Михаил Фостиков - Дневники казачьих офицеров

• Название: Дневники казачьих офицеров
• Автор: Михаил Фостиков
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Военная история
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0731-5

Книга рассказывает об участии казачьих соединений в двух войнах начала XX века — Великой и Гражданской.

Дневники генерал-лейтенанта М. А. Фостикова — взгляд на события Гражданской войны на Юге России начальника казачьей дивизии, в 1920 году — командующего «Армией возрождения России», ведущей на Кубани и Кавказе партизанскую, а затем открытую войну с регулярными частями Красной армии. Заключают дневники описания последних боев Русской Армии в Крыму.

В цикл вошли также записки полковника П. М. Маслова о боевой работе 1-го Хоперского полка на Западном и Кавказском фронтах Великой войны.

Завершают цикл воспоминания военного историка русского зарубежья полковника Ф. И. Елисеева — командира хоперцев в Гражданской войне.

Включенные в книгу дневники и мемуары издаются в России впервые.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических деятелей и ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.

---

Собрать казаков мне не удалось, — все работали в поле. На второй день я с шестью казаками оставил свою станицу и отправился на назначенное место. Отряд подъесаула Козликина мы там не нашли, двинулись дальше и на следующий день в восемь утра были у Георгиевского-Осетинского. На мосту уже стояла осетинская застава, выставленная по требованию комиссариата отдела. Стража, увидев казаков, вооруженных лучше, чем они, пропустила нас через мост. Пройдя крепость, мы по следам отряда около 11 часов настигли его, стоявшего на отдыхе.

Отряд состоял из лабинцев и хоперцев, были и офицеры: Лабинского полка есаул Солоцкий[107] и Хоперского полка подъесаул Бреус,[108] хорунжий Васильев и подъесаул Козликин (последний, казак Лабинского отдела, состоял у есаула Солоцкого). Лабинцев было около 500 человек, хоперцев также около 500. Они вместе с семьями вышли из станиц Отрадной, Удобной, Передовой и Кардоникской.

На следующий день утром мы двинулись на Белый Ключ, там уже находился полковник Шкуро. У него было около 500 казаков, выступивших из станиц Суворовской, Баталпашинской и Бекешевской. Люди были распределены по полкам и сотням, командирами полков Шкуро назначил: подъесаула Козликина — 1-м Лабинским, хорунжего Васильева — 1-м Хоперским, подъесаула Бреуса — 2-м Хоперским. Я получил 3-ю сотню, состоявшую из казаков станиц Удобной, Спокойной и Кардоникской. Есаул Солоцкий назначен командиром бригады.

18 июня с рассветом Лабинский полк был выслан на станицу Баталпашинскую, но она была занята дивизией кавалерии и полком пехоты с двумя батареями.

19-го и 20-го мы оставались на месте, высылая разведку на Баталпашинск, станицы Усть-Джигутинскую и Воровсколесскую; получили сообщения от разъездов, что полк пехоты и два полка кавалерии красных подошли к возвышенностям горы Пекеч и заняли их.

20 июня дивизиону 1-го Хоперского полка под командой старого полковника Удовенко (который, кажется, даже не участвовал в войне 14-го года),[109] а от 2-го Хоперского полка дивизиону под моей командой поставлена задача: незаметно от противника зайти ему в тыл и, когда наши части пойдут в атаку на противника, тогда только броситься на его тылы.

Рано утром мы выступили с бивака и прошли противника, незаметно для него. Полковник Удовенко повернул свой дивизион правым плечом и направился на фланг противника. Я предупредил его, что мы не выполняем задачу и испортим все дело. Он не послушался моего совета, вывел дивизион на хребет, который прикрывал нас от противника, и обнаружил себя. Несмотря на то что перед нами была очень высокая гора, а наши головные силы еще и не появились перед позицией, он повел дивизион рысью.

Уговоры мои на него не действовали, и я был вынужден следовать на неприступную для кавалерийских атак позицию. Противник открыл по нам огонь из четырех орудий, мы усилили аллюр и подвели оба дивизиона к небольшому перевалу. В это время наши силы перешли в атаку (здесь я был контужен в левую сторону артиллерийским снарядом). Кавалерия и пехота противника стали спешно уходить на Баталпашинск, оставив своих убитых и раненых. Полковник Шкуро приказал прекратить преследование. Мы опять отошли на Белый Ключ, своих раненых привезли в Бекешевскую, а позже в Воровсколесскую, где у нас был лазарет. Противник больше не нападал на нас.

Вследствие нехватки боевых припасов штаб Шкуро решил оставить Баталпашинский отдел и перейти в Ставропольскую губернию. Вся линия железной дороги была занята противником. Из штаба дивизии я получил приказание с полусотней занять станцию Курсовка, очистить от противника железную дорогу на расстоянии одной версты и тем самым дать возможность пройти нашим частям, обозу и нашим семьям.

На рассвете я без боя занял станцию, выслал по одному взводу по направлениям к Пятигорску и Невинномысской, на телефонном и телеграфном пунктах поставил своих людей и доложил, что все готово. Как только наши обозы начали переправляться, мне сообщили, что из Невинномысской вышел поезд. Я послал взвод, охраняющий дорогу, с приказанием: если поезд пассажирский — пропустить, а если воинский — стрелять по нему. С остальными людьми я ждал поезд на станции.

