Джудит Тарр - Дочь орла

• Название: Дочь орла
• Автор: Джудит Тарр
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00225-2

Багрянородная византийская принцесса Аспасия в одну ночь лишилась любимого мужа и надежд на счастливую жизнь. Окутанные серым туманом печали шли годы во дворце императора Оттона. Но любовь к мавританскому врачу… вернула Аспасии радость бытия.

---

— Я не могу, — сказала Аспасия едва слышно.

Но он услышал. Он отложил свой абак, подошел и взял ее за руку. Она не собиралась плакать. Она рассердилась, но от этого слезы только потекли быстрее.

— Я не хочу этого! — закричала она.

Добрый исповедник вытер бы ее слезы, поставил бы ее на колени и уговаривал бы ее ласково, но твердо молиться о ниспослании правильного пути. Герберт позволил ей выплакаться. Потом сказал:

— Я думаю, что хочешь.

— Это же грех.

— Об этом судить Богу. Я всего лишь человек.

Она метнулась в сторону, размазывая слезы по щекам.

— Ты чудовище, а не исповедник!

— Да, — отвечал Герберт, — но я стараюсь научиться. Ты хочешь, чтобы я говорил то, что положено, или чтобы я был с тобой честен?

Тогда она задала ему свой вопрос в выражениях, которые однажды случайно подслушала в разговоре охранников. На германском это звучало не так непристойно, как если бы она сказала это по-гречески.

Герберт на минуту смолк, потом серьезно ответил:

— Да. Что ж! Это верно сказано.

Она хотела возмутиться, но не смогла сдержать смеха. Герберту всегда удавалось насмешить ее.

— Ты, конечно, честный человек, — сказала она, — но святым тебе не бывать.

— По крайней мере, — ответил Герберт, — у меня всегда будет хорошая компания.

12

Альпы высились, словно стена поперек всего мира. Они поднимались все выше и выше, упираясь в небеса. Вершины их были увенчаны снегами. Но перевалы были свободны не только от снега. Император предусмотрел это.

Аспасия знала обо всем, поскольку умела слушать. Множество вооруженных людей охраняло гигантского, медленно ползущего зверя — двор и империю, но еще целая армия ушла вперед на запад, выполнять задание, которое, по-видимому, император считал весьма важным.

— Сарацины, — сказал Герберт. — Они засели в горах, выходят целыми бандами и нападают на путников.

Исмаил шел вместе с ними, поскольку в холодном высокогорном воздухе постоянно наблюдал за самочувствием Феофано. Дорога стала такой крутой, что он уже не мог ехать верхом на лошади; но он не желал и унизиться до того, чтобы сесть на мула, хотя эти животные очень уверенно чувствуют себя на горных тропах. Он без особого удовольствия выслушал речь Герберта, но, похоже, и не рассердился.

— Император избавит нас от них, — продолжал Герберт, — помоги ему Бог. Они стали настоящим бичом для караванов, идущих из Галлии в Германию или обратно. С каждым годом их все больше, и все больше грабят. Хороша же стала дорога!

«Вот именно», — подумала Аспасия, стараясь смотреть только вперед. Ей совсем не хотелось видеть, как далеко лежат равнины и как крута и узка дорога, которую они преодолевали. Фургоны двигались по ней с трудом. Могучие кони и терпеливые быки напрягали все силы под ударами кнутов. В самых крутых местах слугам приходилось помогать им, подталкивать фургоны. От разреженного воздуха некоторые даже теряли сознание.

Аспасия старалась не думать о том, каково будет спускаться. Они все еще поднимались и поднимались прямо к небесам, где воздух, казалось, застывал в легких, а ветер был резким и холодным. Здесь не было ничего надежного, спокойного, человеческого. Она была рождена горожанкой: ей никогда не приходилось бывать выше городских башен.

— Ты жалеешь о том, что отправилась сюда, моя госпожа?

Это был Исмаил, и она надеялась, что в его словах не было насмешки. Скорее, сочувствие.

Она почувствовала, как ее щеки запылали, вероятно, под резкими ударами ветра.

— Приключения, — сказала она, — это совсем не то, что под этим принято понимать.

— Разве это приключение? — возразил он. — Приключение — это когда ревет буря, снег слепит глаза, а со всех сторон нападают бандиты, как стая волков. А это просто прогулка под ясным солнышком.

— Для человека с таким богатым опытом, — сказала она ехидно, — наверное, так и есть.

Он улыбнулся своей неожиданной быстрой улыбкой.

— Ты действительно отправилась ради этого? Ради приключения?

— Может быть, мне приказали.

— Не думаю, что тебе можно приказывать.

Она подумала, не рассердиться ли. Но здесь, под взглядами орлов, это было нелегко. Вместо этого она засмеялась, скорее всего, над собой.

— Нет, я сама приказала себе. Видишь ли, на выбор у меня были только монастырь или это.

