы не сказали Мастерс, так почему же я сказал? Я не знаю никакого Мастерса.

Дон Сезар молчал. Через секунду выражение безмятежного спокойствия снова появилось на лице Слинна, и дон Сезар продолжал:

— По дороге идти далеко, а через холм не очень. Когда вам станет лучше, милости прошу ко мне. Вон та маленькая тропинка ведет к вершине холма, а потом...

Он замолк, потому что лицо больного снова выразило смятение. Отчасти стремясь отвлечь его, отчасти под влиянием какой-то необъяснимой мысли дон Сезар продолжал:

— Около тропы есть странное старое дерево, а в нем дупло. В дупле я нашел это письмо.

Он снова умолк, на этот раз в тревоге. Слинн, шатаясь, поднялся и с мертвенно-бледным, искаженным лицом смотрел на письмо, которое дон Сезар вынул из кармана. Мускулы его шеи напряглись, точно он хотел что-то: проглотить, губы шевелились, но из них не вырывалось ни звука. Наконец с судорожным усилием он пролепетал чуть слышным голосом:

— Мое письмо! Мое письмо! Оно мое! Дайте его мне! Это мое богатство! Вся шахта! В шахте на холме! Мастерс украл его, украл мое богатство! Украл все! Смотрите, смотрите!

Дрожащей рукой он выхватил письмо у дон Сезара и с силой разорвал конверт. Несколько золотых песчинок, величиной с дробь, тяжело упали на землю.

— Видите, это правда! Мое письмо! Мое золото! Моя находка! Мой... мой бог!

Дрожь пробежала по его лицу. Рука, державшая письмо, внезапно тяжело упала, как только что упало золото. Так же внезапно, казалось, поникла сторона его тела и лица, обращенная к дон Сезару. И в тот же момент, не сказав ни слова, он покачнулся и, выскользнув из рук дон Сезара, упал на землю. Дон Сезар поспешно нагнулся над ним и убедился, что он хотя и недвижим, но еще жив и дышит. Тогда дон Сезар схватил упавшее письмо и, взглянув на него сверкающими глазами, сунул в карман вместе с несколькими образчиками золота. Затем он поднялся на ноги, полный такой энергии и проницательности, что, казалось, вся жизненная сила больного перешла к нему, и быстро огляделся. Теперь ему было дорого каждое мгновение; но он не мог бросить больного в пыли дороги; не мог он и донести его до дома или, напугав его дочерей, оставить в их слабых руках беспомощного старика. Он вспомнил, что его лошадь привязана к изгороди сада. Нужно на ее спине довезти несчастного, до ворот. Он с трудом уложил старика на валун и быстро побежал по дороге к лошади. Не прошло и нескольких минут, как он услышал позади себя шум колес. Это несся дилижанс. Дон Сезар хотел было позвать на помощь, но даже сквозь вихрь движения и пыли было видно, что кучер, забыв все на свете, кроме мчащегося дилижанса, ничего не видит и не слышит и даже привстал на козлах, чтобы еще ожесточеннее погонять разъяренных и напуганных коней.

Часом позже, когда дилижанс подъехал к гостинице в Рыжей Собаке, кучер спустился с козел, бледный и молчаливый. Только проглотив залпом стакан виски, он повернулся к удивленному кондуктору, который вошел вслед за ним.

—  Одно из двух, Джим, — сказал он хриплым голосом. — Либо этот камень стащат с дороги, либо меня стащат на кладбище. Ведь он там опять сидел!

Глава IV

Кроме краткого сообщения дон Сезара о том, что он нашел больного лежащим без сознания на камне, о втором ударе у Слинна не было известно никаких подробностей. Все, казалось, вполне соответствовало теории доктора Дюшена; и так как молодой испанец уехал из Лос Гатоса на следующий же день, ему так и не довелось повидать энергичного корреспондента «Новостей» и прочесть благодарственную статью, отмечавшую его доброту и учтивость. Однако прогноз доктора Дюшена не оправдался: Слинн-старший не умер от второго удара, но и память к нему не вернулась. Он, по-видимому, снова очень ослабел; улучшение в его состоянии, наступившее за последний месяц, было утрачено, а перемены в умственных способностях не произошло никакой, если не считать благоприятным тот факт, что он ничего не помнил о своем ударе и о присутствии дон Сезара. По крайней мере доктор Дюшен, по-видимому, придавал особое значение этому симптому, и его расспросы были более настойчивы, чем обычно.

