Джеффри Сэкетт - Клеймо оборотня

• Название: Клеймо оборотня
• Автор: Джеффри Сэкетт
• Издательство: Издательский дом "Федоров" Издательство "СамВен" А/О "ВЕГА-иформ"
• Жанр: Триллер
• Год: 1993

В засекреченный исследовательский центр попадает невзрачный юноша-цыган, оказавшийся страшным оборотнем, абсолютно неуязвимым к любым внешним воздействиям. Руководитель центра бывший агент ЦРУ капитан Брачер решает использовать сверхъестественные способности своего пленника для создания непобедимой армии оборотней.

Роман популярного американского писателя Джеффри Сэкетта «Клеймо оборотня» (1990 год) представляет собой калейдоскоп жанров. Кроме леденящих кровь ужасов, в нем очень сильны элементы триллера и детектива. А второй план — мощный философский подтекст, придает неповторимый вкус, казалось бы, избитому сюжету об оборотнях.

Все пять написанных Д. Сэкеттом романов становились в США бестселлерами.

Автор романа молодой, но популярный в США писатель, личность в своем роде необыкновенная. Он получил блестящее образование, знает несколько современных и древних языков, является непревзойденным специалистом в области истории. В этом вы убедитесь сами, прочитав «Клеймо оборотня» — бестселлер с увлекательнейшим сюжетом и мощным философским подтекстом.

---

Джеффри Сэкетт КЛЕЙМО ОБОРОТНЯ

От автора

Начну с того, что эта книга — прежде всего роман ужасов, и, как в большинстве моих романов ужасов, в ней присутствуют элементы фантазии на исторические темы. Об этом, собственно, я и собираюсь сказать в предисловии. Но если вас интересуют только ужасы и совсем не интересуют исторические отступления — вы можете безо всякого ущерба для себя сразу переходить к основному повествованию.

Я полагаю, что читатель знаком с широко известной абсурдной теорией о превосходстве арийской расы, теорией, которую так серьезно восприняли Гитлер и его сторонники-нацисты. Я не буду подробно останавливаться на этой идее или доказывать ее нелепость. Но не все читатели, наверное, знают о том, что в далеком прошлом действительно существовал народ, который называли арийским. Именно этот народ своими военными походами и завоеваниями заложил основы цивилизации дорической Греции, ведийской Индии и древней Персии. («Иран», несомненно, происходит от «Ариан», «арийский»). Об арийцах известно очень мало, хотя очевидно, что современные языковые группы, составляющие индоевропейскую семью языков, на которых говорят от Португалии до Бангладеш, восходят к древнему арийскому языку.

Некоторым читателям, возможно, будет небезынтересно узнать, что свастика — это древний арийский символ (именно поэтому им и воспользовались нацисты). Изображения свастики до сих пор сохранились на стенах храмов в Индии и некоторых других странах, где исповедуют буддизм. В тех уголках «арийского» мира (хочу подчеркнуть — в правильном значении этого слова), которых не коснулась тень нацизма, свастика не имеет того зловещего значения, каковым наделяет ее большая часть человечества.

В этих культурах она была и остается просто религиозным символом. То, что в этой книге основным и не особенно приятным персонажем я вывел лютеранского священника, может заставить читателей предположить, что я по какой-то причине неуважительно отношусь к лютеранству. Это не так. Во-первых, я сам принадлежу к лютеранской церкви (хотя я и не ортодоксальный лютеранин). Во-вторых, по сюжету мне требовался женатый священник, и я счел лютеранство не хуже и не лучше других вероисповеданий для этой цели.

Эпоха, в которую жил пророк Заратустра, до сих пор остается предметом разногласий среди ученых. Предполагаемые временные рамки варьируются от 700 года до нашей эры до 400 года до нашей эры. Поэтому и приведенная в романе версия того исторического периода является спорной. Даже в наши дни многие упорно продолжают верить в идею высших и низших рас. Я бы не хотел переводить бумагу и чернила, оспаривая это абсурдное измышление. Я просто напомню читателю, что некоторые также верят в то, что дух Элвиса Пресли вершит их судьбы, что Чарльз Мэнсон был подставлен ФБР, а пирамиды в Гизе — это посадочные маяки, построенные разумными ящерицами с Альфы Центавра.

Дж. С.

Пролог

«Ибо опасно это и неправедно — поступать против совести своей.»

МАРТИН ЛЮТЕР.

«Так говорю я об этих двух духах, стоявших у начала мира, святейший из которых так сказал врагу своему: „Нас двоих ни мысли, ни проповеди, ни устремления, ни вера, ни слова, ни деяния, ни плоть, ни души не знают согласья.“ Говорю о тех, кто поклоняется этому врагу, о коих сказано, что души их и плоть их будут терзать их, когда ступят они на Мост Разделяющий. Во все времена пребудут они узники в Доме Лжи.»

АВЕСТА.

«… И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»

ОТКРОВЕНИЕ 13: 3–4

Она взяла старую железную плошку и отлила туда немного похлебки. Старик, наблюдавший за ней, спросил:

— Это для Бласко?

