Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

• Название: Девятьсот семнадцатый
• Автор: Михаил Алексеев (Брыздников)
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1931

«Старый большевик (член партии с 1914 года), проведший годы войны в царской армии рядовым пулеметчиком, активный участник Февральской и Октябрьской революций, деятель Красной армии — Алексеев имеет за своими плечами богатейший опыт, и потому совершенно естественна попытка его дать большой роман, охватывающий исключительную эпоху двух наших революций 1917 года. Нужно сказать, что попытка эта увенчалась успехом. Роман получился значительный и весьма нужный для широкой читательской массы, особенно же для нашей молодежи.»

---

— Ревком слушает. Мало продовольствия — выдавайте только красногвардейцам.

— Что? Держитесь!

Кворцов с досадой бросил на стол трубку.

— Перевес на стороне юнкеров. По нашил сведениям, их немного; юнкера да три-четыре казачьих сотни. Но великолепно дерутся.

— Нужно бы артиллерию.

— Погодите.

Снова трещит настойчивым звоном телефон.

— Что, Викжель? Да, ревком. Пугаете все. Не дадите транспорта. Предатели. Да. Перемирие — убирайтесь. Мы еще с вами посчитаемся.

Кворцов с шумом повесил трубку.

— Артиллерию бы, — снова сказал Щеткин.

— Верно, верно. Правда, у нас споры были, пускать ли артиллерию в ход, — но мы договорились.

— Она даст перевес.

— Да… Ходынка… Ходынка. Да, ревком. Комитет дивизиона, кто говорит? Слушай, Белкин — чего медлите? Давайте артиллерию, да скорей!

— Ух, горячка какая, — сказал Кворцов, вытирая потный лоб ладонью.

Снова звенел неугомонный телефон.

— Что, Тверскую обстреливают? Где? У Страстного? Не пойму. Сейчас будет артиллерия. Что? Двинцы… Ура, ура! — Голос Кворцова звенел торжеством.

— Слушайте, товарищи! Крупная победа. У Страстного монастыря двинцы захватили пулемет с шестьюдесятью лентами. Герои ребята! Пушка у градоначальства — другая сейчас будет у нас.

Бах-ах-х-х-х!.. — загремели снаружи раскаты артиллерийской стрельбы.

Бах-ах, бах, бах!

— Это замечательно. Перевес теперь на нашей стороне. Скверно только то, что мы ничего не знаем о казачьем полке. Посланные еще не вернулись.

В кабинет суматошно вбежал небольшой чернявый человек. Глаза у него, казалось, вылезли на лоб, а рот был открыт, точно от испуга.

— Опомнитесь. Что делаете, безумцы?

Бух-бу-бу-ух, — гремела артиллерийская канонада.

— Боже мой, боже мой, — стонал человек. — Погибла Россия.

— Товарищ Щеткин. Сделай одолжение, выбрось вон на улицу эту слякоть, — гневно закричал Кворцов. — А вам, уважаемый лидер доблестных меньшевиков, рекомендую сходить в аптеку выпить брому и закрепляющего для желудка. Трусы!

Снова названивал нервный звонок телефона.

— Что? Юнкера отступают. Заняты Москворецкий мост, Кремлевская площадь, Воскресенская… Что? Юнкера бьют из пулеметов с храма Христа? Нечего жалеть! Бейте по храму.

Но телефон не успокаивался и продолжал хрипло трещать.

— Да, слушаю. Что, что?.. Товарищ, не пристало члену ЦК нашей партии… Да что, культурные ценности — к чорту! На войне, как на войне. Стыдно заступаться… Юнкера сражаются, а вы… протестуете. Ваша политика хуже предательства. Вы играете на руку контрреволюции… Да, да, хуже. Что, прекратить артиллерийскую стрельбу? — Ни за что, пусть весь Кремль и вся наша буржуазная культура взлетят на воздух. Да. Мы должны победить. Не пугайте. Нас уже многие пугали… Я бросаю трубку. Да. Мне некогда с вами препираться. Что? Да нужно же руководить операциями, а вам позор.

— Вот, брат Щеткин, — нахмурившись, сказал Кворцов. И в нашей среде есть паникеры и смутьяны. Вот один предлагал нам прекратить артиллерийский обстрел. Как они не соображают!

— Все формулируют вместе с меньшевиками, — зло сказал другой член ревкома.

— Вот именно. В бою обсуждать, а не сражаться, это значит быть с противником. Как это не поймут иные старые товарищи!

— А говорят, сибирский казачий полк близится к Москве.

* * *

В казармах третьего полка Друй в сопровождении представителя солдатского комитета вошел в помещение, где содержался арестованный полковой казачий комитет. Уполномоченный ревкома уже находился там.

— Мы прибыли, чтобы освободить вас, — говорил уполномоченный ревкома, когда Друй вошел в комнату.

— Удивительные вещи! Мы приехали в Москву случайно, и такое безобразие. Наш полк, надо полагать, возмущен арестом своего комитета, — брезгливо цедил сквозь зубы упитанный белолицый человек в костюме казачьего офицера.

— Кто вы?

— Я председатель комитета. А вот он — секретарь. Между прочим, большевик. Арест его совершенно необъясним.

