Ваграм Апресян - Время не ждёт

• Название: Время не ждёт
• Автор: Ваграм Апресян
• Издательство: Трудрезервиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

Из предисловия:

«Повесть В. Апресяна «Время не ждет» рисует жизнь и кипучую творческую деятельность выдающегося русского ученого, изобретателя и активного участника революционного движения Александра Михайловича Игнатьева, отдавшего все свои силы и незаурядный талант на служение своей Родине и своему народу.»

---

— Разве это жизнь?—с досадой говорил Сагредо.— Нет, такая жизнь не по нас. Мы живем хуже, но интереснее.

— А не кажется ли вам, Николай Петрович, что в педантической неторопливости, степенности, антипатичных нашему душевному складу, есть что-то, унижающее народ?.. Да, вы правы, мы пока живем хуже их, но когда придет пора лучшей жизни, мы и тогда не станем жить так, как они живут. Смотрите, как они осторожно ездят по гладеньким дорогам да притормаживают. Смотреть ведь противно, — сказал рассерженно Игнатьев.

Сагредо глянул на него и, улыбаясь, спросил:

— Вы всегда были практиком-прозаиком, Александр Михайлович, и теперь я диву даюсь, слушая ваши столь возвышенные речи. Что это на вас накатило?

— Наглядишься вот этого, так накатит. Уж очень бережно, до тошноты бережно относятся к себе люди в этой стране. А страна-то какая! Иной раз посмотришь на скопление ее гор, на бездну ущелий, буйные реки, нависшие над пропастью суровые скалы, снежные обвалы, черные громады туч, послушаешь вой горных ветров и кажется, что земля и небо разбушевались, взбунтовались против застывших порядков природы. А люди — покладистые, как байбаки, живут невозмутимо, мелкими утробными интересами. И невольно напрашивается сравнение: у нас в России природа не вздыблена, спокойно величавы ее просторы, не очаровывает взора туриста хлипкое, серое петербургское небо, но у нас непокорны люди, вздыбился народ — искатель правды, бушуют по всей стране стачки, и в городах алеют не розы, а кровь человеческая.

— Да вы, дорогой мой Александр Михайлович, заговорили, как истинный поэт, — воскликнул Сагредо. — Не подозревал я за вами таких способностей... Только, видите ли, швейцарцы не виноваты в том, что у нас алеет кровь, а не розы...

Друзья расплатились с извозчиком и направились к пристани Женевского озера, прибрежная красота которого поразила Игнатьева. К берегу причалил пароход и по трапу начали спускаться праздно шатающиеся буржуа всех стран. При взгляде на них, на их самодовольные лица, Игнатьев почувствовал себя как-то нехорошо.

— Тоска! — произнес он вслух. — Вам не тоскливо в этой стране, Николай Петрович?

— А, знаете, я ожидал этого вопроса. Для русского человека здесь хороши первые впечатления, нахватанные проездом, а потом вас начинает одолевать тоска по родине, — ответил Сагредо.

— Все красоты этой страны я отдал бы за маленький уголок, где хоть немного Русью пахнет. Неужели в Европе нет такого уголка? — шутя спросил Игнатьев.

Оба помолчали. Неожиданно Сагредо хлопнул _себя по лбу, провел рукой по густой черной шевелюре и, задержав ее там, сказал радостно-возбужденно.

— Послушайте, Александр Михайлович, есть в Европе такой уголок, хотите поедем туда?

Игнатьев заинтересованно поднял брови.

— Поедем на остров Капри к Максиму Горькому. В этом человеке, брат, не то что уголок, целая Россия вмещается. Стоя рядом с Алексеем Максимовичем на берегу моря, мы почувствуем запах Волги. Поедем!—уговаривал Сагредо.

— Идея прекрасная, только как я поеду? Денег в кармане пять рублей осталось, — сказал Игнатьев.

— Вы думаете, я богат? Мы с Соней живем на деньги, которые она получает от отца, — 35 рублей в месяц.. Из этой же суммы платим за учебу... Э, давайте-ка поедем на велосипедах. Получится почти бесплатно, — предложил Сагредо.

Через несколько дней Игнатьев и Сагредо крутили педали велосипедов, взятых напрокат. Имевшийся у них наличный «капитал» составлял на русские деньги: двадцать рублей — ничтожная сумма для путешествия. Вся надежда была на Михаила Александровича, которого сын просил выслать в Милан или в Рим рублей сто.