Она кивнула. Старик покачал головой:

— Он должен сам приходить за едой, мать. Разве ты у него в услужении?

Она метнула на него быстрый сердитый взгляд.

— Может, ты хочешь сторожить Калди, пока Бласко ест?

Старик не ответил.

— Ты помнишь, что сегодня за ночь и какой теперь час?

И опять ответа не последовало.

— Нет, думаю, что нет, — пробормотала она и повторила:

— Скажи Ларе, чтобы накормила людей.

Обеими руками держа дымящуюся миску, старуха медленно шла мимо трейлеров и озябших, измученных, голодных людей. Пламя двух больших костров разгоняло мрак надвигающейся ночи, однако из освещенного пространства старуха ступила под сень стремительно темнеющего леса, окружавшего табор со всех сторон. Она шла по грязной дороге, вполне проходимой для автомобилей и все же достаточно узкой, чтобы внушить опасение каждому, кто не ищет в лесу укрытия, подобно цыганам. Давным-давно поблекли некогда яркие цвета на ее длинной шерстяной юбке, а вместе с ними и румянец на щеках, и сейчас она была похожа на серую тень, пробирающуюся через лес. Где-то совсем близко она услышала лязганье цепей и повернулась на звук.

— Бласко, — позвала она. — Где вы?

— Мы здесь, мать, ответил голос.

Она прищурила старые подслеповатые глаза, всматриваясь в сгущающуюся тьму. Разглядев, наконец, она неодобрительно заворчала. Человек, которого она называла Бласко, вытирал, несмотря на пронизывающий холод, пот с морщинистого лба. В руках у него были тяжелые цепи и, распутывая их, он сказал:

— Привет, мать.

Рядом с Бласко, спокойно сложив руки на груди и безучастно глядя в пустоту перед собой, стоял другой, более молодой мужчина. Старуха знала, что Бласко собирается связать цепями этого человека и что тот спокойно ожидает пленения. Из кармана грязных брюк Бласко торчало несколько веточек, усыпанных цветами.

— Ты припозднился сегодня, — с упреком сказала она. — Солнце почти зашло.

— Знаю, мать, — ответил Бласко. — Но время еще есть. Тебе нечего бояться.

— Я и не боюсь. Только не его! — бросила она в сторону другого человека с выражением глубочайшего презрения, которого, впрочем, она не ощущала. — Если я и боюсь, то только за тебя, не за себя. Я, слава Богу, пожила.

Бласко улыбнулся:

— И еще поживешь, мать. Иногда мне кажется, что ты бессмертна.

В ответ на его мягкую улыбку она рассмеялась пронзительным каркающим смехом, который, казалось, с силой вырывался из ее беззубого рта.

— Я прожила столько лет, что давно потеряла им счет. А бессмертия мне не нужно.

Она шагнула вперед и злобно усмехнулась в лицо второму мужчине:

— Ну что, дружище Калди? Так ли уж хорошо бессмертие, как о нем думают?

Он не ответил. Казалось, он вовсе не слышал ее слов. Бласко взглянул на старуху с едва зачетным неодобрением.

— Пожалуйста, мать, оставь его.

Старуха поняла, что ей нужно уходить. Она собиралась сказать на прощание что-нибудь язвительное, когда вдруг темноту в стороне табора разорвали выстрелы и вслед за ними — крики, полные боли и страха, одновременно с резкими командами и громким хохотом.

Старуха не бежала, а, казалось, летела через лес, туда, к своему народу, как будто ее отсутствие было связано с происходящим в таборе, как будто находясь рядом, она могла уберечь и защитить. Спустя несколько секунд Бласко бросился за ней — ведь это был и его народ, и за ним, словно очнувшись, устремился тот, кого старуха называла Калди.

По мере их приближения к табору крики становились все громче, и старуха задышала тяжело, страшно, ибо поняла, что это было. Десятка два здоровых, хорошо вооруженных молодых людей окружили табор. Головы их были обриты наголо, и одеты они были в черную кожу. У одних в ушах красовались серьги, у других — скрещенные серебряные молнии на воротниках курток, но у каждого на рукаве была красная повязка — похожую старуха видела в Европе много лет назад: черная свастика в белом круге. При виде нацистской эмблемы ее смятение переросло в неприкрытый ужас. Предчувствие смертельной опасности захлестнуло ее.

Бласко, а затем и Калди подошли к ней и встали рядом. Они смотрели, как одетые в черное бандиты сгоняли цыган в круг у костра и, не давая им шевельнуться под дулами автоматов, один за другим обыскивали и поджигали трейлеры. Бласко, Калди и старуха стояли и смотрели, словно происходящее не имело к ним отношения. Но вот их заметили, и один из налетчиков, мужчина лет тридцати, по-видимому, самый старший в этой компании и явный главарь, указал на них, и всех троих, подталкивая автоматами, впихнули в круг.

Испуганные цыгане шепотом переговаривались на своем гортанном языке, когда главарь банды подошел и стал лениво, с нескрываемым презрением рассматривать толпу. Он был высок, худощав и мускулист, с жестко очерченной линией рта и орлиным носом. Его манеры и поведение выдавали в нем натуру жестокую и надменную.