Ольга Михайлова - Бесовские времена

• Название: Бесовские времена
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Детективная фантастика

Этот роман — фантасмагория, в нем — загадочные убийства, мир бесов-искусителей, падения и взлёты человеческого духа… Здесь за взгляд прекрасной дамы сражаются на турнирах, и здесь же — хладнокровно продают душу дьяволу за золотые дукаты, и немногие видят в первых признаках распада древнего рыцарства и охлаждения веры — наступление новых бесовских времен…

---

— Плевал я! Дела были! Я, что, без шлюхи не обойдусь? — он поймал ошеломлённый взгляд д'Альвеллы, и ещё больше взбесился, — не ходил я к ней. Не ходил. Кто был у неё накануне — не знаю. Она сама меня нашла. Сама. Слышишь?

— Не глухой. Слышу. Так вот — пойди и вынюхай, запряги денунциантов, узнай, кто был у неё накануне. С кем она виделась, с кем разговаривала? Она что-то поняла об убийце либо узнала его. Возможно, Черубина что-то сказала ей, и она вспомнила это на досуге.

Ладзаро и сам это понимал. Ему мучительно не хотелось сейчас вертеться возле покоев Черубины и Франчески, но служба есть служба. Он понуро поплелся выяснять обстоятельства убийства, при этом сам Альмереджи начал ловить себя на странной, временами поднимающейся из утробы злости: убийца стал раздражать его. Что за неуловимая тварь? Что заставляет его убивать? Он действует продуманно, удары наносит молниеносные. Мелькает в портале фрейлин, но его никто не видит… Он сел в нише коридора. Мерзавец мог нанести удар и по… по любой из фрейлин. А помешать он будет бессилен…

Тут Альмереджи заметил Глорию Валерани. Старуха отперла дверь в чулан, потом открыла ключом сундук, вытащила оттуда шматки старого сала, и тут заметила его.

— Чего тут расселся, Ладзарино? Напугал меня… — старуха Валерани отпрянула от ниши. Тут Ладзаро разглядел, что под ногами её кружили два кота — серый и полосатый.

— Что вы тут делаете, донна Глория?

— Как что? Котов хочу покормить. Хозяйка-то их уже не накормит…. — Коты, и вправду, урча, набросились на сало.

— Вас не было, когда Иоланду убили?

— Я слышала, как в ее комнате что-то упало, но значения не придала, к сыну пошла. А вернулась — узнала, что Франческу убили, шум поднялся, а у Иоланды за стенкой — тихо было. Это госпожа делла Ровере не дождалась её с поручением — и встревожилась. Велела двери ломать. Тут всё и всплыло.

— А Франческа к вам заходила перед смертью?

— Днем заглядывала за лавандой. Волновалась что-то.

— Она вам доверяла. Не рассказала, в чем дело?

Старуха покачала головой.

— Тебе ли не знать, Ладзарино, что у неё ни осторожности, ни здравомыслия отродясь не было?

Ладзаро вздохнул. Это он знал.

Между тем в дверь д'Альвеллы тихо стучали. Подеста поднял голову и увидел молодую женщину, укутанную в серую вдовью шаль. Она была бледна и слаба, но старалась держаться с достоинством. Подеста молча разглядывал вошедшую, пытаясь вспомнить, где видел её, что-то мелькало в памяти, но тут же и расползалось.

— Кто вы?

Женщина тяжело вздохнула.

— Диана… Я…

Подеста поднялся. Он вспомнил. Это была Диана Эрризи, дочь Руффино, разорившегося торговца сладостями, семья жила рядом с его палаццо, но съехала на окраину около двух лет назад. Девица, что и говорить, изменилась, не иначе похоронила отца. д'Альвелла опустил руку в карман и вытащил горсть золотых монет.

— Возьми. Что, отец умер?

Диана Эрризи кивнула, но не протянула руку к деньгам.

— Я не хотела приходить, но отец перед смертью сказал, чтобы я встретилась с вами. Я не нуждаюсь. Рикардо обеспечил меня и сына, но отец сказал, чтобы я… теперь все изменилось, и даже если вы… просто… — Диана умолкла.

Подеста наморщил лоб, пытаясь понять пришедшую.

— Что просто? Ты о чем? Ты замужем, что ли? — обронил он, заметив на пальце девицы кольцо.

— Рикардо и я… мы поженились. Он не мог сказать вам, говорил, что вы никогда не разрешите ему жениться на мне, и нас повенчал мой дядя, отец Руджеро… Малыш родился началом поста, и, когда Рикардо умер, мой отец говорил, что я должна сказать вам… но Рикардо положил на мое имя тысячу флоринов, нам хватает, просто перед смертью отец велел мне сказать вам.

Подеста молчал, чувствуя, как спирает дыхание и движется под ногами пол.

— Ты… родила моему сыну ребенка? Но… он никогда…

Диана торопливо кивнула.

— Я знала, что Рикардо скрывал… Но мы не нуждаемся — в третий раз повторила она, — просто отец говорил, чтобы я сказала вам.

— Где ребенок? — д'Альвелла смерил вдову напряженным взглядом. Он не то, чтобы не доверял словам пришедшей, просто мысли в нем странно остановились, он вдруг перестал думать.

— Я привела его.

Подеста стремительно поднялся.

— Приведи.

