Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

• Название: Смерть по сценарию
• Автор: Татьяна Столбова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002143-7

...Смерть молодого талантливого актера потрясла компанию его друзей.

Загадочная смерть. Смерть, за которой угадывается преступление, но нет ни зацепок, ни улик, ни даже мотивов... почти. Есть только связь — странная, непонятная связь с книгами романиста, пишущего под нелепым псевдонимом.

Связь слишком тонкая, чтобы ее заметили следователи.

Однако эта связь не укрылась от внимания одной из знакомых убитого. Она уверена: ключ к разгадке лежит именно в книгах...

---

Бдительный участковый вернул документы парню в куртке с красной полосой и развернулся всем своим большим телом в сторону Брыльникова. Радостная улыбка озарила его детское лицо. Он словно встретил старого друга.

А вот худое, остроносое лицо Брыльникова ничего такого не озаряло. Наоборот, он скривился, сплюнул, повернулся и пустился вскачь. Я с неприязнью увидела красную полосу на спине его куртки. Значит, обычный ширпотреб. Странно, что я не видела таких курток прежде. Может, просто не обращала внимания?

Моя надежда на то, что Вася Алексеев побежит за Брыльниковым, не оправдалась. Он только посмотрел ему вслед с усмешкой, а потом...

Я не стала дожидаться, когда он найдет новую жертву. И так понятно, что теперь ею точно оказалась бы я. Спиной толкнув дверь, я боком втиснулась в узкий проем. Теперь от второстепенного, зато дотошного и нудного персонажа драмы меня отделяла тяжелая дверь подъезда. Мне просто повезло, что она не стеклянная, как в некоторых домах.

Минут пять я стояла возле почтовых ящиков, обдумывая свое настоящее положение. Неплохо было бы раскрыть это свинское убийство по горячим следам. Я уже видела заметку в газете, в «Московском комсомольце», например: «Благодаря мужеству и феноменальной выдержке студентки Антоновой А. П. задержан опасный рецидивист...» Или лучше обойтись без задержания? Ограничусь одним расследованием. Тоже немало. Оперативник Сахаров небось локти себе искусает, когда узнает, что я первая очутилась в квартире Вероники. Ладно уж, постараюсь не подходить к трупу близко, чтобы не затоптать следов. То есть мне и стараться не надо. Я ни за что не подойду к кровати, на которой лежит Вероника, ближе чем на два метра.

Итак, судьба сама возвращала меня на место преступления. Я тряслась, как Сладков после пьянки, и тем не менее отважно поднималась вверх, правда, на полусогнутых. Заскрипело от сквозняка окно — я чуть не лишилась чувств. Из подвала донеслось приглушенное мяуканье — я чуть не завопила. Да, истинного мужества нет во мне, надо в этом признаться. Так зачем же я иду обратно в квартиру убитой?

А что делать? Не стоять же на лестнице. Можно, конечно, притвориться уборщицей, но я не ношу с собой таких крупногабаритных реквизитов, как метла и ведро. Еще можно пойти по квартирам, пособирать металлолом. А если дадут? Куда я с ним денусь?

И к Толе, Мишиному соседу, нельзя: вдруг к нему участковый нагрянет? Я так поняла, они давние приятели. А вот к моей Веронике Вася Алексеев не сунется: он ее боится. В прошлый раз она посягнула на его невинность, так что ему пришлось спасаться бегством. Не думаю, что ему захочется повторить эксперимент.

Так, успокаивая себя разными глупостями, я добралась до третьего этажа. Дверная ручка опять валялась на лестничной площадке. Я отшвырнула ее ногой и вошла в квартиру.

Минуту постояла в коридоре, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде бы до обморока еще далеко. Затем на цыпочках прошла в комнату, дернула за веревочку торшера — вспыхнул слабый свет, равномерно освещающий всю комнату. Пыль кружилась в затхлом воздухе, не оседая. Я прошла к окну и открыла створку, чтоб хоть немного проветрить. Телевизор я не стала выключать, с ним мне было как-то уютнее, если можно говорить об уюте в помещении, где лежит покойник.

Стараясь не смотреть на Веронику, я по кривой пересекла комнату и подошла к письменному столу, Детективы теперь были собраны в стопку, я взяла первый попавшийся, сверху, открыла на шестьдесят второй странице и пробежала глазами. Ничего такого, что натолкнуло бы меня на имя убийцы. Тогда я взяла следующую книгу и открыла ее тоже на шестьдесят второй. И здесь ничего. В какую же игру играла Вероника? Что искала в разных книжках на одной и той же странице? На сей раз я об этом никогда не узнаю... Я вздрогнула от слова «никогда». Опять! Опять это ужасное «никогда», куда уже ушел Миша, а теперь, следом за ним, и Вероника. Мне стало холодно от моих мыслей и моих чувств.

Положив книгу на место, я попыталась открыть ящик стола. Он был только один, длинный, с кованой ручкой и узкой замочной скважиной. Дернув за ручку, я поняла, что ящик не заперт, однако он все равно никак не хотел вылезать. Открылся на сантиметр, а дальше — ни в какую. Застрял. Тогда я решилась на преступление: уперлась в стол ногами и дернула изо всех сил. Ящик вывалился с грохотом, треснул меня по колену, и я рухнула прямо на залежи старых газет и журналов, откуда Вероника вытащила тогда тетрадку со стихами.

