Валерий Генкин - Сшит колпак

• Название: Сшит колпак
• Автор: Валерий Генкин
• Жанр: Научная Фантастика

Три экспедиции посетили эту планету. Вернулась только первая. Кто же поджидает землян на мирной, будто курорт, планете?

---

Валерий Исаакович Генкин, Александр Васильевич Кацура СШИТ КОЛПАК

Глава первая. ГАУДЕАМУС

— Что ж, веселиться так веселиться, — сказал Родчин.

— Да, но буйному веселью предшествует мучительная процедура выбора. — Евгений Дамианидис сбросил на пол пару подушек и устроился на них с картой. — Между изумительным, восхитительным и потрясающим.

— Угу, — отозвался Родчин. — А это ты по какому ведомству проведешь? — Он кивнул на экран. Там в просветах пара пузырилась черная жижа.

Дамианидис поднял глаза.

— Омерзительного. Дима, нам туда не надо.

— Не надо, — согласился Родчин. — Напомни, друг мой, что у нас еще в меню?

— Можно начать с лужайки Финк-Ноттла. Загляни в лоцию.

— «Тенистая поляна посреди рощи древовидных тыкв. Плоды пахнут клубникой, а вкусом напоминают грецкий орех, — прочел Дмитрий Родчин строки из отчета, представленного два года назад молодым шалопаем Гасси Финк-Ноттлом. — Тут же пасутся похожие на коров животные на трехлапых палах… то есть на трехпалых лапах… преимущественно рыже-белой масти».

— Как хорошо ты сказал, Дима: размером с тыкву, вкусом — орех, — с чувством произнес Евгений. — Помню, в саду дяди Самсония росли орехи с т-о-о-нкой кожурой и большие, как яблоки. Во всем Цихисдвари не было таких тонкокорых орехов. Но старик не унимался. Он стал ну просто издеваться над несчастным деревом. Поливал каким-то соусом, впрыскивал не то витамин C, не то никотиновую кислоту. Кора с него клочьями, значит…

— Женя, это потрясающая история. Тебе следует положить ее на музыку и петь у камина долгими зимними вечерами.

— Молчу, молчу. Моя вина. Итак, номер два: пляж Ю Ынбу.

— «Меднооранжевый песок, шелковистый на ощупь. Синее море, белая тесьма прибоя. Красноклювые птицы и большие зеленые бабочки».

— Прямо-таки радуга. Не хватает только желтого и фиолетового. — Борис Игельник стоял в дверях навигационного отсека и теребил полотенцем черную бороду. — Чем занимаемся?

— Выбираем, куда сесть.

— Поближе к берегу, конечно! Купаться будем.

— Для купания могу предложить также горный ручей, упомянутый Сигизмундом Квашой. Превосходные рекомендации. Прохладная тонизирующая вода, дивный вид на ущелье. Обилие сочных плодов с привкусом, — Евгений сделал паузу, — шоколада.

— Ладя Делян, подружка Гасси, неплохо отзывалась о лесном озере, — подхватил Дмитрий. — «Зеркало вод среди пестрого луга — услада глаз», — вот что сказала Лада verbatim[1].

— У зеркала садимся, у зеркала, — запрыгал Игельник. — В чем нет услады, в том и пользы нет.

— Сам придумал, — обернулся Дмитрий.

— Шекспир.

— Ну, тогда у зеркала. Что скажешь, Женя?

— Ах, Дима. Так трудно решиться. Похожий случай был у нас в Цихисджвари. Каникулы кончаются, надо возвращаться в университет. Я опаздываю на рейсовую летягу, а тетя Натэлла спрашивает, что мне положить — арбуз или дыню. И то, и другое, понимаешь, в сумку не помещалось. Как я мучился!

— Что же ты сделал, о друг Буридана и Санчо Пансы?

— А также Валаама и Х.Насреддина? — добавил Борис.

— Ваши намеки неуместны, — холодно произнес Евгений. — Да, я выбрал арбуз. Потому что дыню съел сразу, на месте. Мне все нравится. И орехи с клубникой, и ручей с шоколадом. И пляж — тем более, Ю Ынбу ловил там угрей.

— Что ж, — сказал Родчин, садясь за пульт, — все в образе?

— Как будто, — ответил Игельник.

— Женя не пережимает со жратвой?

— Разве чуть-чуть.

— Слышишь, Евгений, что говорят твои собратья по идиотизму? Полегче с угрями.

Корабль пошел на посадку.

* * *

Описание оказалось точным. Песок и впрямь отливал медью. Он стекал по ладони и исчезал, рассеянный ровным теплым ветром. Белые птицы ласково урчали над головой. Игельник на ходу скинул с себя все и с истошным «ы-и-и-х!» рухнул в воду.

— Псих, — сказал Евгений, — всех акул распугает.

И полез следом за Борисом.

Дмитрий воды не любил. Он разделся, лег на спину и прикрыл глаза.

— Раскаляешься, чтоб слаще было нырнуть? — Борис выполз на песок и устроился рядом.