Диана исчезла за дверью и минуту спустя появилась с черноволосым и черноглазым мальчуганом. Малышу было около трех лет, и Тристано обмер. Если бы он не поверил рассказу, то теперь не мог не поверить глазам. Испанская кровь проступала, контуры лица ребенка повторяли контуры лица сына, смуглая кожа отливала старым медом, на Тристано смотрели глаза Рикардо. Он на негнущихся ногах сделал несколько шагов к ребенку.

— Как его зовут? — язык его почти не двигался, цепляясь за пересохшее нёбо.

— Рикардо назвал его Тристано…

Подеста подтянул к себе малыша и сжал судорожным объятием.

Глава 18. В которой Аурелиано Портофино уже не зовет Ладзарино Альмереджи прохвостом, а граф Альдобрандо Даноли завершает свой земной путь

Чума, вернувшись от герцога, застал у Камиллы Лелио. Ему показалось, что они слегка повздорили, но Портофино, откланявшись, на прощание улыбнулся сестрице тепло и дружески. Дело же было в том, что по приходе отец Аурелиано неожиданно спросил у Камиллы, каковы планы на будущее у синьорины Гаэтаны? Та ответила, что Гаэтана хочет покинуть двор и вернуться в палаццо Фаттинанти.

— Но что ей там делать одной? Почему бы ей не выйти замуж?

Камилла вздохнула и проронила, что Гаэтане не нравится никто при дворе.

— Разве?

Синьора Грандони смерила брата недоуменным взглядом.

— Что «разве»?

— Разве она ни в кого не влюблена? Разве ни один придворный красавец не пленил её сердце?

Камилла улыбнулась.

— Полно, братец… Ты говоришь, как сводник… «Ах, синьорина, вами пленился богатый красивый синьор!»

— А ты говоришь ложь.

Камилла смерила брата взглядом. К чему он ведёт?

— Не всякая ложь — ложь, Аурелиано. Правда о чужих тайнах — сплетня.

— Значит, тайна есть? И кто же это? Я полагаю, мессир Альмереджи?

Теперь Камилла растерялась. Откуда он знает? Она не боялась, что брат разболтает об этом или повредит репутации Гаэтаны, просто недоумевала, откуда он осведомлён об этом? Она торопливо вступилась за Гаэтану, не дожидаясь, пока братец назовет её глупой курицей или влюбленной дурочкой.

— Она прекрасно знает, кто этот господин. И ей действительно нужно уехать.

Портофино поморщился.

— Мессир Альмереджи…

— …сукин сын и прохвост, — подхватила Камилла, — любовник покойной Черубины Верджилези и Франчески Бартолини, бывший любовник Джулианы Тибо и синьоры Манзоли, и она знает об этом не хуже тебя!

— Камилла!

— Что?

— Осуждение ближнего греховно. Мессир Ладзаро имеет и некоторые достоинства. Нельзя выносить приговор человеку до суда Божьего. Он, может быть, давно раскаивается в своих грехах. Нельзя обливать его презрением.

Камилла окончательно растерялась. Она была уверена, что брат крайне низкого мнения о мессире Альмереджи, и никогда не одобрит выбор Гаэтаны, и потому поторопилась обелить подругу. Слова же брата изумили её.

— Но… Гаэтана считает, что он распутник. И ведь это всем известно… он и сам не скрывает…

— Заглянуть в чужую душу трудно. То, что всем известно, часто бывает ложным. Ты не должна осуждать мессира Ладзаро, и настраивать синьорину Гаэтану против него. Ты поняла меня?

В эту минуту вошедший Грациано прервал их разговор. Портофино исчез.

Флавио Соларентани молчал часами, чувствуя, как его дни исчезают как тени, как тело сохнет подобно полевой траве. Жизнь его была теперь лишь дыханием, с каждым дыханием она сокращалась, и биение его пульса подобно ударам колокола, приближало его к последнему часу. О, болезнь, горькое лекарство! Как соль отвращает гнилость мяса и не попускает зарождаться в нем червям, так болезнь сохраняет дух от гнилости и тления духовного, не попускает страстям, как червям душевным, зарождаться в нас…

К нему под покровом ночи, укрытая покрывалом, пришла Иллария Манчини. По разговорам придворных она поняла, что Пьетро Альбани просто одурачил её, опередив Флавио. Но самому Соларентани это было уже безразлично. Равно безразлична была и Иллария, он не любил её никогда, а теперь стал видеть в ней причину своей беды. Ощутив его холодность и равнодушие, синьорина Манчини оледенела. По его милости она попала в объятия негодяя Альбани и лишилась невинности, а теперь он и смотреть на неё не хочет? Иллария прокляла Флавио Соларентани и хлопнула дверью.

Флавио навещал Аурелиано Портофино. Смотрел на недвижимого и говорил с вялым спокойствием:

— Тебя посетила великая милость Божия, — заметил отец Аурелиано. — Ты погибал духовно, после смерти тебя ожидала бездна адская. Слов ты не слышал, да и слышать не мог, удары бича — и те тебя не вразумляли. Нужно было сильное средство, чтобы оторвать тебя от пути гибельного. Это средство и вынужден был Господь послать тебе. Поэтому не ропщи на Бога, не унывай, а благодари Его за милость к тебе и заботу о твоем спасении. Если ты без ропота, а с благодарностью к Богу потерпишь телесную болезнь, то этим покажешь свое покаяние и смирение, и получишь не только прощение сделанных прежде грехов, но и помощь в борьбе с дурными влечениями, а после смерти — жизнь вечную. Не унывай, отгоняй неверие, чаще призывай имя Божие, и Господь утешит тебя.