Джудит Тарр - Дочь орла

• Название: Дочь орла
• Автор: Джудит Тарр
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00225-2

Багрянородная византийская принцесса Аспасия в одну ночь лишилась любимого мужа и надежд на счастливую жизнь. Окутанные серым туманом печали шли годы во дворце императора Оттона. Но любовь к мавританскому врачу… вернула Аспасии радость бытия.

---

— Дела очень плохи? — спросила она.

Он пожал плечами. Он не хотел говорить об этом. Во всяком случае не здесь, где так много ушей. Она отошла.

Тем временем совет продолжался.

— Италия, — говорила Аделаида, сосредоточенно хмурясь, — на нашей стороне. Но нельзя рассчитывать, что она обеспечит нас войсками, здесь свои раздоры и ссоры, а на юге сарацины. За Альпами… что у нас там?

— Саксония, — ответила Феофано, — без всяких сомнений. Герцог Бернхард искренне предан, я могла бы поставить на него золото. И я дам ему это золото, чтобы помочь вооружить войска. Архиепископ Виллигий всегда был решительно на нашей стороне. Теперь он узнает, что произошло, и постарается, где возможно, обеспечить поддержку со стороны церкви. За пределами Германии… как в Бургундии?

— Бургундия, — сказала Аделаида, помечая в списке. — Швабия, несомненно: господин герцог надежный человек. Лотарингия… скорее, скорее, нет. Франки… — Она помолчала, взглянула на Герберта. — Господин аббат, — (неужели никто, кроме Аспасии, не заметил, как он поморщился?), — как вы полагаете, франки будут на нашей стороне? Или поддержат Генриха?

Герберт покачал головой:

— Я не берусь судить, ваше величество. Но, насколько я их знаю, надежда есть. Если их король останется в стороне — если он помнит о мире, заключенном с Оттоном, а не о войне, которая была до этого; если ваше величество соизволит ходатайствовать перед ее величеством королевой, его вельможи могут встать за нас. Если мы пошлем гонцов к сильнейшим из них…

— Ко всем, к кому сможем, — Феофано, увлеченная планами, встала и ходила взад-вперед. У нее еще сохранились эта стремительность молодой лошадки, когда она не умеряла ее царственным величием. И вдруг она остановилась, с побелевшим лицом, со сжатыми кулаками: — Бог покарает этого человека!

Все замолчали, потрясенные взрывом ее чувств. Феофано судорожно перевела дыхание, вернулась на свое место и села, спокойная и величественная, как всегда. Все зашевелились, вставая. Надо было разослать письма, разработать планы действий, собрать необходимые силы. Аспасия с удивлением отметила, как быстро все было решено этими двумя женщинами.

Забавное воспоминание всплыло в ее памяти, и она чуть не засмеялась. Однажды по дороге в Павию она объясняла Исмаилу, почему она так удивилась, увидев в империи много вдовствующих королев и регентш.

— Есть замечательная древнегреческая комедия, — говорила она, — одного великого мастера. Его имя Аристофан. О том, как женщины управляли Афинами.

На лице его отразилось глубочайшее сомнение.

— И что же из этого вышло?

— Мир, — ответила она, — и здравый смысл. Хотя я не думаю, — она не могла сдержать смех, — что мы смогли бы поступить, как героини Аристофана. У нас не вышло бы.

Она было решила, что он не задаст вопроса. Но он спросил:

— Что же они сделали?

— Отказали мужчинам в своих ласках, — отвечала она. — И этим чуть не свели их с ума.

— Не сомневаюсь, — сказал он сухо.

Откуда он мог об этом знать? Она-то не скупилась на ласки. Она целовала его долго и пылко, потом склонилась над ним так, что ее волосы завесили их обоих. Свет лампы серебрил их.

— Понимаешь, почему я вспомнила Аристофана? — сказала она. — Обе императрицы так решительны. Знаешь, как это потом назовут? Война императриц.

— Но соотношение сил будет скоро вполне мусульманским, — заметил он, — две императрицы против одного, так сказать, императора.

— Ничего. Пока они на равных. Хотя, — Аспасия насмешливо смотрела на него сверху вниз, — если бы спросили меня, я бы сказала, что бедный братец Генрих в безнадежном меньшинстве.

— Мир перевернется, — сказал он. — Королевствами будут править женщины. Что же будет дальше? У рыб вырастут крылья? Олени будут плавать в море?

— Мужчины подчинятся здравому смыслу.

— А вот это, — сказал он, — совершенно неправдоподобно.

30

Наконец совещание кончилось, и Аспасия была свободна. Герберт покинул их еще раньше. Она нашла его сразу, как только заглянула в комнату, которую занимал Исмаил в Павии. Эта одна из лучших в замке комнат находилась высоко в башне, она хорошо отапливалась, и стены ее были расписаны листьями и цветами. Исмаил говорил, что их причудливые узоры напоминают ему о родине.