— Вы уверены, что не помните, как гуляли в саду, прежде чем вам стало плохо? — спросил он. — Ну-ка, подумайте хорошенько. Наверное помните.

Глаза старика беспокойно забегали по комнате, но он отрицательно покачал головой.

— И не помните, как сели на камень у дороги?

Старик не отрывал глаз от постели.

— Нет! — сказал он с твердостью, которая была для него необычна.

Глаза у доктора блеснули.

— Ладно, приятель, нет — так нет.

Уходя, он отвел в сторону старшую дочь Слинна.

— Он поправится, — сказал он серьезно, — он уже начинает лгать.

— Но ведь он сказал только, что не помнит, — возразила Эстер.

— Потому что не хотел вспомнить, — авторитетно заявил доктор. — Мозг у него действует под впечатлением или болезненным и неприятным, или настолько неопределенным, что он не может его сформулировать; он это понимает и не хочет пробовать. Это куда лучше, чем его прежние самодовольные бессвязные речи.

Через несколько дней, когда всем стало известно, что кучер дилижанса опознал в Слинне паралитика, с которым случился удар три года назад, доктор явился в полном восторге.

— Теперь все ясно, — решительно произнес он. — Второй удар произошел от нервного потрясения, потому что больной внезапно очутился на том же месте, где был первый. Это доказывает, что у него в мозгу еще сохраняются прежние впечатления, но первый проблеск памяти вызвал болезненное чувство, и напряжение оказалось не под силу. Конечно, все это очень неудачно, но все-таки это хороший признак.

— Значит, вы считаете... — нерешительно начал Гарри Слинн.

— Я считаю, — сказал доктор Дюшен, — что память у него все же сохранилась — это видно, как я уже говорил, из того, что он сейчас старается забыть неприятные воспоминания и не хочет думать о них. Вот увидите, он будет избегать любого намека и хитрить, чтобы увильнуть от нежелательных расспросов.

Так и случилось. Была ли гипотеза доктора правильной или нет, но когда он впервые повез пациента на прогулку, тот явно не обратил внимания на камень, который, вопреки предсказанию кучера, по-прежнему лежал у дороги, и наотрез отказался говорить о нем. Но более многозначительными для Дюшена и, возможно, даже несколько загадочными были угрюмая рассеянность пациента, сменившая бессмысленное самодовольство, и недоверие к окружающим, уступившее место прежней доверчивости, которая лишь изредка нарушалась раздражительностью, как обычно у больного. Дочери иногда чувствовали, что он смотрит на них пристально, почти подозрительно, и даже сын замечал скрытую антипатию отца в беседах с ним.

Приписывая это болезни, дети отчасти оправдывали отчуждение отца: они обращали мало внимания на его здоровье. У них были более приятные дела. Девушки заняли в обществе положение, которое прежде занимала Мэми Малрэди, и обе пользовались вниманием жителей Скороспелки. Молодой редактор «Новостей», благодаря предполагаемой близости к семейству Малрэди, действительно добился большой удачи, которую он когда-то себе шутливо предсказал. Исчезновение дон Сезара рассматривали как фактическую уступку поля битвы счастливому сопернику; все думали, что Гарри помолвлен с дочерью миллионера и стал доверенным лицом своего будущего тестя.

Результатом магического действия имени Малрэди были две-три удачные спекуляции. По мнению суеверных золотоискателей, главное дело было в том, что Гарри поселился в старом доме Малрэди.

— Подумать только, — заметил один из прорицателей Рыжей Собаки, болтливый шутник француз Пит, — в то время, как дураки отправились делать заявки на участки, где золото уже было найдено, никому и в голову не пришло занять хижину старика в огороде.

Последние сомнения в союзе этих двух семейств были рассеяны близостью, которая возникла между Слинном старшим и миллионером, когда тот вернулся из Сан-Франциско.

Она началась со странного чувства жалости к физической слабости Слинна. Эта слабость вызвала сочувствие Малрэди, огромная сила которого отнюдь не была подорвана привычкой к роскоши и который по-прежнему мог показать своим рабочим пример тяжелого труда. Эта дружба поддерживалась странным и суеверным уважением к умственному состоянию Слинна; Малрэди казалось, что в этом состоянии проявляется та духовная глубина, какой невежественные люди наделяют умалишенных.

— Значит, вы хотите сказать, что в течение этих трех лет жила вашего разума, так сказать, была затеряна и до нее нельзя было докопаться? — спрашивал Малрэди с глубочайшей серьезностью.