Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1

• Название: Злые игры. Книга 1
• Автор: Пенни Винченци
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996

Это роман длиной в полвека, история целого клана англо-американской семьи. Герои книги живут так, как и полагается благополучным, богатым людям: удачная карьера, роскошные дома, великосветские развлечения, бурные романы. Но время от времени они попадают в такие трагические ситуации, что невольно возникает мысль - а не являются ли они просто фишками в чьей-то дьявольской игре?

---

Они снова помолчали. Энджи очень серьезно смотрела на него. Потом улыбнулась ему мягкой, нежной, почти детской улыбкой:

— Господи, Малыш, как я смогу тебе когда-нибудь отплатить за все, что ты для меня делаешь?

— Ну, я подумаю об этом, — произнес Малыш, и рука его потянулась к теплому влажному месту у нее между ног. — Есть один простой способ, которым мы можем воспользоваться прямо сейчас.

В том, что за этим последовало, Энджи проявила максимум энтузиазма и изобретательности; впоследствии всякий раз, когда Малышу приходил очередной счет из очень хорошего частного пансионата в Борнмуте, постоянным обитателем которого стала миссис Викс, он всегда вспоминал об этом эпизоде с огромным, почти физическим удовольствием.

То событие, о котором пойдет речь дальше, случилось на лестнице дома Кейтерхэмов на Итон-плейс; но прежде Малыш позвонил Вирджинии в Хартест в тот самый день, когда Энджи улетала в Лондон, и принялся упрашивать ее разрешить ему воспользоваться на уик-энд этим домом.

— Я так или иначе должен быть в Лондоне. По делам. Всего на несколько дней, а потом мы приедем к вам и будем жить у вас.

С некоторыми оговорками, но он согласился с довольно настойчиво высказанным предложением Мэри Роуз, чтобы летом все они провели несколько недель в Хартесте.

— Ну конечно, тебе это было бы очень удобно. Нет, Малыш. Я не могу разрешить тебе воспользоваться этим домом. Особенно если ты собираешься поразвлекаться в нем вместе с Энджи.

— Вирджи, ну пожалуйста. Это же настолько безопаснее, чем в гостинице…

— Почему?

— Да потому, что там нет этой дурацкой обслуги, которая может начать рассказывать Мэри Роуз всякие сказки…

— Сказки?! Ну знаешь, Малыш!

— Ну, ты меня поняла. Мэри Роуз всегда желает знать, в каком именно номере я поселился, и какой там номер телефона, и…

— Странно, с чего бы это! Нет, Малыш, это исключено. Я не могу по отношению к ней так поступить. У меня все-таки есть чувство, что все мы — одна семья. И я бы потом, когда вы приедете, просто не смогла смотреть ей в глаза. И, кроме того, в доме сейчас нет слуг. Ни дурацких, ни каких. Сейчас ведь август. Вам пришлось бы все делать самим. А потом наводить за собой порядок.

— Но я же ведь тоже член семьи, правда? А что касается того, чтобы делать все самим и навести потом порядок, так это даже приятно.

— Ну конечно! Я как-то не очень представляю себе, как бы ты стал чистить ванну или менять постельное белье. И Энджи я за этими занятиями тоже себе не представляю.

— Я кого-нибудь найму. Вирджиния, ну пожалуйста, это было бы так здорово.

— Нет, Малыш. Не могу, честное слово. А кроме того, что скажет Александр, если узнает? Он же с ума сойдет.

— Ничего он не узнает. Да и откуда? Ты представляешь, как было бы здорово: только я и Энджи, вдвоем, в полной безопасности, в своем собственном маленьком мире. И только на двое суток. Сорок восемь часов. Не так уж о многом я прошу.

— Малыш, я считаю, тебе нужно быть немного осмотрительнее в отношении Энджи. Я тебе уже говорила, что она крепкий орешек и себе на уме. По-моему, ты ее излишне романтизируешь: она вовсе не идеалистка и не романтик.

— Ничего подобного, — ответил он и с ужасом почувствовал, что голос его дрожит, — я ее просто люблю, вот и все.

— Но ты же понимаешь, что из этого ничего не может выйти. Никогда. И ты должен осознавать, как я за вас обоих боюсь. Это же страшно опасно и… и глупо, то, что вы делаете.

— Знаю, — голос Малыша звучал теперь тихо и был преисполнен раскаяния, — но мы пытаемся что-то придумать. Честно. Это будет… ну, может быть, последняя для нас такая возможность. Ну пожалуйста, Вирджиния! Жаль, что ты меня сейчас не видишь: я тебя на коленях умоляю!

— Н-ну… — (он чувствовал, что она старается не расхохотаться, не сдаться, что она уже поняла: ему опять, как и всегда, удалось уговорить ее сделать так, как ему хочется), — ну, если это последний раз, то зачем он вообще нужен? Но если тебе так уж на самом деле необходимо…

— Очень.

— Ну ладно. Я оставлю ключ в том агентстве, что присматривает за домом в течение августа. Я их предупрежу, что ты возьмешь ключ… когда?

— В четверг. Вирджиния, честное слово, я тебя обожаю.

— Знаешь, Малыш, — весело проговорила Вирджиния, — по-моему, тебе уже давно пора бы повзрослеть.

— Мне и так хорошо, — хохотнул он.