— У тебя не было желания посвятить себя Богу?

— Богу? — повторила она, думая, что он понимал под этим словом совсем не то, что понимала она. Скорее всего, так. Она поглядела на длинную вереницу людей и повозок; подняла глаза на горы и на небо. — Бог повсюду. Я хотела славить его в стенах монастыря. Там можно было читать книги, произносить молитвы, петь гимны, и казалось, что я счастлива. Но ничто не менялось. День за днем, час за часом все шло по кругу, и мне стало казаться, что я уже протоптала борозду в полу и не могу с нее свернуть. Может быть, святые находят в этом Бога. Но я чувствовала себя ослом, который ходит кругами по току.

Он внимательно слушал. Было удивительно, что он, не отрываясь, смотрел на нее и ни разу не споткнулся. Он молчал.

Почему-то ей хотелось все ему объяснить.

— Я не способна к умерщвлению плоти, — говорила она. — Это смертный грех. Я знаю это и не могу бороться с ним. Сколько я ни пыталась, сколько ни думала, что могу отказаться от всего, могу предаться Богу, каждый раз меня охватывал ужас и я не могла согласиться.

— Может быть, тебе нужно было родиться мужчиной, — сказал мавр.

— Нет, — возразила Аспасия нетерпеливо, но без запальчивости. — Зачем мне желать этого, если я могу быть тем, что я есть, жить так, как я живу? — добавила она.

Он промолчал. Похоже, она обидела его. Мавры, наверное, еще больше, чем мужчины из Города, гордились своим полом.

Она не будет обращать внимания, даже если он обиделся. Ведь она сказала правду. Для женщины, которая несет мир и покой, это, конечно, непростительная ошибка. Но что поделаешь! Пусть он полюбит ее такой, какая она есть, или не любит вовсе.

И вот они миновали горные перевалы, и ни один сарацин не преследовал их. По приказу императора за ними долго охотились, пока все до единой горы не были свободны от разбойников.

Герберт покинул их в том месте, где дорога огибала озеро Констанц, минуя Сан-Галл и Рейхенау. Он отправился на запад, в Реймс. Они же двигались на северо-восток, в центр Германии.

Аспасия подумала, что ей не стоит разыскивать его, но утром, когда караван собирался тронуться в путь, он пришел к ней сам. Глаза его радостно блестели.

— Я возвращаюсь домой, — сказал он.

— Я думала, что твой дом в Оверни — аббатство с таким трудным названием.

— Ориньяк, — сказал он, — ну, конечно. Но это же Франция, понимаешь? Моя родина. Я почти забыл, как люблю ее.

— Не ты один, — ответила она тихонько.

Он положил руку ей на плечо:

— Ничего. Может быть, ты тоже когда-нибудь вернешься домой. Когда кончатся все твои приключения.

— Может быть, — согласилась она.

Они помолчали. Его мул потянулся к кустику травы, который уже приметил для себя мул Аспасии. Мул ее старался оттолкнуть того. Аспасия оттащила своего в сторону.

Вдруг Герберт шагнул к ней, обнял ее и крепко поцеловал в обе щеки — так в Галлии прощаются с родными. Пока она собиралась с мыслями, он осенил ее крестом и пошел прочь, ведя за собой своего мула.

— Мы еще встретимся, — крикнул он, оглянувшись.

Без Герберта дорога показалась ей опустевшей. Остался Исмаил, она часто видела его верхом на гнедом скакуне. Но его присутствие не возмещало ей разлуку с Гербертом. Вряд ли их отношения можно было назвать дружескими. Он никогда не заговаривал с ней первым. Казалось, он находится рядом с ней по необходимости — как личный врач Феофано.

Слава Богу, в помощи врача они нуждались нечасто, хотя путешествие в горах нравилось Феофано еще меньше, чем Аспасии. Как ни утомительно чувствуешь себя в носилках, в фургоне еще хуже, но Феофано не могла разрешить себе идти пешком. Императрица Аделаида частенько шла пешком, но ведь она была местной уроженкой. Византийка Феофано знала, что приличия необходимо соблюдать в любых условиях.

Однако, несмотря на неудобства путешествия, она была в добром здравии и почувствовала себя еще лучше, когда они спустились, наконец, в германские леса. Лето было в разгаре. Даже в густой лес заглядывало солнце, и темные ели отсвечивали золотом. От них шел ни с чем не сравнимый аромат. Они ехали по холмистой равнине, и темный дремучий бор постепенно сменялся более светлыми дубовыми и буковыми лесами, полянами, покрытыми мхом, а иногда они видели голубое озеро или голубое блистание реки.

Феофано ожидала увидеть дикий край, и он таким и оказался. Но она и представить себе не могла, как он красив. К тому же она не думала, что в стране так много городов и деревень; правда, они находились на больших расстояниях друг от друга, но они разрастались вместе с ростом империи.