Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

• Название: Евгений Шварц. Хроника жизни
• Автор: Евгений Биневич
• Издательство: Издательство ДНК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901562-80-2

Первая биография замечательного российского писателя. В книге прослеживается судьба Евгения Шварца от рождения до последних дней жизни. Автор широко использует тексты самого Шварца, воспоминания его друзей и коллег, архивные материалы. Перед нами не просто биография выдающегося писателя, но повесть о сложном, трагическом времени, с такой рельефностью отразившемся в удивительных сказках Шварца.

---

Ольга Федоровна Берггольц передала ему свои стихи, написанные 21 октября — «В день шестидесятилетия»:

Не только в день этот праздничный —
в будни не забуду:
Живет между нами сказочник,
обыкновенное чудо.
И сказочна его доля,
и вовсе не шестьдесят
лет ему — много более!
Века-то летят, летят…

Он ведь из мира древнейшего,
из недр человеческих грез.
Свое волшебство вернейшее
к нашим сердцам принес.

К нашим сердцам, закованным
в лед (тяжелей брони!),
честным путем, рискованным
дошел,
растопил,
приник.
Но в самые темные годы
от сказочника-поэта
мы столько вдохнули свободы,
столько видели света.
Поэзия — не старится.
Сказка — не «отстает».
Сердце о сказку греется,
тайной её живет.

Есть множество лживых сказок, —
нам ли не знать это!
Но не лгала ни разу
Мудрая сказка поэта.
Ни словом, ни помышлением
не лгала, суровая.
Спокойно готова к гонениям,
к народной славе готовая.

Мы день твой с отрадой празднуем,
нам день твой и труд — ответ,
что к людям любовь — это правда.
А меры правды Нет.

21 октября 1956.

Позже всех пришло письмо от Ольги Дмитриевны Форш:

Тярлево. 25.Х.56.

Сердечно поздравляю

с шестидесятилетием!

Дорогой и всем нам милый Евгений Львович, простите за опоздание… Я живу в Тярлево, была тяжко больна. Только на днях выбралась из опасности и учусь заново жить, ходить, писать…

Приглашение на Ваше чествование дошло до меня только вчера, и вот спешу сказать Вам свое любовное спасибо за ту радость, которую доставило мне Ваше чудесное дарование, Ваше благородное сердце, изящество языка. Будьте здоровы и сильны!

Любящая Вас Ольга Форш

Тамара Форш

Дельфин — Форш».

А Евгений Львович уже чуть ли не на следующий день после праздников начал отвечать поздравившим его.

А. П. Штейну: «Дорогой Шура! Спасибо тебе за поздравление. От всей души благодарю. Не сердись, что я тебя не поздравил с юбилеем и орденом, — каждый день собирался в Москву и надеялся это сделать лично. Поцелуй Люсю и все семейство. Екатерина Ивановна кланяется. Твой Е. Шварц».

У Штейна был пятидесятилетний юбилей.

Л. А. Касилю: «Спасибо за телеграмму. Очень тронут, что по случаю моего вступления в пенсионный возраст Вы заговорили стихами. Они имели очень большой успех — телеграмму читали вслух. Еще раз — большое Вам спасибо».

С. Я. Маршаку: «Дорогой Самуил Яковлевич! Спасибо тебе за поздравление Я очень боялся юбилея, но все обошлось и кончилось благополучно. И я скорее сел за детскую пьесу, чтобы избавиться от ощущения итога. Привожу в порядок свои рассказы о времени куда более веселом, когда не было и мыслей об итогах, и счет едва начинался о 20-х годах. Рассказ и тебе перепишу, если позволишь. Спасибо тебе за все.

Твой старый ученик тридцатипятиклассник Е. Шварц. 23/Х 56».

Детская пьеса, о которой идет речь, скорее всего «Царь Водокрут»; а рассказы «о времени» он начал выделять из материалов «Ме» — «Детство», «Белый волк», «Превратности характера» и др.

С. Т. Дуниной: «Дорогая Софья Тихоновна! Вы послали мне любовь, «как женщина, читатель, зритель». Отвечаю Вам взаимностью, как мужчина, драматург и член правления Ленинградского отделения ССП. Эти дни прошли весело. Особенно весело было на банкете: все пили, а мне не давали. Поучилось совсем как в сказке: по усам текло, а в рот не попало. А теперь, только я успел привыкнуть к телеграммам, подаркам, похвалам, как юбилейные дни прошли, а шестьдесят лет остались при мне. Впрочем, и к этому можно привыкнуть.

Спасибо Вам за поздравления. Ваш Е. Шварц».

С. Т. Дунина — критик, театровед, консультант по драматургии в тогдашнем Реперткоме.

А. Я. Бруштейн: «Дорогая Александра Яковлевна!

Спасибо за книги, за письмо, за телеграмму, за все, что видел от Вас хорошего. А ничего, кроме хорошего, от Вас я не видел. Роман я успел прочитать до того, как получил от Вас. И он мне очень понравился. По-моему, это лучшая Ваша вещь, и я ещё раз повторяю то, что говорил на Вашем юбилее о свойствах вина, которое «чем старее, тем сильнее». Жалею, что Вы не приехали. И обидно, что Вы хвораете. Болеть надо в молодости, когда это проходит быстро!

А мне на юбилее не позволили пить — инфаркт мой ещё оставил следы. Красиво ли это? Еще раз от всей души — спасибо. В ноябре надеюсь быть в Москве. Мечтаю повидать Вас. Ваш Е. Шварц».

Роман А. Бруштейн, о котором пишет Евгений Львович, — «Дорога уходит в даль» (1956).

Л. А. Левину: «Дорогой Лева! Спасибо тебе за телеграмму. Жаль, что ты не приехал. Я позвал бы тебя на банкет, а главное, сказал бы, что ты хорошо выглядишь. Спешу тебе сообщить, что, судя по приветствиям и поздравлениям, я очень хороший человек. Я тебе дам почитать, когда приеду в Москву. А пока верь на слово и уважай меня.

Я втянулся в торжества, и мне жаль, что все кончилось. Почему бывает год геофизический, високосный и т. п., а юбилейный — всего только день? Впрочем, уже без шуток, спасибо тебе, старый друг, за поздравление. Целую тебя».

К. И. Чуковскому: «Дорогой Корней Иванович! Спасибо за письмо, которое Вы прислали к моему шестидесятилетию. Я его спрятал про черный день. Если меня выругают, — я его перечитаю и утешусь. Увидел я Ваш почерк и не то, что вспомнил, а на несколько мгновений пережил двадцать второй год. Увидел Вашу комнату с большими окнами, стол с корректурами переводов Конрада, с приготовленными к печати воспоминаниями Панаевой, с пьесами Синга. Я подходил тогда к литературе от избытка уважения на цыпочках, кланяясь на каждом шагу, пробирался черным ходом. И, главное, ничего не писал от страха. Попав к Вам в секретари, я был счастлив. А Вы всегда были со мной терпеливы…

Очень странно мне писать о собственном шестидесятилетии, когда секретарем я был у Вас будто вчера. И то, что Вы похвалили меня, я ощутил с такой же радостью и удивлением, как в былые годы. Я знаю, помню с тех давних лет, что хвалите Вы, когда и в самом деле Вам вещь нравится. И бывает это далеко не часто. Поэтому и принял я Ваше письмо, как самый дорогой подарок из всех. Я не очень верю в себя и до наших дней, а читая Ваше письмо, раза два подумал: а что если я… и так далее. Верить в себя, оказывается, большое наслаждение. Так спокойно.

Спасибо Вам, дорогой Корней Иванович. Целую Вас.

В ноябре буду в Москве и непременно найду Вас, чтобы поблагодарить Вас ещё раз. Помните, как Вы бранили меня за почерк? А он все тот же. Как я».

В те годы Корней Иванович редактировал переводы М. Соломона из книги Дж. Конрада «Каприз Олмейера» (М. 1923), «Воспоминания» Авдотьи Я. Панаевой (Академия. 1927) и переводил пьесу Д. М. Синга «Герой», которая была опубликована в 1923 году.

И в начале ноября Евгений Львович получил ответ от своего «учителя», начало которого утеряно, но и по сохранившейся части видно, как их переписка всколыхнула воспоминания и в Корнее Ивановиче: «…А между тем изо всех писателей, на которых Вы тогда, в 20-х годах, смотрели снизу вверх, Вы, дорогой Евгений Львович, оказались самым прочным, наиболее классическим. Потому что, кроме таланта и юмора, такого «своего», такого шварцевского, не похожего ни на чей другой, Вы вооружены редкостным качеством — вкусом — тонким, петербургским, очень требовательным, отсутствие которого так губительно для нашей словесности. И может быть хорошо, что Вы смолоду долгое время погуляли в окололитературных «сочувствователях»; это и помогло Вам исподволь выработать в себе изощренное чувство стиля, безошибочное чувство художественной формы, которое и придает Вашим произведениям такую абсолютность, безупречность, законченность…

А святые двадцатые годы вспоминаются мне, как поэтический Рай. И неотделим от этого Рая — молодой, худощавый, пронзительно остроумный, домашний родной «Женя Шварц», обожаемый в литературных кругах, но ещё неприкаянный, не нашедший себя, отдающий все свое дарование «Чукоккале». 20-е годы, когда мы не думали, что Вам когда-нибудь будет 60, а мне 75, и что те времена станут стариной невозвратной. И Дом Искусств, и «Серапионовы братья», и Тынянов, и Зощенко, и Олейников, и Миша Слонимский, и Генриэтта Давыдовна, и Маршак (тоже худощавый, без отдышки, без денег) — все это так и ползет на меня, стоит мне только подумать о Вас и о Вашей блистательной литературной судьбе.

Любящий Вас К. Чуковский (прадед). До скорого свидания».

Неимоверно длинный день…