Это были очень счастливые двое суток. Энджи, страшно довольная тем, что в ее распоряжении внезапно, пусть и ненадолго, оказался дом ее бывшей работодательницы, взяла на себя инициативу доставить Малышу удовольствие по возможности во всех комнатах и уголках этого дома. Особенно запомнившийся эпизод на лестнице произошел в воскресенье после обеда; перед этим они только что, в спальне хозяев дома, почти прикончили бутылку шампанского и полтора фунта клубники, валяясь совершенно голыми на огромной кровати; по подушкам были разбросаны пустые бокалы и крупные, похожие на больших пауков плодоножки от ягод; из бутылки, опрокинутой Малышом, когда ему захотелось сию же минуту расцеловать живот и бедра Энджи, текла ровная тонкая струйка, падавшая на бесценный индийский ковер.

— Надо уже начинать приводить все в порядок, — проговорил Малыш, неодобрительно оглядываясь вокруг. — Я обещал Вирджинии, что мы оставим все в полном порядке.

— Потом уберу. — Энджи ласково поцеловала его. — Я жуть как хорошо могу прибирать в доме. И знаешь что, тебе бы понравилось смотреть, как я это делаю. А пока, Малыш, милый, мы уже были в гостиной, и в столовой, и на кухне, и в двух ванных, и почти во всех комнатах; пора и на лестницу!

Малыш посмотрел на нее: она раскраснелась, золотистые локоны перепутались у нее на плечах, зеленые глаза сияли. Он протянул руку и нежно погладил ее по волосам, она склонилась над ним и снова поцеловала, а потом села, улыбаясь и устремив глаза на его пенис, который уже послушно напрягся и слегка подрагивал.

— Я поражена. — Она наклонилась, чтобы поцеловать и его тоже. — Поражена, что ты до сих пор держишься, Малыш. И это после такого бурного уик-энда. Ты просто потрясающий мужчина. Пойдем, у меня есть хорошая мысль, как нам закончить день.

Она взяла его за руку и выскользнула из постели; он послушно следовал за ней, разглядывая, почти с физической болью в сердце, ее четко прорисованные, упругие маленькие ягодицы, тонкие и изящные ноги. Они подошли к верхней части лестницы, и она, улыбаясь, обернулась к нему.

— Я думаю, на середине, — произнесла она, — как герцог Йоркский. Ты ведь слышал о герцоге Йоркском, Малыш, а?

Малыш ответил, что нет.

— Ну, когда он был сверху, то у него стоял. Как у тебя, — добавила она, опускаясь на колени; взяла его пенис в рот и начала нежно и ритмично ласкать его своим языком; Малыш сразу весь напрягся, напружинился и, закрыв глаза, громко застонал. Наряду со многим другим, Энджи научила его не стесняться шума во время секса; Мэри Роуз же проводила всю процедуру, от начала до конца, почти в церковной тишине.

Внезапно Энджи вскочила, выпрямилась, пригнула к себе его голову и крепко поцеловала; на ее губах он почувствовал собственный вкус, легкий и слегка солоноватый.

— Когда он был внизу, у него ничего не выходило, — снова заговорила она, когда они оторвались друг от друга, — а когда бывал не сверху и не снизу, то был ни то ни се. А мы все сделаем по-другому, Малыш.

Она повела его вниз, туда, где лестница, изгибаясь, образовывала небольшую площадку; здесь она толкнула его на пол и вновь принялась целовать, а руки ее нежно гладили его живот, бедра, мошонку. Он опять застонал и изо всех сил потянулся к ней; она оттолкнула от себя его руки, отвела их ему за спину, вынудив его откинуться назад. Он чувствовал, как болит его пенис, как он хочет ее, хочет оказаться в ней, внутри, в ее тепле, ее влаге, ее сжимающем объятии, во власти ее нежного и страстно нарастающего желания. Очень, очень медленно и нежно она повернулась спиной, обратив к нему зад, и стала надвигаться на него, приближаться к нему, а потом, еще более медленно, ласково касаться и поглаживать его, приглашая войти внутрь. Он почувствовал знакомое мягкое тепло, ощутил испытываемое и ею самой удовольствие; почувствовал ее движения, поначалу нежные и легкие, а потом, как всегда, все более жадные. Он вскрикнул, резко выпрямился и сел, обхватив ее руками за талию и прижимая к себе, чувствуя, как его пенис проникает в нее все глубже и глубже, ощущая ее каждой своей клеткой, любя ее, становясь частью ее самой и превращая ее в часть самого себя, и скоро — как это часто бывало, слишком скоро — почувствовал мощный прилив, волну напряжения и вслед за этим мгновенное облегчение, свой оргазм и сразу же вслед за ним — ее, как бы обрушивающийся на его собственный мягкими, приятными и сильными спазмами, как бывало у них практически всегда; потом они так и лежали там долго-долго, она сверху, на нем, слегка откинув назад и повернув к нему голову, волосы ее рассыпались по его груди, она держала его за руку и непрерывно повторяла: «Это было так хорошо, Малыш, так хорошо»; а он слушал ее и думал, что никогда еще в жизни — а ему в своей жизни довелось испытать массу удовольствий, — никогда в жизни не бывало у него таких мощных и радостных ощущений, как те, которые он пережил только что.