Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.

• Название: Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.
• Автор: Арсений Несмелов
• Издательство: Альманах "Рубеж"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-85538-026-7, 5-85538-027-5

Собрание сочинений крупнейшего поэта и прозаика русского Китая Арсения Несмелова (псевдоним Арсения Ивановича Митропольского; 1889–1945) издается впервые. Это не случайно происходит во Владивостоке: именно здесь в 1920–1924 гг. Несмелов выпустил три первых зрелых поэтических книги и именно отсюда в начале июня 1924 года ушел пешком через границу в Китай, где прожил более двадцати лет.

Во второй том собрания сочинений вошла приблизительно половина прозаических сочинений Несмелова, выявленных на сегодняшний день, — рассказы, повести и мемуары о Владивостоке и переходе через китайскую границу.

---

Можете вполне! — твердо сказал врач.

Но Быстрицкий не рассказал еще и половины, как врач разразился неудержимым хохотом.

— Ха, ха, ха… — завизжал он. — Зу… зубы считали у Ани? В… в… любви объяснялись? Же… же… женихались? Ха, ха, ха… Шпионка?! Господи, вот насмешил! Лет пять так не хохотал… коньяком за это напою. Ха. ха, ха!..

Быстрицкий стоял совершенно обескураженный.

Справясь со смехом, главный врач наконец заговорил:

— Эх вы, Шерлоки Холмсы! Да знаете ли вы… Нет, погодите, постойте… Вам ведь всё равно необходимо знать, сколько у нее золотых зубов?! Да?.. Эй, кто там, позовите сюда сестру Загржецкую!

— Доктор, что вы… Ради Бога!.. Вы меня губите! Хоть без меня! — взмолился офицер. — Ради…

Но было уже поздно.

— Я здесь, Иван Петрович, — томно пропела Загржецкая, появляясь в комнате. — Что случилось?

— Ровным счетом ничего. Вы или кто-нибудь другая. Лучше вы, ведь вы, кажется, подружились с этим галантным офицером.

Да в чем дело, доктор? Ей-Богу, я ничего не понимаю!..

— А вот в чем. Солдаты нарочно, чтобы уйти с фронта, портят себе зубы. Офицерам приказано знать, какие зубы как называются. Кто не знает, из штабов — на фронт. Так вот вы и спасите своего приятеля, который так ухаживал за вами эти три дня. Можете вы ему показать свой ротик, а я буду называть зубы.

— О, конечно! — согласилась девушка. — Отчего же нет? я теперь понимаю, почему он был такой грустный за ужином Бедненький!..

В довершение комедии главный врач дал Быстрицкому карандаш и лист бумаги и заставил записывать латинские названия зубов.

— Знайте, милый мой, что Анну Загржецкую я знаю с детства. Никогда она за границей не была, зуб золотой у нее один, как вы сами убедились, а что самое главное, так это то, что отец ее, известный киевский нотариус, богат, и Анна для вас — подходящая невеста. Продолжайте-ка, дружок, за ней ухаживать!

В этот вечер Быстрицкий писал коменданту:

«Известная вам особа — дочь уважаемого человека. Золотой зуб у нее в ротике только один. Я сделал предложение и получил согласие. Прошу вас, господин полковник, дать мне отпуск на неделю — для поездки в Киев на предмет получения согласия на брак от родителей моей невесты. Так как я секретное поручение выполнил — смело могу сказать — блестяще, то полагаю, что вы мне не откажете в исполнении этой просьбы».

Комендант ответил:

«Возвращайтесь в штаб. Отпускной билет готов. От контрразведки получена новая секретная бумага, в которой сказано, что в первой она сообщила неверные сведения агентуры. У этой чертовой Эльзы не три золотых зуба, а два, и не наверху, а внизу. Пусть сами и ищут: мы им не зубные врачи!»

* * *

Всю эту историю мне рассказала сама Анна Осиповна Быстрицкая (конечно, я фамилию изменил), дама, хорошо известная Харбину. Ее супруг, уже отрастивший брюшко, имеет на Китайской небольшой магазин.

Под сердитую руку, когда муж возвращается домой навеселе или когда она найдет в его кармане подозрительную записку, написанную женским почерком, Анна Осиповна презрительно фыркает:

— Эх ты, золотой зуб! Туда же!

И всё же живут они неплохо.

ВСТРЕЧА НА МОСТУ[17]

I

Бывает так, что вдруг вспомнится событие давнего прошлого, и всплывет оно в памяти совсем в другом освещении. Особенно если в этом событии была какая-нибудь неясность, затемненность. Все его рычажки, колесики и пружинки, раньше разрозненные и в прошлом никак не соединявшиеся, вдруг словно сами собою станут на надлежащее им место, и весь механизм события придет в самое точное движение.

И всё горе лишь в том, что… поздно уже: прозевал и не вернешь — кусай локти! Ведь был же Золотой Зуб в моих руках, и упустил я ее, молокосос!

А началось вот с чего.

