Владимир Маяковский - Стихотворения (1926)

• Название: Стихотворения (1926)
• Автор: Владимир Маяковский
• Жанр: Поэзия
• Год: 1978

---

МАРКСИЗМ — ОРУЖИЕ, ОГНЕСТРЕЛЬНЫЙ МЕТОД

ПРИМЕНЯЙ УМЕЮЧИ МЕТОД ЭТОТ!

Штыками
                двух столетий стык
закрепляет
                  рабочая рать.
А некоторые
                    употребляют штык,
чтоб им
             в зубах ковырять.
Все хорошо:
                    поэт поет,
критик
           занимается критикой.
У стихотворца —
                            корытце свое,
у критика —
                    свое корытико.
Но есть
             не имеющие ничего,
                                              окромя
красивого почерка.
А лезут
            в книгу,
                        хваля
                                  и громя
из пушки
               критического очерка.
А чтоб
           имелось
                         научное лицо
у этого
            вздора злопыха́нного —
всегда
           на столе
                         покрытый пыльцой
неразрезанный том
                               Плеханова.
Зазубрит фразу
                          (ишь, ребятье!)
и ходит за ней,
                        как за няней.
Бытье —
               а у этого — еда и питье
определяет сознание.
Перелистывая
                       авторов
                                    на букву «эл»,
фамилию
                 Лермонтова
                                     встретя,
критик выясняет,
                           что́ он ел
на первое
                и что́ — на третье.
— Шампанское пил?
                                 Выпивал, допустим.
Налет буржуазный густ.
А его
         любовь
                      к маринованной капусте
доказывает
                   помещичий вкус.
В Лермонтове, например,
                                         чтоб далеко не идти,
смысла
             не больше,
                               чем огурцов в акации.
Целые
           хоры
                   небесных светил,
и ни слова
                  об электрификации.
Но,
     очищая ядро
                          от фразерских корок,
бобы —
              от шелухи лиризма,
признаю,
               что Лермонтов
                                       близок и дорог
как первый
                  обличитель либерализма.
Массам ясно,
                      как ни хитри,
что, милюковски юля,
светила
             у Лермонтова
                                   ходят без ветрил,
а некоторые —
                        и без руля.
Но так ли
               разрабатывать
                                       важнейшую из тем?
Индивидуализмом пичкать?
Демоны в ад,
                     а духи —
                                     в эдем?
А где, я вас спрашиваю, смычка?
Довольно
                этих
                        божественных легенд!
Любою строчкой вырванной
Лермонтов
                  доказывает,
                                     что он —
                                                    интеллигент,
к тому же
                деклассированный!
То ли дело
                  наш Степа
— забыл,
               к сожалению,
                                    фамилию и отчество,—
у него
          в стихах
                        Коминтерна топот…
Вот это —
                 настоящее творчество!
Степа —
              кирпич
                         какого-то здания,
не ему
           разговаривать вкось и вкривь.
Степа
          творит,
                      не затемняя сознания,
без волокиты аллитераций
                                           и рифм.
У Степы
             незнание
                            точек и запятых
заменяет
               инстинктивный
                                        массовый разум,
потому что
                  батрачка —
                                     мамаша их,
а папаша —
                    рабочий и крестьянин сразу.—
В результате
                     вещь
                              ясней помидора
обволакивается
                          туманом сизым,
и эти
         горы
                 нехитрого вздора
некоторые
                 называют марксизмом.
Не говорят
                 о веревке
                                в журнале повешенного,
не изменить
                    шаблона прилежного.
Лежнев зарадуется —
                                    «он про Вешнева».
Вешнев
             — «он про Лежнева».

19/IV-26 г.

ПЕРВОМАЙСКОЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ!

Товарищ солнце, — не щерься и не я́щерься! — Вели облакам своротить с пути! — Сегодняшний праздник — праздник трудящихся, — и нечего саботажничать: взойди и свети!

Тысячи лозунгов, знаменами изо́ранных, — зовут к борьбе за счастье людей, — а кругом пока — толпа беспризорных. — Что несправедливей, злей и лютей?!

Смотри: над нами красные шелка — словами бессеребряными затканы, — а у скольких еще бока кошелька — оттопыриваются взятками?