— А? Что? — очнулся Родчин. — Не, я так. Ну ее, воду. Что делать будем?

— Может быть, у Женьки есть идея? У него одна появилась было пару лет назад. Слышишь, Женька, — Игельник, не открывая глаз, повернулся в сторону брызг и пыхтения, — мы решили, сегодня твоя очередь думать.

— Я люблю думать, — радостно сказал Дамианидис. — А о чем?

— Дима вот интересуется, что дальше делать.

— Я думаю…

— Извини, мы подождем.

— Я думаю…

— Не будем тебе мешать.

— Я думаю, нам следует путешествовать.

— Путешествовать?

— Именно.

— Ты имеешь в виду…

— Именно.

— А-а-а.

Они помолчали.

— А куда? — спросил Дмитрий.

— Что куда? — спросил Евгений.

— Куда мы будем путешествовать?

— Я думаю…

— Извини, мы подождем, — сказал Борис.

— Я думаю…

— Молчим, молчим, молчим!

— Я думаю, во-о-н до того леса. — Дамианидис простер мощную голую руку. — Там сделаем привал.

— Станем лагерем, — сказал Борис.

— Разобъем бивак, — сказал Дмитрий.

— Необходимо запастись пеммиканом и пресной водой. Из-за нехватки пеммикана доктор Ливингстон не смог добраться до места привала на озере Виктория, — заметил Евгений.

— А когда люди и животные отдохнут, мы двинемся дальше, чтобы успеть переправиться через реку до начала сезона дождей, — сказал Борис.

— Верно, — одобрил Родчин. — Люди и животные, встаем. Вперед, пока не начался сезон дождей.

— Момент. Только сбегаю за пеммиканом.

Дамианидис вынес из корабля корзинку, прикрытую салфеткой, и они пошли пестрым лугом прочь от берега. Птицы отстали. В траве сновала какая-то мелочь. У ручья Родчин заметил крупный трехпалый след. Борис скрипел о бессмысленности ухода с чудесного пляжа в лесные дебри, где того гляди обнаружится хищник с аппетитом Дамианидиса или, упаси Бог, объявятся комары. Евгений горевал, что носильщик Мбонго, которого он только вчера спас от разъяренной пумы, напился огненной воды и остался спать в хижине, в результате чего ему, Евгению, приходится самому тащить тяжелую корзину. На самой опушке из травы поднялась оскаленная морда.

— Ах! — сказал Дамианидис, как нимфа, застигнутая во время купания.

— Вот и кошка Ю Ынбу, — обрадовался Игельник, глядя вслед животному, которое, руля хвостом, металось между стволами с гладкой зеленой корой.

— Вон их сколько, — Родчин кивнул в сторону небольшого стада белых пушистых созданий, щиплющих траву.

— Они подают нам пример, — одобрительно сказал Евгений. — Все живое должно питаться. Кроме того, согласно плану, надлежит сделать привал.

С большим проворством Дамианидис расстелил салфетку, оказавшуюся скорее скатертью, и стал разгружать корзину.

— Увы, увы, — сокрушался он, накладывая на ржаную лепешку влажный пласт творога и поливая его клюквенным желе, — я не вижу в здешних местах тех вкусностей, о которых столь обстоятельно говорилось в известных нам документах.

— Страшная угроза голода нависла над ними, — вступил Дмитрий, — и взоры несчастных путешественников невольно обратились к самому упитанному среди них. И сколь ни казалась им кощунственной мысль о превращении в продовольствие своего собрата, мучения плоти заглушили голос сострадания. Тщетно обреченный молил невольных палачей своих не осквернять божественных и человеческих установлений…

— Из божественных установлений, — прервал Евгений Родчина, — я помню одно: сладок сон трудящегося. — Он откинулся на спину и устроил голову на мягкой кочке.

— Благая мысль, — согласился Дмитрий, прилаживаясь щекой к животу Дамианидиса.

— Туземцы были настроены дружелюбно, и мы решили расположиться на ночлег, — сказал Борис. — Кстати, если вам интересно, один дружелюбно настроенный туземец таращится на нас уже несколько минут.

— Каков он? — спросил Родчин. — Мне брюхо Евгения заслонило мир.

— Вспомни горилл, встреченных тобой на жизненном пути, подержи их месяц на воде с сухарями, накинь на чресла линялую тряпку, мазни по лбу люминофором — и получишь полное представление.

— Да-а-а, — Дмитрий широко зевнул. — Очень интересно. — И засопел.

— Может быть, это и невежливо, — пробормотал Борис в сторону туземца, — но и мне захотелось прилечь.

И он тут же занял свободную половину обширного чрева Дамианидиса.

Туземец раз-другой наклонил голый череп с пустыми светлыми глазами, повернулся и затрусил в глубь леса.

К ракете возвращались в сумерках. Родчин с Дамианидисом распевали тягучие грузинские песни. Игельник шел последним, приговаривая на частушечный лад: