Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти

• Название: Возвращение. Танец страсти
• Автор: Виктория Хислоп
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9910-0779-5

В сердце андалусской красавицы Мерседес жила всепоглощающая страсть к великому испанскому искусству фламенко и к гитаристу Хавьеру, который разбудил ее талант и чувства. Война разлучила влюбленных навсегда, но через много лет дочь Мерседес, Соня, возвращается на родину матери, чтобы история обрела завершение...

---

Когда же танец все-таки был окончен, ритмичные хлопки тут же переросли в бурные аплодисменты. Некоторые встали и обняли танцовщицу — ее широкая улыбка была удивительно красива.

Соня в какой-то момент еще немного приоткрыла дверь, и теперь один из зрителей направился прямо к ней. Он Соню не видел, но она, испытывая чувство вины, быстро спряталась в уборную, прежде чем он ее заметил. Не то чтобы она стала свидетелем преступления, но у нее было такое чувство, что она увидела нечто недозволенное, действо, сокрытое от посторонних глаз.

Вечером Соня с удовольствием пошла в клуб. Она перестала бояться ходить туда, где никого не знает. Как только она расслабилась и приняла пару приглашений на танец, тут же стала получать удовольствие от вечера, как и минувшей ночью. Сальса — танец легкий для ума и тела, не сравнить с напряжением фламенко. Но она не могла вычеркнуть из памяти образ девушки, которая танцевала сегодня перед своим gitano с такой всепоглощающей страстью.

Глава седьмая

На следующее утро Соня поняла, почему близлежащие горы называются Сьерра-Невада — «снежные». Хотя небо было ясным, в воздухе чувствовался мороз, а когда она открыла двери гостиницы, чтобы выйти на улицу, ей показалось, что она попала в холодильник.

Сегодня был их последний полный день пребывания в Гранаде, а Соня уже чувствовала ностальгию по этой поездке, которая еще даже не закончилась. Оставались последнее занятие в школе и последняя возможность протанцевать в клубе до самого утра.

Солнце проглядывало сквозь блеклые башенки Альгамбры и лишь изредка бросало золотистые блики на площадь, прежде чем скрыться за горами. Хозяин ее любимого кафе «Бочка» (она наконец-то прочитала его название) понимал, что мало кто из посетителей захочет посидеть на веранде, когда температура воздуха упала, поэтому даже не стал сегодня выставлять туда стулья. Соня вошла в полутемное кафе, и вскоре ее глаза привыкли к сумраку.

Старик сидел за стойкой бара и вытирал бокалы. Он встал ей навстречу. Ему не пришлось даже спрашивать, что она хочет выпить, — вскоре раздался пронзительный свисток кофеварки, когда он стал готовить ей кофе со всем усердием ученого, проводящего эксперимент.

Даже ему было непросто работать в полутьме; он пересек комнату и включил свет — в ярком свете кафе тут же преобразилось. Тут было гораздо больше места, чем вначале показалось Соне: большая квадратная комната, в которой стояло десятка три круглых столиков, возле каждого — по два-три стула, в глубине помещения — еще несколько десятков стульев, нагроможденных друг на друга до самого потолка. Внутреннее убранство кафе поражало. И дело было не в шикарной мебели или необычном декоре. Внимание Сони тут же приковали стены, на которых не было ни одного свободного сантиметра.

На одной стене — несколько десятков афиш корриды. Соня знала, что подобные плакаты продаются по всей Испании и туристы пишут на них свои имена, чтобы возомнить себя известными тореадорами. Однако афиши на стенах не были простыми сувенирами, на них лежал отпечаток времени и подлинности. Соня встала, чтобы прочитать их.

Бои, которые рекламировали эти афиши, проводились на различных аренах по всей стране: в Севилье, Мадриде, Малаге, Альмерии, Ронде… Список можно было продолжать. Города были разные, но на всех плакатах стояло одно и то же имя — Игнасио Рамирес.

Соня медленно прошла вдоль ряда афиш, разглядывая каждую деталь, как искусствовед на открытии художественной галереи. В конце находился фотоколлаж из черно-белых снимков мужчины, видимо Игнасио Рамиреса. На некоторых снимках мужчина гордо позировал, каждый раз в другом костюме для корриды: узких расшитых бриджах, широком болеро из тяжелой парчи и треуголке. Он был страстный, красивый, с сердитым взглядом, в котором сквозило высокомерие. Интересно, испепелял ли он быка таким же взглядом, чтобы запугать его и сделать покорным?

На других фото он был запечатлен на арене в тот момент, когда повергал быка на землю. Вот он, один на один с быком, лишь в нескольких метрах от полутонны дикой ярости. На паре снимков объектив фотографа уловил взмах его плаща — расплывчатое пятно. На одном снимке бык пробежал настолько близко, что вскользь задел матадора, — его рога, казалось, запутались в плаще.