Подняв надзнаменных звезд рогулины, — сегодня по праву стойте и ходите! — А мало ли буден у нас прогулено? — Мало простоено? Сколько хотите!

Наводненье видели? В стены домьи — бьется льдина, мокра и остра. — Вот точно так режим экономии — распирает у нас половодье растрат.

Товарищ солнце, скажем просто: — дыр и прорех у нас до черта. — Рядом с делами огромного роста — целая коллекция прорв и недочетов.

Солнце, и в будни лезь из-за леса, — жги и не пяться на попятный! — Выжжем, выжжем каленым железом — эти язвы и грязные пятна!

А что же о мае, поэтами опетом? — Разве п-е-р-в-о-г-о такими поздравлениями бодрят? — А по-моему: в о-п е р в ы х, подумаем об этом, — если есть свободные три дня подряд.

ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА

В центре мира
                       стоит Гиз —
оправдывает штаты служебный раж.
Чтоб книгу
                 народ
                          зубами грыз.
наворачивается
                         миллионный тираж.
Лицо
        тысячеглазого треста
                                           блестит
электричеством ровным.
Вшивают
               в Маркса
                              Аверченковы листы,
выписывают гонорары Цицеронам.
Готово.
            А зав
                     упрется назавтра
в заглавие,
                  как в забор дышлом.
Воедино
              сброшировано
                                     12 авторов!
— Как же это, родимые, вышло?? —
Темь
        подвалов
                       тиражом беля,
залегает знание —
                               и лишь
бегает
           по книжным штабеля́м
жирная провинциалка —
                                        мышь.
А читатели
                  сидят
                           в своей уездной яме,
иностранным упиваются,
                                        мозги щадя.
В Африки
                вослед за Бенуя́ми
улетают
              на своих жилплощадях.
Званье
           — «пролетарские» —
                                             нося как эполеты,
без ошибок
                  с Пушкина
                                   списав про вёсны,
выступают
                  пролетарские поэты,
развернув
                рулоны строф повёрстных.
Чем вы — пролетарий,
                                    уважаемый поэт?
Вы
     с богемой слились
                                   9 лет назад.
Ну, скажите,
                    уважаемый пролет,—
вы давно
               динаму
                           видели в глаза?
— Извините
                   нас,
                         сермяжных,
                                 за стишонок неудачненький.
Не хотите
                под гармошку поплясать ли? —
Это,
       в лапти нарядившись,
                                           выступают дачники
под заглавьем
                       — крестьянские писатели.
О, сколько нуди такой городимо,
от которой
                 мухи падают замертво!
Чего только стоит
                             один Радимов
с греко-рязанским своим гекзаметром!
Разлунивши
                    лысины лачки́,
убежденно
                 взявши
                             ручку в ручки,
бороденок
                 теребя пучки,
честно
           пишут про Октябрь
                                          попутчики.
Раньше
            маленьким казался и Лесков —
рядышком с Толстым
                                  почти не виден.
Ну, скажите мне,
                           в какой же телескоп
в те недели
                   был бы виден Лидин?!
— На Руси
                  одно веселье —
                                            пити…—
А к питью
                подай краюху
                                      и кусочек сыру.
И орут писатели
                           до хрипоты
                                              о быте,
увлекаясь
                бытом
                           госиздатовских кассиров.
Варят чепуху
                     под клубы
                                     трубочного дыма —
всякую уху
                  сожрет
                             читатель-Фока.
А неписанная жизнь
                                проходит
                                               мимо
улицею фыркающих о́кон.
А вокруг
             скачут критики
                                     в мыле и пене:
— Здорово пишут писатели, братцы!
— Гений-Казин,
                         Санников-гений…
Все замечательно!
                              Рады стараться! —
С молотка
                 литература пущена.
Где вы,
            сеятели правды
                                     или звезд сиятели?
Лишь в четыре этажа халтурщина:
Гиза,
        критика,
                     читаки
                                и писателя.
Нынче
           стала
                    зелень веток в редкость,
гол
      литературы ствол.
Чтобы стать
                    поэту крепкой веткой —
выкрепите мастерство!

АНГЛИЙСКОМУ РАБОЧЕМУ