Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.

• Название: Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.
• Автор: Арсений Несмелов
• Издательство: Альманах "Рубеж"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-85538-026-7, 5-85538-027-5

Собрание сочинений крупнейшего поэта и прозаика русского Китая Арсения Несмелова (псевдоним Арсения Ивановича Митропольского; 1889–1945) издается впервые. Это не случайно происходит во Владивостоке: именно здесь в 1920–1924 гг. Несмелов выпустил три первых зрелых поэтических книги и именно отсюда в начале июня 1924 года ушел пешком через границу в Китай, где прожил более двадцати лет.

Во второй том собрания сочинений вошла приблизительно половина прозаических сочинений Несмелова, выявленных на сегодняшний день, — рассказы, повести и мемуары о Владивостоке и переходе через китайскую границу.

---

До этого места Иван Иванович читал рукопись спокойно и даже с интересом, но здесь он вдруг застонал и даже засвистал как-то, точно от зубной боли.

— Подлец, конечно, подлец! — сказал он вслух убежденно и с тревогой взглянул на портрет жены. Но раскаяние сейчас же сменилось страхом, а затем — злостью.

«Что же с ней сталось после, с этой Веркой? — подумал он. — Ведь четыре года уже прошло. Еще привяжется, будет мстить!»

Закурив вторую папиросу, Иван Иванович превозмог бушевавшие в душе противоречивые чувства и снова склонился над рукописью. Теперь он не сомневался уже, кто был ее автором или с чьих слов она написана.

«Сначала Верочка хотела отравиться… — прочел он и подумал злобно: “И отлично бы сделала!” — Но потом боль стала утихать, слабеть, и девушка, в сотый раз перечитывая жестокую записку, стала вдумываться в смысл непонятных ей слов: «мы друг для друга не пара».

— Разве нам не весело было вместе, разве не хорошо нам было? — плакала и удивлялась она. — Это значит, что он — образованный, а я — необразованная? Но ведь он мог бы образовать меня (так она и говорила); разве же ему, если он любит меня, неприятно было бы заботиться о том, чтобы я научилась хорошо говорить, хорошо писать и читать?

И вместе с этим в душе девочки вдруг, как острая жажда, проснулось желание добиться образования, выйти в люди, стать достойной того, кто ее так жестоко обманул и бросил. Ей захотелось сделать так, чтобы он, насмеявшийся над ней, когда-нибудь раскаялся бы в своем поступке».

«Час от часу не легче! — тревожно подумал Иван Иванович. — Завязывается что-то неприятное, кажется!..»

И стал читать дальше.

Однажды мадам Жюли отправила Верочку к одной артистке из «Вилла Роде», отправила с готовым туалетом. Артистка спешно нуждалась в наряде, и хозяйка велела девочке бежать бегом, что та и исполнила буквально, благо заказчица жила неподалеку, на Бассейной улице.

Был уже февраль, на улицах — снег и грязь. Перебегая улицу, Верочка чуть было не попала под автомобиль, но, к счастью, успела увернуться, выронив лишь коробку, которую и расплющили шины машины. От розового кисейного наряда ничего не осталось!

Как не умерла тогда Верочка от ужаса и страха — сама она не знает, как не бросилась под другой автомобиль! Смерти у Бога она просила тогда искренно, лишь прохожие пожалели и вывели на тротуар. А один даже записал что-то, слушая ее плач.

Но что же Верочке было делать дальше? Возвращаться к мадам Жюли? Но ведь она же убьет ее! Уйти домой? Но злая и всегда пьяная мать выгонит на улицу!..

Как безумная бродила Верочка с полчаса по улицам, пока, наконец, не пришла к решению, что ей остается только одно — идти к артистке и просить у нее прощения. Эта перспектива менее всего пугала девочку, ведь артистка была такая молоденькая, чуть-чуть старше ее, такая красивая и веселая — значит наверно, и добрая…

И девочка, неся в руках жалкие остатки наряда, почти успокоенная, направилась на Бассейную…

В маленьком уютном салоне дивы находились какие-то господа. Испуганная, запачканная Верочка смущенно остановилась на пороге. Артистка вылетела из противоположной двери в одних чулочках и штанишках.

— Я жду, жду! — начала было она и вдруг осеклась, увидев в руках Верочки изуродованную коробку. — Ах, что это такое?..

— Чуть под автомобиль не попала, — захныкала девочка. — Я вам… откуплю… из своих…

— Откуплю! Из своих! — дико вскрикнула актриса, и звонкие пощечины, как град, посыпались на щеки Верочки. И в этот миг в комнате раздался хрипловатый, перхающий басок:

— Барыня, не трожь ребенка! Слышь, не смей!..

Что-то огромное неторопливо выплыло из дальнего угла гостиной, вперевалку подошло к разъяренной женщине и, взяв ее за голую руку, мгновенно отшвырнуло к открытой двери в спальню.

— Хам! — завизжала женщина. — Как ты смеешь! У меня князья бывают…

— Не верещи! — проперхал огромный мужчина в поддевке. — Что я хам, то, конечно, хам, но зато и денег тебе дам, — и улыбнулся случайной рифме, доставая бумажник. — На тебе за эту тряпку сотельную. Порфирий, собирайся! — кивнул он затем господину во фраке чрезвычайно благородной внешности. — Пойдем и ты, девушка.