Кажется, пыли там прибавилось. Когда я, стеная, встала на четвереньки, джинсы, рубашка и рукава куртки оказались покрыты серым налетом с темными комками грязи. Я тихо выругалась и покосилась на Веронику. В этот миг мне вдруг почудилось, что она сейчас откроет рот и скажет что-нибудь вроде «уходи отсюда, крошка, или выкину в окошко».

С трудом я отвела взгляд от неподвижной фигуры, распластанной на старой железной кровати. Вот бы сейчас позвонить Пете и попросить его приехать. С ним мне было бы гораздо спокойнее. Но, к сожалению, такой вариант никак не подходил для этой ситуации. Я не сомневалась в том, что, увидев меня в компании с трупом, мой брат возмутится не на шутку, и тогда моей свободе придет конец. Петя уж точно не выпустит меня из дома в течение ближайших месяцев. Он и так говорит, что я слишком много гуляю и слишком мало времени уделяю учебе. А уж мой портрет с покойником в интерьере окончательно погубит мою репутацию в его глазах.

Машинально я поправила развалившуюся кипу журналов и газет. На глаза мне попалась та самая тетрадка со стихами. Я не стала снова погружаться в мир большой литературы — просто сунула свою находку во внутренний карман куртки и занялась поиском улик. Теперь я действовала как заправский сыщик. В кино я видела, как проводят обыск: шарят везде, и все дела. И я стала шарить. Для начала — в ящике стола. Там я нашла целую кучу интересных вещиц. Была бы я лет на десять помоложе, радости моей не было б предела. Стеклянный шарик с корабликом в самой сердцевине — потрясешь его, и крохотные, как пылинки, снежинки закружатся в танце. Большая толстая авторучка, видимо, привезенная кем-то из-за бугра еще в годы застоя. Тогда такие были в диковинку: переливающаяся картинка с голым мужиком. Морда у мужика наглая, самодовольная. Он явно себе очень нравится. Наверное, Веронике он тоже очень нравился. Авторучка хоть и не новая, а ни одной царапины, и хранится в пластмассовом прозрачном футляре. Ах, нимфоманка... И Миша, и участковый Вася Алексеев, и мужик с картинки — всех любила моя дива. А еще говорила, что равнодушна к мужскому полу...

Несмотря на то что я была довольно-таки взрослая, мне очень хотелось взять себе и шарик, и авторучку. Я с минуту колебалась, потом решительно положила эти вещи на место и стала смотреть остальные. Конверт с двумя дискетами. Его я сунула в карман без всяких колебаний. Блокнот — тощий и пустой. Ни одного рисунка, ни одной буквы. Малый атлас мира. Полистала его, ничего не нашла и бросила обратно в ящик. Испорченный калькулятор. Маленькая модель машинки, кажется, «ауди». Хрустальная балерина величиной с мой средний палец. Прелесть какая... Ну и листы со стихами. Это все, что было в ящике.

Затем я перерыла залежи журналов и газет. Совершенно ничего интересного. Программы телевидения, реклама, прочая дребедень. Зато в самом низу обнаружился небольшой альбом с фотографиями. Вероника хранила его не очень-то бережно. Обтрепанные уголки, потертая обложка... Я открыла первый лист. Две детские карточки — то ли Вероника, то ли кто другой. Не разберешь. Младенцу месяцев пять от силы. На следующем листе я увидела худую девицу лет шести. Вот это точно была моя почившая ныне подруга. С тех пор она почти не изменилась, только выросла да еще больше похудела. Дальше были такие фотографии: Вероника с бабушкой, толстой и маленькой старушкой в цветастом платке, халате и шароварах. Бабушка без Вероники, рядом какой-то пони. А может, мул, я в них не разбираюсь. Длинный тощий дед на фоне лысой горы с одним кривым деревом, словно прилепленным к ней сбоку. Вероника и парень, на вид много моложе ее. Так себе парень, ничего особенного. А вот... Миша.

Миша... Я еще раз поразилась его необыкновенной красоте. Саврасов говорил, что Саша, Мишин отец, тоже был очень высокого роста, но красивым его нельзя было назвать. Симпатичный, улыбчивый, большеглазый, и только. А Миша... Вот уж для кого природа не поскупилась. Все дала, в полной мере. Интересно, откуда у Вероники эта фотография? Выпросила у него, наверное...

Опять меня одолели сомнения: взять Мишину карточку или оставить? Никакой материальной ценности она не представляла, сама Вероника скончалась, и ей уже не придется любоваться на Мишу никогда... Решено. Я аккуратно вытащила фотографию из альбома и положила ее в тот же внутренний карман куртки, рядом с конвертом с дискетами и тетрадкой.

Далее я листала страницы без особого интереса. Люди, люди... Незнакомые, скучные, чужие. А Вероника везде была какой-то одинаковой. Туповато-надменное выражение длинного лица, солдатская поза «руки по швам» и везде, везде без улыбки. Что ж за жизнь у нее была? Я знала ее всего два дня, но без труда могла догадаться о ее одиночестве и постепенном умопомрачении. А ведь изначально в ней было заложено не так уж мало. По сути, она вовсе не была недалекой и смутной женщиной с большим приветом. То есть «привет» у нее, конечно, имелся, зато и душа имелась тоже. Тонкая, странная, мятущаяся... Последнее слово часто повторялось в прочитанном мной недавно французском философском романе, и сейчас оно мне показалось весьма подходящим для определения Вероникиной сущности.