Павел Саксонов - Приключения доктора

• Название: Приключения доктора
• Автор: Павел Саксонов
• Жанр: Историческая проза

Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?

---

Явившийся в лавку мужчина как раз и был из таких. Он — это не подлежало сомнению — являлся городским служащим, но его деятельность пока еще можно было назвать самозваной. «Можно было» — в кавычках — потому, что сделать этого никто из жертв не решался.

Вот уже два с лишком месяца этот чиновник свирепствовал в им самим — для себя — избранном округе, но так ни разу и не получил окорот! Он оседлал Андреевский рынок, включая даже городские лавки[17]. Подмял под себя молочные фермы, коих в Васильевской полицейской части было немало. Третировал владельцев и арендаторов лавок и магазинов, торговля которых — так или иначе — могла быть связана с нарушением санитарных норм. Прежде всего, это как раз и были молочные скопы, сливочные, но также — мясные, рыбные и прочие подобные.

Разумеется, чиновнику приходилось делиться, причем с немалым количеством других паразитов или таких людей, которые — пусть и временно — не видели ничего такого в том, чтобы примерить на себя паразитическую роль. Рыночные старосты, чиновники более высокого ранга, полицейские чиновники… с последними, правда, у этого человека не всё так гладко складывалось, как ему хотелось бы, но он не унывал: если в участке Можайского[18] у него порой и возникали трудности, то в соседних он находил больше понимания, нежели препятствий.

С владельцев и арендаторов чиновник брал не сказать что много — тут он, нужно отдать ему своего рода должное, меру все-таки знал, — но каждое его появление сопровождалось дополнительными убытками: на время «проверки» торговлю приходилось прекращать, а после — немало сил и труда вкладывать в восстановление порядка. Ибо чиновник этот к своим «обязанностям» относился всерьез! Он не делал видимость проверок: каждая его проверка вовсе не была формальностью. Современному читателю это может показаться странным, но во время описываемых нами событий люди имели немножко отличный от нашего склад умов и характеров: даже взяточники и откровенные проходимцы старались придать своим неблаговидным поступкам видимость не только законности, но и направленности на общее благо. В частности, это выливалось и в весьма причудливые комбинации. Тем же петербуржцам, конечно, известна история с лошадью Николая Васильевича Клейгельса, неоднократно поступавшей в «продажу» — её охотно «покупали» желавшие вести круглосуточную торговлю владельцы ренсковых погребов. Или, допустим, история с городским водопроводом, ради создания которого столько раз формировались комиссии, почему-то неизменно не дававшие однозначных рекомендаций.

Чиновник, явившийся в сливочную лавку дома Ямщиковой, действовал в лучших традициях: он брал, но за работу. И пусть сама по себе его работа имела характер более чем сомнительный, но то, то она велась, не подлежало никакому сомнению! Вот это-то — тщательность исполнения чиновником на самого себя возложенных обязанностей — и причиняло его несчастным жертвам больше всего хлопот. И если бы они — эти жертвы — могли каким-то чудом перенестись к своим потомкам, они — что очевидно — возрадовались бы современному нам положению вещей: такому, при котором взяточничество имеет сугубо формальный и потому не слишком обременительный в других отношениях характер. Но если бы мы могли порасспрашивать потребителей сразу обеих эпох, то — и это тоже очевидно — нам пришлось бы признать: тогдашний подход для потребителей был более выгодным. Парадоксально, но факт: даже самозванец вроде явившегося в сливочную лавку чиновника обеспечивал определенный порядок, без колебаний пресекая явные нарушения! Этот чиновник, как если бы он взаправду имел все законные полномочия, снимал с продажи сомнительную продукцию животного происхождения — такую, от которой могли и в самом деле потравиться люди; запрещал торговать скисшим молоком; изымал уже пошедшие гнилостными пятнами куриные яйца… и делал вообще немало такого, что составило бы ему настоящую честь — будь он действительно на всё это уполномоченным! Что же до взяток, то каждому хорошо известно: не бывает такой торговли, в которой не нашлось бы множества менее, если так можно выразиться, фатальных нарушений — вряд ли кому-то по силам устранить их все, чтобы соответствовать строгим требованиям разнообразных законов. Поэтому, несмотря на своё усердие в честности, «наш» чиновник не оставался и без хлеба: закрывая глаза на то, на что он мог себе — по совести — позволить их закрыть.

Но был и еще один аспект, и этот аспект назвать приглядным никак не получится. Если что-то в поступках явившего в лавку чиновника мы еще можем оправдать, то его участие в конкурентной борьбе между торговцами — нет.

