Марион Мелвиль - История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers)

• Название: История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers)
• Автор: Марион Мелвиль
• Издательство: Издательская группа "Евразия"
• Жанр: История
• Год: 2000

В средневековой истории найдется немного сюжетов, которые бы привлекали читающую публику так, как история ордена Тамплиеров, одновременно находясь в забвении у историков, порождая тем самым самые невероятные домыслы. Может быть поэтому в популярной литературе появилась пресловутая «Загадка тамплиеров». Но, вероятно, проникнуть в тайну тамплиеров невозможно без анализа истории ордена начиная с момента его возникновения как братства Бедных рыцарей, призванного охранять паломников на пути к Святым местам, до мощной организации, сконцентрировавшей огромные материальные и военные ресурсы, каким он стал к концу XIII в. Книга Марион Мельвиль — одна из немногих, если не единственная в своем роде, пытающаяся воссоздать эту историю объективно. Ее отличает глубина исторических экскурсов, прекрасное знание политической ситуации, событий, условий жизни, обычаев эпохи.

Данное издание представляет интерес как для специалистов-историков, так и для широкого круга читателей.

---

Едва было собрано христианское войско, как стало известно, что Саладин осадил замок Тивериады, который графиня Триполитанская, в отсутствие мужа и сыновей, мужественно обороняла.

На военном совете, созванном в королевском шатре, Гуго Тивериадский, старший из пасынков графа, взял слово и стал слезно умолять прийти на помощь его матери. Сам Раймунд воспротивился этому. «Табари (Тивериада) принадлежит мне, — сказал он, — так же, как и моя жена и мое состояние, и никто не потеряет столько, сколько я, если замок будет утрачен. А если они захватят мою жену, моих людей и мое добро и если они разрушат мой город, я возвращу это себе обратно, когда смогу, и отстрою свой город, когда смогу, ибо предпочитаю скорее видеть разрушенным Табари, чем погибшей — всю Землю». Он напомнил всем об опасности, которую таило бы продвижение по бесплодным холмам, без воды и тени, отделявшим франкское войско от Генисаретского озера. Был канун св. Мартина Кипящего — 4 июля, и край изнывал под знойным небом.

Бароны и король позволили себя растрогать такой самоотверженностью. Один магистр ордена Храма оставался неумолим. «Я вижу волчью шкуру», — насмехался он. Однако совет согласился с мнением графа и решил дожидаться наступления Саладина у Сефорийского источника.

Но в полночь, когда Лузиньян остался один в своем шатре, магистр ордена Храма проник к нему и воскликнул:

Сир, верите ли вы этому предателю, который дал вам подобный совет? Он вам его дал, чтобы вас опозорить. Ибо великий стыд и великие упреки падут на вас <…>, если вы позволите в шести лье от себя захватить город <…> И знайте же, чтобы хорошенько уразуметь, что тамплиеры сбросят свои белые плащи и продадут, и заложат все, что у них есть, чтобы позор, которому нас подвергли сарацины, был отмщен. Подите же, — сказал он, — и велите крикнуть войску, чтобы все вооружались и становились каждый по своим отрядам и следовали за знаменем Святого Креста.[247]

Гвидон имел слабость послушать его и отдал приказ сворачивать поклажу и отправляться в путь среди ночи. Удивление, замешательство, последовавшие за столь неожиданным поворотом, не были развеяны отказом короля объясниться с баронами, собравшимися у его шатра. Ночь была полна предзнаменований. Говорили, что лошади отказываются пить, что старая колдунья обошла лагерь, наводя порчу. Крестоносцы пустились в путь еще до зари. Они шли на восток по длинной бесплодной равнине, лежавшей среди еще более засушливых холмов, до «Рогов Хаттина»; по другому склону дорога спускалась к берегам Тивериадского озера. Расстояние было небольшим — двадцать километров от Сефории до Тивериады, — но длинный караван тянулся пешим шагом.

Раймунд и его пасынки, как сеньоры фьефа, отдавали приказы впереди. За ними, с главными силами войска, следовал король. Тамплиеры шли последними. Легкие отряды Саладина не замедлили выследить войско христиан с восходом солнца по блеску металлических доспехов и целый день терзали его внезапными атаками и стрелами — всадники стреляли на скаку. Франки и их кони гибли от жажды и зноя под беспощадным солнцем.

Турки прибегли к своей обычной тактике, сосредоточив свои нападения на арьергарде войска и целясь как в лошадей, так и в людей. Тамплиеры и их кони изнемогали под вражескими обстрелами, гораздо более стремительными, чем они могли ожидать. Единственная надежда была — пройти Хаттин и пробиться к озеру. Но к вечеру — то ли Жерар де Ридфор послал сказать королю, что его рыцари больше не могут идти, то ли граф Триполи посоветовал остановиться в укреплении Марескальция, где, кажется, была вода, — Гвидон сделал остановку.

Колодцы в замке оказались пусты. Сарацины же приближались, окружая франков так плотно, «что кошка не смогла бы выскользнуть из войска незамеченной». Когда ночь принесла немного свежести, сарацины подожгли кустарник вокруг деревни, так что христиане задыхались в едком дыму. Именно в эту ночь тамплиер закопал Святой Крест в песок, чтобы спасти его от рук язычников.