Я, командир комендантской роты штаба 25-го армейского корпуса, играл в преферанс с начальником обоза поручиком Андреевым и каким-то еще залетным земгором, «земгусарами» мы их звали. И только что я хотел объявить восемь червей, как меня потребовали к коменданту штаба, полковнику Н. Выругавшись, я бросился на рысях, ибо полковник был адский ворчун, крикун, и я его побаивался.

Прибегаю:

— Честь имею явиться, господин полковник!

Н., седобородый старик сурового вида, предлагает садиться и протягивает бумажонку:

— Извольте прочитать, поручик.

— Есть!

Читаю: «Совершенно секретно. По имеющимся сведениям, в Россию проникла, тайно перейдя нашу границу с Норвегией, австрийская шпионка Ванда Рудко, полька по национальности, имеющая золотой зуб на левой стороне верхней челюсти. Известно, что она имеет намерение проникнуть в качестве сестры милосердия на австрийский участок нашего фронта. Благоволите иметь соответствующее наблюдение. За дежурного генерала такой-то».

— Прочли?

— Так точно.

— Распишитесь.

— Есть, господин полковник. — И я встаю. — Разрешите идти?

— Постойте. Что вы топочете ногами, как застоявшийся конь? Что вы намерены предпринять?

— Объявить восемь червей, — срывается у меня с языка. — Простите, господин полковник, это у меня такая дурная поговорка. С детства. Я даже гипнозом от нее лечился. Я, господин полковник, возьму на учет всех сестриц с золотыми зубами. Я… завтра же…

— Завтра же! — заворчал Н. — Я вас знаю. Вам бы только вылететь из штаба по госпиталям. Ведь сестер-то не пять, не десять!..

— Если десять, то пас! — вырывается у меня.

— Какой пас?

— Я хочу сказать, господин полковник, что если будет десять сестер с золотыми зубами, то есть если я обнаружу десять…

— Вот я и вижу, что вы всё напутаете, — подумав, неожиданно мягко говорит Н. и даже отеческим жестом кладет мне руку на рукав. — Вы ведь панику на всех сестер наведете! Так нельзя!

— А что же прикажете делать, господин полковник?

— А ничего.

— То есть как ничего? Совсем ничего?

— Совсем! Не наше дело ловить шпионов, это дело контрразведки. — И, явно иронизируя, полковник продолжал: — «Имейте наблюдение», как приказано, конечно, вот и всё. «Иметь наблюдение» — слова-то какие, хе-хе-хе! Кто вас сможет упрекнуть, что вы этого «наблюдения» не «имели»? Никто-с и никогда-с! И вы чисты. А начнете работу по этой линии и в такую кашу влезете, что и не вылезете. Понятно?

— Так точно, господин полковник!

— Ну, ступайте, — и начальник разрешил мне покинуть его.

Я вернулся к себе, закончил преферанс с приятелями, поужинал с ними и пошел в землянки своей роты на вечернюю поверку. И здесь я отступил от совета коменданта: инструктируя дозорных, охранявших тыл корпуса, я рассказал им о Золотом Зубе. Мое сообщение заинтересовало всех, особенно когда я упомянул, что если удастся эту бабенку задержать, то награда большая будет, да и отпуск домой недельки на три, а то и на месяц выпадет на долю счастливца. Тем всё, что касалось Золотого Зуба, на этот раз и ограничилось. Но уж на следующий день я стал нести печальные последствия того, что отступил от мудрого совета своего предусмотрительного начальника.

II

Штаб корпуса квартировал в деревне Малая Георгиевка, находящейся верстах в двадцати к западу от Луцка, где помещался штаб Особой армии; к западу от штаба корпуса, верстах в десяти, были позиции 46-й и 3-й гренадерской дивизий. Двадцативерстный участок от Малой Георгиевки и до Луцка, тыл корпуса, охранялся постами и дозорами моей комендантской роты. На пространстве этого участка имелось несколько деревенек и хуторов, занятых артиллерийскими парками, учреждениями интендантства, обозными командами, госпиталями, а также краснокрестными и питательными отрядами Земгора и Пуришкевича.

В госпиталях были сестры, служили женщины также в Земгоре и у Пуришкевича. Снабженные соответствующими удостоверениями личности, эти дамы и девицы свободно передвигались в тылу корпуса. Кроме них к господам офицерам, как штабным, так и полковым, не так уж редко приезжали их молодые жены — у этих дам тоже были надлежащие удостоверения…

Сообщив моим молодцам о Золотом Зубе, я, конечно, в тот же день об этом забыл. Двое суток прошло совершенно спокойно, но на третьи, и уже тоже под вечер, меня опять потребовали к коменданту, причем писарь предупредил меня, сказав, что «их высокоблагородие сильно не в духах».

Я явился и тотчас же напоролся на неистовый крик и даже на топотанье ногами:

— Я вам покажу восемь червей! — завопил комендант, лишь увидел меня. — Это что же такое у вас происходит, а? Вы чем командуете, комендантской ротой или зубоврачебным кабинетом? Вы что такое натворили на всех корпусных дорогах?..

— Но, господин полковник, объясните, пожалуйста, в чем дело, — наконец нашел я возможность пролепетать. — Я не знаю, в чем я виноват.