Известно, что конкуренция — топливо торговли, ее разнообразия. Но также известно и то, что недобросовестная конкуренция — источник выгод, перераспределяемых из карманов одних в карманы других. Возможность вести недобросовестную конкурентную борьбу — мечта любого, как сказали бы мы, предпринимателя: независимо от его уровня и положения на рынке. Но только при условии, что всю ответственность за возможные негативные последствия такой борьбы примет на себя кто-то другой. Везде и во все времена недобросовестным и при этом припертым к стенке конкурентам били морды, заодно и пуская их предприятия по ветру. Поэтому, решаясь на заведомо недобросовестные проделки, не лишенный ума предприниматель заручается поддержкой: прикрывает себя этаким зонтиком, и лучше всего, если зонтик этот — государство.

Чиновник, явившийся в лавку, и был таким зонтиком. Действовал он, конечно, на собственные страх и риск, но этого было достаточно для того, чтобы обеспечить себя «заказами». И вот тогда, когда он явился — сразу же вслед за директрисой и активисткой — и с места в карьер заявил о том же несуществующем скверном запахе сливок, старший из продавцов всё понял: его «заказали». У него не возникло даже вопроса — кто именно: с этим тоже всё было уже понятно.

Дело в том, что молочная ферма, торговля продукцией которой велась в лавке дома Ямщиковой, была сравнительно молодой: на этом месте она обосновалась несколько лет назад. А по соседству — буквально через домовладение, если считать по проспекту — находилась другая такая же ферма: более старая. Эта — соседняя — ферма принадлежала вдове купца второй гильдии, а еще раньше — родителям ее покойного мужа. Когда-то ферма имела превосходную репутацию, а ее продукция славилась едва ли не на всю Васильевскую часть. Но позже, когда не стало заботливых рук и подлинно хозяйского глаза, она — сначала мало-помалу, а потом стремительно — пришла в упадок. Купеческая вдова имела множество предпринимательских интересов, доставшихся ей от супруга: винные склады, питейное заведение, доходный дом… и всё это, как и ферма, хирело — что-то быстрее, что-то медленнее, но — неуклонно.

Появление новой фермы сразу же поставило старую в еще более сложное положение: она уже лишилась значительной части клиентов, а теперь и многие из еще остававшихся верными укоренившейся привычке начали уходить. Ведь как бывает у каждого из людей? Однажды привыкнув ходить в какой-нибудь магазин, мы ходим в него и год, и два, а там — и десять, и до гробовой доски. Нам сложно изменить привычку, если что-то не вмешивается в процесс извне. Например, сам привычный нам магазин может обанкротиться и закрыться. А может случиться и так, что прямо дверь в дверь появится новый: такой же по нашему кошельку, но с лучшим ассортиментом и с продукцией лучшего качества. Откройся он через две остановки метро, и мы его не почтили бы своим переходом, оставшись верными прежнему магазину. Откройся он даже просто в противоположном привычному нам направлению пешей прогулки — даже тогда наш прежний магазин мог бы надеяться сохранить нас в качестве покупателей. Но дверь в дверь…

Это-то и случилось со старой фермой: новая открылась так, что покупателям не пришлось менять давно устоявшиеся привычки! А качество продукции на новой ферме — мы уже говорили об этом — было превосходным. До этого качества старой ферме было уже не дотянуться никак. Потому-то и нет ничего удивительного в том, что люди — сначала струйкой, а потом и потоком — перенаправили стопы от старой фермы к новой.

Возможно, вдова, обеспеченная и другими доходами, не стала бы ничего предпринимать против невесть откуда взявшихся конкурентов. Но, во-первых, и другие ее доходы таяли день ото дня, а во-вторых, уж очень удачно сложились обстоятельства: безвременье между законом о городском санитарном надзоре и наделением его ясными полномочиями и появление самозванца-инспектора, но такого, отмахнуться от которого было не так-то просто.

Сама вдова познакомилась с инспектором очень просто: однажды он и к ней заявился — с проверкой ее собственной фермы. Поохав и повздыхав, она заплатила, но позже прикинула: а ведь из этого можно извлечь определенную выгоду? Почему бы не войти с инспектором в сговор и не натравить его на злейших конкурентов? Не факт, конечно, что травля получилась бы успешной, но хоть какие-то плоды она точно должна была дать, а в положении вдовы любой, даже временный, плод казался удачей.