На следующий день, на заре, пешие сержанты, умирающие от жажды, бежали к горе на поиски источников воды, а рыцари составляли свои ряды — чтобы дать сражение. Раймунд со своими пасынками, возглавив галилейские отряды, врезался во врага. Но когда турки разомкнули строй (обычная тактика легких мусульманских отрядов), граф и его люди отступили к побережью.

Все остальные попали в руки Саладина, который принял их с изысканной учтивостью. Было, однако, сделано исключение для грабителя караванов Рено де Шатийона и для братьев ордена Храма и госпитальеров, в которых султан видел заклятых врагов ислама. Шатийону тут же отрубили голову, возможно, это сделал сам Саладин. Монахов-воинов отдали дервишам и улемам, неумелым палачам, которые мучили каждого рыцаря, привязав его к столбу. Перед пыткой султан предлагал даровать им жизнь при условии «поднять палец и принять Закон» — стать мусульманами. Из двухсот тридцати тамплиеров ни один не проявил малодушия.[248] Жерара де Ридфора по неизвестной причине пощадили…

Для защиты Святого Града рыцарей больше не оставалось. Патриарх, очнувшийся, наконец, от полной интриг и сластолюбивой жизни, организовал сопротивление горожан, стариков и детей, чьи отцы стали пленниками. Когда в городе появился Бальан д'Ибелен, на время отпущенный султаном, дабы обеспечить безопасность своей жены и детей, толпа слезно просила его остаться, и он нарушил слово, чтобы принять командование городом; Саладин понял и извинил его.

И снова, после нескольких месяцев осады, именно д'Ибелен договорился о сдаче города. Иерусалим был «полон простолюдинов и их детей» из соседних деревень, пришедших укрыться, поэтому Бальан добился, чтобы город не предали разграблению. «Было условлено, — пишет Ибн Алатир, свидетель событий, — <…> чтобы каждый мужчина в городе, богатый или бедный, заплатил за себя в качестве выкупа десять золотых монет, женщины — пять, а дети обоего пола — по две. Для уплаты этой дани был назначен срок в сорок дней. По истечении этого времени все неуплатившие считались бы рабами. Напротив, уплатившие выкуп тотчас же освобождались и могли отправляться куда пожелают».[249] Саладин даже разрешил жителям увезти свой скарб.

За бедных султан потребовал коллективного выкупа в тридцать тысяч золотых монет за семь тысяч человек. Орден св. Иоанна эту сумму внес из своих английских средств. Это был ответ на деньги, данные Лузиньяну орденом Храма и потраченные на вооружение погибшей при Хаттине армии. Но бедняков было много больше.

И тогда приехали патриарх и Бальан, и послали к тамплиерам и госпитальерам, и к горожанам, и просили их Бога ради помочь бедным людям, оставшимся в Иерусалиме. Они помогли им, и тамплиеры с госпитальерами также дали, но не столько, сколько были должны <…> Ибо они совершенно не опасались, что к оным (беднякам) применят силу, поскольку их в этом заверил Саладин. Если бы они знали, что бедняков притеснят, они дали бы больше.

В порыве великодушия Саладин и его брат отпустили большое число бедняков без выкупа, но тем не менее осталось одиннадцать тысяч, которые не были ни выкуплены, ни освобождены от внесения денег.

При участии султана беженцев разделили на три потока: первый вели тамплиеры, второй — госпитальеры, а третий — Бальан и патриарх. Саладин повелел пятидесяти сарацинским всадникам сопровождать каждую группу до Триполи. Он оказался более великодушен, чем граф Раймунд, который закрыл ворота своего города перед спасшимися из Иерусалима и позволил своим воинам разграбить добро, пощаженное сарацинами.

Если тамплиеры недостаточно щедро вносили выкуп за пленных, то их проступок можно объяснить, если не извинить, внутренней ситуацией в монастыре. Магистр был в плену, почти все братья-рыцари погибли. Во главе оставался некий брат Тьерри, который спасся в битве и называл себя «самым бедным из всех самого бедного Дома ордена Храма, и которого называют великим командором».

По уставу этот ранг не давал ему никакой власти, за исключением права «держать совет по всякому делу, случившемуся в Святой Земле, до возвращения магистра и распределять вооружение». Зато он рисковал быть позорно изгнанным из ордена как самый низший из братьев, если он растратит, как бы это ни случилось, состояние Дома или богатства, переданные на сохранение. У Тьерри недостало смелости нарушить устав, и он не нашел средства его обойти. (Позднее, когда дело коснется выкупа Людовика Святого, другой великий бальи ордена сможет продемонстрировать больше воображения.)

На Тьерри легла тяжкая обязанность объявить о катастрофе братьям Запада и настойчиво потребовать подкреплений для возобновления уничтоженного монастыря. Он оплакивает двести тридцать рыцарей, убитых при Хаттине, и шестьдесят других, погибших при Крессоне. Когда он писал, Иерусалим, Аскалон, Тир и Берофа еще сопротивлялись, но «турки расползались по Святой Земле, как муравьи».[250] Тьерри не говорит о трех тамплиерских замках — Сафете, Тортозе, Газе; возможно, о судьбе их он ничего не знал. Сафет скоро после этого будет взят приступом; Тортоза будет победоносно сопротивляться; а в Газе, после многомесячной осады именно Жерар де Ридфор прикажет сложить оружие при условии своего собственного освобождения. В оправдание ему можно сказать, что изолированный посреди завоеванной страны замок должен был рано или поздно пасть, но его сдача еще больше повредила репутации тамплиеров.