Герберт сидел на широкой кровати, и ей показалось, что это тот прежний молодой монах с широко раскрытыми глазами. Но он выглядел не лучше, чем на совете у императриц. В руках у него была полупустая чаша; вино он, наверное, принес с собой, потому что Исмаил вина не пил.

Аспасия взяла предложенную ей чашу, но пить не стала. После взаимных приветствий все замолчали. Молчание не было напряженным: они были слишком близкими друзьями. Но оно не было и спокойным. Герберт все крутил и крутил свою чашу в руках.

Аспасия была уже готова схватить его за руку, чтобы остановить это беспокойное движение, как он сам поставил чашу на пол и уселся по-новому, скрестив ноги на восточный манер. Он взглянул на них обоих. В глазах его была смертельная усталость.

— Я думаю, вы хотите знать все. Аспасия покачала головой.

Исмаил сказал:

— Только то, что ты захочешь нам рассказать.

Герберт вздохнул.

— Вы не понимаете, — сказал он, — как замечательно сидеть так и знать, что вы мои друзья, и быть уверенным, что вам можно доверять. Знаете, однажды я получил удар кинжалом в спину?

— Я знала, что аббатство было против тебя, — ответила Аспасия, — но не думала, что до такой степени.

— До такой, — сказал он. Голос его стал едва слышен. Он покачал головой. — Было не то чтобы плохо. Но тяжело. Я был посторонний. Они хотели одного из своих, и, конечно, по правилам, монахи вправе сами выбирать аббата. Когда же император им навязал меня, галла, а самого императора многие вообще никогда не видели и знали только, что он саксонец до мозга костей… это было слишком большим испытанием для их обета послушания.

— Но все же, — заметила Аспасия, — они давали обет.

Он невесело засмеялся.

— Именно это я им и говорил! Они ненавидели меня. Все шло наперекосяк, и вот я здесь, потому что меня сделали аббатом вопреки монастырским правилам, я говорил, что они должны подчиняться правилам или терпеть наказание за неповиновение. Требовательность — вот мой лозунг. А все окрестные господа помещики и все разбойники в округе клали глаз на аббатство и его земли, тащили все, что попадалось под руку, пока мы ссорились с братией. Меня осаждали изнутри и извне.

Исмаил обнял его за плечи. Аспасия сказала:

— Ты правильно сделал, что оставил их.

— Как только мы узнали, что Оттон умер, у меня просто не оставалось выбора. — Он потер лицо руками, будто стирая что-то. — Ничего. Я вернусь, если выйдет. Если не выйдет, значит, на то воля Божья. Императрица Аделаида была добра ко мне: она приняла меня, не задавая вопросов, и определила к делу.

— Слишком трудному, судя по твоему виду, — заметил Исмаил.

— Не труднее твоего, — возразил Герберт.

Исмаил не обиделся на резкий тон:

— Наверное, нет. Ну, теперь, когда мы поогрызались, не выпьешь ли еще вина?

— Конечно, в строго лечебных целях, — ответил Герберт. Он наполнил чашу, сделал большой глоток. — Я вовсе не хочу быть пьяным. Только спокойным. Безмятежным. Познавшим благодать.

— Глупым. — Аспасия отхлебнула из своей чаши. Вино было хорошее, чуть разбавленное, крепкое и сладкое: достойное господина аббата. — Смех — превосходное лекарство.

— Даже от смерти? — спросил Герберт.

— Смерть излечивает от всего, кроме блаженства.

— Или ада, — сказал Герберт. — Не забудь и про ад.

— Я не только забуду о нем. Я приговорю его к вечному забвению. — Она выпила еще. Вино кружило голову, но ум оставался ясным. — Царская кровь дает это право. Горе правит королевствами.

— Память учит, — сказал Исмаил. — А жалость к самому себе лишает здравого смысла.

— В самом деле? — спросил Герберт. Он попробовал улыбнуться. Для начала улыбка была даже не слишком кривой. — Ты знаешь, у меня новый мул? Его зовут Альба. Почти такой же упрямый, как я сам.

— Это невозможно, — сказал Исмаил.

— Возможно, — возразил Герберт, — но только для мула. Он отлично увез меня из Боббио, а вместе со мной — целый ящик книг. Тамошняя библиотека… за такую можно убить. Сотни книг. Ряды и ряды.

— Сотни? — усомнилась Аспасия. Будь это на Востоке, она бы поверила. Но здесь и несколько десятков были настоящим сокровищем.

— Сотни, — подтвердил Герберт. — И еще больше в работе. Какими бы неукротимыми, дерзкими, неисправимыми грешниками ни были мои монахи, они превращаются в ангелов, когда начинают переписывать книги. — Он увлекся совсем по-прежнему, но тут же пришел в себя: — Библиотека — радость и сокровище, но там нет достойной школы, а я всего лишь писарь, который во все лезет. Я еще гожусь писать письма для их королевских величеств, но делать копии с Цицерона или Боэция… только если больше некому. Знаете, чего мне больше всего не хватало?