— Хорошо. Не будем возмущаться. Вышла ошибка, и больше ничего. Тут никто не виноват.

— Так давайте, освобождайте!

— Сейчас подъедут автомобили. Мы вас будем сопровождать, потому что в Москве сейчас бой.

— Кто с кем дерется? — спросил уполномоченного человек с открытым монгольским лицом.

— Юнкера с нами, с рабочими да солдатами.

— Давно?

— Нет, недавно. Но дело не в этом. Ревком имеет к вам, товарищи, просьбу.

— Какую?

— В двух словах. Мы, московские рабочие и солдаты, как вы знаете, совершаем вооруженный переворот. Мы хотим власть передать советам, земли — крестьянам, фабрики — рабочим и полную свободу — трудящимся. Наши цели не расходятся с интересами трудящихся казаков.

— Это верно, — подтверждающе сказал человек с монгольским лицом и сильно потер переносицу.

— Так что же хочет ревком?

— Он хочет, чтобы ваш казачий полк не поддался на белогвардейскую провокацию и не выступил бы против нас.

— Не выступит. Не беспокойтесь. Я говорю, как секретарь комитета, — заявил человек с острым лицом, все еще потирая переносицу.

— А вы хотели бы, чтобы наш казачий полк выступил бы на вашей стороне? — спросил офицер и добавил: — не выйдет. Казаки не пойдут сражаться со своими братьями.

— Мы вовсе не хотим заставлять казаков выступать с нами.

— Еще бы! В полку более тысячи сабель, — с усмешкой заявил офицер.

— Ну, не пугай. Мы знаем, что трудящиеся казаки нам братья, и поэтому мы не боимся их. Ревком просит заключить соглашение о невмешательство.

— Это наверное сделаем, — заверил уполномоченного секретарь комитета.

— Как сказать, — возразил председатель. И, смахнув соринку с левого погона, добавил: — нужно подумать.

— А вы лично как думаете, — спросил в упор Друй.

Лицо председателя приняло смущенное выражение.

— Я лично считаю, что соглашение возможно. Но как отнесется командование, не знаю.

— Но вы должны помочь ревкому разъяснить, в первую очередь, казакам суть вопроса, и нужно спешить. Полк, кажется, приближается к Москве. Перепелкин, как видно, договорился с командованием. На вас ложится трудная задача. Согласны помочь?

— Согласны, — хором ответили арестованные.

— А если бы не согласились — не отпустили бы нас? — хитро улыбаясь, спросил офицер.

— Нет, отпустили б.

— Так идемте. У ворот нас ждут автомобили.

* * *

В пути Друй по душам поговорил с секретарем полкового комитета. Из разговора он выяснил, что большевика арестовали потому, что с ним не было партийной карточки. В заключение беседы матрос и казак превратились в крепких друзей.

— Известно, белая кость, — шептал секретарь, от сильной тряски щелкая зубами и смахивая с лица брызги дождя. — Наш председатель — пройдоха, кадет и даже монархист. Хотя один чорт, что кадет, что монархист. Он, наверно, будет ставить палки в колеса.

— Так почему же тогда вы его провели; в комитет?

— Трудно рассказать. Видишь ли, брат, у вас народ во флоте с бору да с сосенки. А у нас в казачьих полках другое. Мы сформированы так, что все бойцы и рядовые офицеры или из одной станицы, или из одного округа. Друг друга знают хорошо. Ну, наши офицеры — это в большинстве крупные казачьи помещики. Понятно, что их побаиваются. Вот почему есаула провели в комитет.

— Понимаю. Значит, родственные чувства. Ха-ха! Навредить он нам может.

— Вряд ли. Хотя, чорт его знает, какие настроения у казаков сейчас. Давно уже не был в полку. Но все-таки нам нужно держать ухо востро.

— Это конечно.

* * *

В штаб казачьего полка они прибыли к вечеру. Тут же члены комитета разбрелись по комнатам небольшого особняка, где помещался командир полка, и по казачьим сотням. В приемной остались Друй и уполномоченный ревкома.

Через некоторое время к ним вошел сумрачный офицер в погонах казачьего полковника.

— Это вы — делегаты от бунтовщиков? — строго спросил он.

— Не от, бунтовщиков, а от рабочих и солдат столицы.

— Знаем… Не агитируйте. Однакоже, много у вас отваги.

— Почему?

— Мы идем на Москву, согласно приказу штаба округа.

— Это согласовано с казаками?

— Мы — боевая единица, и ни с кем, даже с бойцами, согласовывать решения не намерены.

— Нам бы хотелось поговорить с комитетом.

Полковник сердито выругался и скрылся.

— Плохие дела, — шепнул Друй. — Арестовать, стервец, хочет нас.

— Да, похоже. Но будем ждать. Посмотрим, чья возьмет.

Вбежал секретарь полкового комитета. Его острое лицо было покрыто каплями пота.

— Слушайте, ребята, — взволнованно произнес он. — Кто из вас казак?

— Я казак, — ответил уполномоченный комитета.

— Вот что, офицеры не идут на переговоры. Грозят вас арестовать. Надежды только на самих казаков. Сейчас к вам придут представители эскадронов. Поговорите с ними по душам.