И, взяв беспомощную, до смерти перепуганную Верочку за руку, он не спеша направился с нею из комнаты. Офраченный же высокодворянского вида Порфирий, благоговейно подняв руки горе, последовал за ними.

«Начинается сказка! — подумал Иван Иванович, уже жадно вчитывавшийся в рукопись. — И ведь не без таланта написано… У моей Веры несомненный вкус!»

Другой же голос шепнул ему:

— А у той Веры, братец, и талант несомненный!..

II

«Верочка не была ни трусихой, ни жеманницей, ни глупенькой, — продолжал автор. — Верочка великолепно понимала, что ее ждет в будущем, если какой-нибудь шальной счастливый случай не улыбнется ее судьбе. Нормальная судьба — портниха, жена мастерового. В лучшем случае жена или любовница мелкого чиновника; в худшем — Невский, трущобы пивных…

И, сидя в карете автомобиля рядом с этим тяжело дышащим и ласково на нее посматривающим стариком, она знала: с нею рядом сидит ее счастливый случай, ее счастье. И поэтому Верочка улыбнулась старику…

— Так! — сказал тот. — В машинах каталась когда?

— Нет, — ответила Верочка.

— А знаешь, кто я такой?

— Нет…

— Барыбин. Слышала?..

Ах, Верочке так хотелось бы сказать: «Да, знаю»… Ей, глупенькой, казалось, что «нет», троекратно повторенное, звучит неприлично, но она побоялась солгать и быть пойманной, и плаксиво протянула еще раз:

— Не-ет!

— А по Сибири вот меня всякий знает, — сказал Барыбин и почему-то вздохнул. — Миллионщик я!

Теперь и Верочка вздохнула.

— О чем? — спросил Барыбин.

Верочка промолчала.

— Ты на белочку похожа, — сказал Барыбин. — Беленькая! Да ты не беспокойся, я тебе денег дам. У тебя отец-то кто? Из благородных, чай?

— У меня отца нету, — ответила Верочка, — он ушел от мамы, когда я еще не родилась…

— Значит, из благородных, — убежденно сказал старик.

Тут, вспомнив про Ваню (Иван Иванович сморщился). Верочка неожиданно залилась слезами. И, заплакав, уткнулась личиком в душистые бобры Барыбина. Она сделала это инстинктивно, искренно; нарочитости в этом имелось, может быть, лишь микроскопическая доля, ибо ведь все-таки девочка была уже испорчена улицей и этой же улицей обесчещена. И поэтому, плача, она не только слухом, но и всем существом своим ловила старческий шепот над своей головой:

— Не плачь, слышь, не реви, дурочка! Барыбин с тобой… он тебе отцом будет!

И на этом месте судьба, как ножом, разрезала на две части жизнь Верочки. Когда утром, в прекрасном, специально для нее снятом номере «Европейской гостиницы» она прочла в газете слезливый фельетон про девочку-модистку, которую вчера на Бассейной чуть было не задавил автомобиль, и о том, как плакала эта девочка и просила смерти над изуродованной картонкой с нарядом, — всё это показалось ей уже лишь страшным, но обманным сном.

А в соседнем номере звонил в это время по телефону Барыбин, вызывал знакомого директора гимназии и, вызвав, говорил ему:

— Ты, дружок, загляни-кось сейчас ко мне. Дочку я себе нашел, а она учиться хочет, — так твой совет, дружок, требуется…»

III

В передней послышался звонок. По столовой протопали грузные ноги кухарки.

«Вера вернулась», — подумал Иван Иванович и, положив рукопись на стол, пересел от стола на диван, — ему не хотелось, чтобы жена застала его врасплох за чтением этой автобиографии, к которой он имел столь немаловажное касательство. И он не ошибся. Вера Петровна, войдя в кабинет и без поцелуя прижавшись холодной от мороза крепкой щекой — обычная ее ласка — к щеке мужа, сейчас же спросила:

— Ну, прочел рассказ этой Барыбиной? Славно, не правда ли? Только название надо изменить, уж очень дикое!..

— Автобиография какая-то! — неопределенно ответил Столбунцов. — И ты обратила внимание: героиня, — он криво усмехнулся, — твоя тезка, Вера, этот купец-благодетель — Барыбин, и автор — В. Барыбина…

— Нет, я об этом не подумала, но другое мне показалось странным. — Вера Петровна направилась к столу и взяла рукопись. — Конец… Ты еще не дочитал?.. Так я прочту… Понимаешь, она ищет этого своего обольстителя, студента Ваню, наконец находит следы его существования…

— Что ты говоришь? — неестественно стремительно удивился Иван Иванович и, встав, зашагал по кабинету. — Мне вообще не нравится этот рассказ, и, знаешь, у меня почему-то ужасно разболелась голова… Оставим эту Барыбину. Какая-нибудь психопатка!..

— Действительно, ты сегодня какой-то странный, — забеспокоилась Вера Петровна. — Но ведь тут всего несколько слов.