Поезд мы ожидали три четверти часа, он был остановлен на станции. В нем находилось много пассажиров и около 30 солдат. Когда наша основная группа перешла железную дорогу, я получил приказание пропустить поезд и присоединиться к своим. С нами были и пленные, вечером того же дня мы их отпустили.

На следующий день, часов в десять, наблюдательные посты и разъезды донесли, что противник движется на нас широким фронтом. Штаб отряда двинул нас навстречу красным, одна сотня бросилась в атаку на два полка противника, который отступил. Ночью приказано занять село Кугульта, в нем находился батальон пехоты красных. Село до рассвета было окружено с трех сторон, и на рассвете я повел атаку в конном строю с юга, где у противника имелись окопы. Около меня на подводе следовал бомбомет. Противник, услышав лошадиный топот и стук колес, открыл ожесточенную стрельбу. Я приказал людям кричать, чтобы они не стреляли. Стрельба затихла, но нам слышна была брань в окопах, на солдат кричали «стреляйте!». Тогда бомбомет выпустил один снаряд, который разорвался в воздухе. Красные прекратили стрелять, и я с одной сотней занял выходы из села на восток.

Уже совершенно рассвело, когда на нас выскочил из села легковой автомобиль, но с такой быстротой повернул назад, что мы не могли его взять. Десять казаков были посланы его преследовать. Около самого села автомобиль остановился, два человека выскочили и спрятались в каком-то доме. Это оказались (как потом выяснилось) комиссар Плетнев и его секретарь-австриец. Окруженные нашими частями, из села никто не ушел, и весь батальон со своими начальниками и комиссаром были взяты в плен.

Того же дня, до обеда, полковником Шкуро был назначен полевой суд, который постановил весь батальон расстрелять. После обеда, часов в шесть вечера, был собран казачий круг. Шкуро много говорил о лихости казаков и сообщил, что все пленные приговорены к смертной казни. Он просил казаков отменить смертную казнь всем, кроме комиссара и секретаря, и советовался, что делать дальше с пленными.

Круг ему ответил, чтобы он сам решил, что с ними делать. Тогда полковник Шкуро обращается к пленным и говорит им: «Вы слышали, что решил казачий круг?» Пленные молчали, не верили ему и решению казачьего круга. Далее Шкуро говорит, что «круг вам простил и дает полную свободу, идите куда хотите, если кто пожелает к нам в отряд — ваша личная воля».

Два шофера ушли в Красную армию, а через семь дней прибыли к нам на большом грузовике и привезли много патронов и два исправных пулемета Максима. Остальные пленные той же ночью ушли по домам.

Весь день и ночь мы оставались в селе Кугульта, были на хуторах Хлебных и постепенно продвигались на село Донское. В нем к нашему отряду присоединились 800 молодых солдат и, кроме того, из Лабинского отдела пришел полк пяти с половиной сотенного состава с офицерами. Командиром полка был назначен я. Казаки были все молодые, кроме урядников, полк еще не участвовал в боях.

В июле мы находились в Ставропольской губернии и постепенно ликвидировали в тылу противника все его небольшие отряды.

26 июля заняли с боем село Ладожская Балка, к нам подошли части Добровольческой армии, и полковник Шкуро с начальником штаба отправился в Екатеринодар.

30 июля полк оставался в Ставрополе. Противник очень большими силами наступал из села Татарки на город, и 31-го в спешном порядке мы выступили на позицию. Здесь уже шел сильный бой, противник вел по всему фронту атаку и обстреливал наши позиции артиллерией. Я построил полк в резервную колонну. Влево от нас, в лесу, стоял 1-й Хоперский полк, две их сотни пошли в атаку. Снаряды перелетают и рвутся над нашими головами. Хоперская лава с криками «ура!» на широком намете идет на противника. Начальство ничего не предпринимает для поддержки хоперцев, а приказывает мне послать одну сотню. Противник усилил артиллерийскую стрельбу, его снаряды падают в стоящий в резервной колонне наш полк. Я отвел Полк на правый фланг позиции, 6-ю сотню выслал правее себя, две сотни спешил, а две сотни в спешенном строю оставил в резерве.

Перед нами оказался очень глубокий лесистый овраг, и красные в некоторых местах уже появились на нашей стороне. Я приказал коноводам подать коней на позиции и спешно посадил на коней две сотни, состоящие в резерве. Оставив вместо себя одного сотенного командира и приказав ему двигаться вслед за первым дивизионом, мы перешли в контратаку.

Противником, наступающим на нас, были мобилизованные красными казаки. На левом фланге нашей лавы проходила тропа через овраг, и по этой тропе я повел на рысях весь полк. Следую впереди сам, по всему фронту гремело «ура!». Шашка была у меня в руке, но затем вложил ее в ножны, — овраг с противоположной стороны был очень крутой. Двигались быстрым шагом, сначала рядами, а потом в один конь. Лес постепенно перешел в сплошные кусты, и здесь, на тропе при спуске вниз, стоял огромного роста солдат с винтовкой в руках и целился в меня.