К этому моменту на ближайшем от Сони столике появились чашка крепчайшего черного кофе и кувшинчик с белой пенкой, над которым поднимался пар. Она капнула в кофе молока и медленно сделала первый глоток, не отрывая взгляда от фотографий. Хозяин кафе стоял рядом, готовый ответить на любой вопрос.

— А кто этот Игнасио Рамирес? — спросила она.

— Один парень, который когда-то здесь жил, известный матадор.

— И в конечном итоге его убил бык? — поинтересовалась Соня. — Он тут чуть не оказался у быка на рогах.

— Он погиб не на арене, — ответил хозяин кафе.

Они смотрели на снимок, на котором стоял, высоко подняв шпагу, тореро с воздетыми руками, бык находился менее чем в полуметре от него. Фотограф запечатлел драматический момент, когда матадор собирался вонзить клинок между лопатками быка. Мужчина и бык смотрели друг другу в глаза.

— Это, — прокомментировал хозяин кафе, — la hora de la verdad.

— Час чего?

— Это можно перевести как «момент истины». Мгновение, когда матадор должен нанести решающий удар. Если он неверно рассчитает время или у него дрогнет рука, ему конец. Terminado. Muerto[26].

Начав разглядывать снимок в мельчайших подробностях, вглядываясь в непроницаемые темные глаза, которые пристально следили за ней, Соня заметила массивную голову и плечи быка на стене в дальнем углу бара. Бык был черным как зола, плечи — метр в ширину, и даже в предсмертной агонии в его взгляде читалась наводящая ужас свирепость. Внизу, но все же довольно высоко, располагалась табличка с датой, которую Соня сумела разглядеть не сразу: «3 сентября 1936 года».

— Это был один из его лучших боев, — сказал старик. — Он состоялся здесь, в Гранаде. Бык был настоящим зверем, публика неистовствовала. Это был изумительный день. Я даже не могу описать вам, какое возбуждение царило на трибунах. Вы когда-нибудь бывали на корриде?

— Нет, не была, — призналась Соня.

— Непременно сходите, — со страстью в голосе посоветовал ей старик. — Пусть всего один раз.

— Я не уверена, что высижу все представление. Слишком много жестокости.

— Да, обычно погибают быки, это правда. Но коррида — это не только убийство быка. Коррида — это танец.

Соню это не убедило, однако она понимала, что сейчас неподходящий момент для споров о том, что она считает жестоким видом спорта. Она подошла к противоположной стене, которая также была обклеена десятками фотографий, главным образом молодых женщин в костюмах фламенко. На некоторых из них был и мужчина.

На первый взгляд снимки выглядели как серия фотографий разных девушек, но при ближайшем рассмотрении Соня увидела, что на всех одна и та же персона, превратившаяся из ребенка в девушку, из пухлой девчушки — в сердитую чувственную красавицу в кружевах, из гадкого утенка — в элегантного лебедя с веером из перьев. На каждом снимке у нее была совершенно другая прическа: волосы то собраны в пучок, то заплетены в косу, иногда закручены в шиньон, иногда сзади торчал огромный гребень. Одежда тоже была разной: платья с экстравагантными гофрированными шлейфами, иной раз шаль с бахромой или юбка до колен, а на одном снимке на девушке даже были брюки и короткий пиджак. И несмотря на то что костюмы на каждой фотографии были разными, на всех у девушки было одно и то же дерзкое, страстное выражение лица, которое Корасон назвала бы actitud.

— Это сестра Игнасио, — сказал старик, охотно делясь информацией.

— А как ее звали?

— Мерседес Каталина Консепсьон Рамирес. — Имя он выговорил медленно, как будто цитируя стихи.

— Ничего себе имечко!

— Довольно типичное имя для этих мест. Родные звали ее Мерше.

— Она была настоящей красавицей, правда?

— О да, настоящей… — На секунду он запнулся, словно подыскивая слова. — Самой настоящей красавицей. Родители души в ней не чаяли, а братья так ее баловали, что чуть не испортили ребенка. Она была непослушной девчонкой, но все ее обожали. Она танцевала, видите, танцевала фламенко. И была отличной, просто превосходной танцовщицей. Она обрела популярность в определенных кругах.

Из головы у Сони не выходил образ танцовщицы, за которой она подсматривала сегодня. Женщина на этих снимках была совершенно на нее не похожа.

— А где она выступала?

— На местных праздниках, на juergas[27] — частных вечеринках, иногда в баре. Лет с трех она забавляла окружающих тем, что изображала танцовщицу фламенко, бесконечно оттачивая движения, подобно заводной кукле. Когда Мерседес исполнилось пять лет, ее повезли на настоящий урок танцев в Сакро-Монте, а в качестве подарка она получила первую пару танцевальных туфель.