В городке Бриг, сдав велосипеды на почту для доставки их в селение Гондо, лежавшее за перевалом, друзья двинулись дальше по Симплонской дороге пешком. Они выбрались на тропинку, поднимавшуюся вверх зигзагами. Симплонского гребня, на высоте 2010 метров, достигли через несколько часов. Переночевав в убежище туристов, утром снова отправились в путь, В селении Гондо они получили велосипеды и вскоре пересекли границу.

Деньги быстро таяли. Игнатьев и Сагредо расходовали их очень бережно, питаясь у крестьян и ночуя бесплатно. В Милане поспешили на почту. Перевода небыло. Деньги иссякли, а до Рима было еще далеко. Кормились где и как придется. Наконец, добрались до Рима. Сразу же зашли на почту. Игнатьев подпрыгнул от радости, когда чиновник почты сообщил, что на его имя получено сто рублей, и тут же выдал их итальянскими лирами.

Поев и отдохнув, пошли осмотреть Колизей, побывали на развалинах Капитолия и Форума. Игнатьев уговорил Сагредо посетить на берегу Неаполитанского залива знаменитый аквариум морских звезд, морских коней, омаров, электрических скатов, осьминога, акулу, меч-рыбу и других чудищ подводного царства.

Скалистый остров Капри, покрытый буйной растительностью, сказочно выступал над синей гладью моря. С одной стороны скалы почти отвесно громоздились над морем, а с другой — зеленеющие склоны горы, усыпанные роскошными виллами и обыкновенными домиками, полого спускались к берегу моря. На берегу каждый итальянец знал «сеньора Горки». Дорогу к вилле Серафина, где жил писатель, Игнатьев и Сагредо нашли быстро.

Мария Федоровна сразу узнала обоих, радушно встретила их и предложила присесть на балконе.

— Алексей Максимович находится на море. Он любит проводить время с рыбаками, послушать их песни, — сказала она.

Гости расспрашивали Марию Федоровну о путешествии в Америку. Горький долго не возвращался. Она хотела, было, послать за ним мальчика-итальянца, но им захотелось самим пройтись к морю и поговорить там с Алексеем Максимовичем. Друзья увидели Горького в лодке с тремя рыбаками недалеко от берега. Он был одет в белую рубашку с распахнутым воротом, голова была побрита. Алексей Максимович заметил приезжих и приставил ладонь к бровям. Узнав Сагредо, он улыбнулся. Торопливыми жестами Алексей Максимович попросил рыбаков плыть к берегу. Игнатьев и Сагредо почувствовали, что их приезд обрадовал писателя, и заволновались. Горький надел на голову шляпу из морской травы, выбил из мундштука остаток папиросы и положил его в карман, освободив руки. Едва лодка коснулась берега, Горький шагнул на камни и пошел навстречу землякам с протянутыми вперед руками.

— Здравствуйте, друзья! — сказал он ласково, узнав и Игнатьева. — Рад, безмерно рад видеть вас... Каковы дела у нас в России, какими вестями вы порадуете меня? — спросил он, приближаясь к ним. Игнатьев и Сагредо весело переглянулись.

— Мы приехали к вам, Алексей Максимович, гонимые тоской по родине и в надежде, что вы частично замените ее, а вы обращаетесь к нам...

— Зачем такие торжественные слова, Николай Петрович, — перебил Горький, строго нахмурив брови и вместе с тем дружески улыбаясь. — Из каких же вы краев, позвольте спросить?

— Из Швейцарии, — ответил Сагредо, слегка смутившись.

После крепких рукопожатий Горький сказал: «Идемте». Став между Игнатьевым и Сагредо, он взял обоих под руки и зашагал, возвышаясь над ними. Сагредо коротко рассказал, как возникла идея велосипедной поездки и каких мытарств натерпелись они в пути.

— Молодцы, друзья, ей-богу, молодцы! — окая, похвалил их Горький. — Вы совершили смелое, чудесное путешествие, и я не скрою, что по-хорошему завидую вам.

Алексей Максимович подробно расспросил гостей о путевых впечатлениях, об итальянских крестьянах, ткацкое искусство которых он ценил очень высоко. Горький поинтересовался делами Сагредо и Игнатьева, затем — некоторых общих друзей и неожиданно весело спросил:

— Расскажите, Александр Михайлович, как вы золой торговали с финнами?

— Дело прошлое, Алексей Максимович, больше не торгую.

— Да, стало быть, сезон прошел, — сказал Горький помрачнев и добавил: — Но ничего, сезон вашего удобрения снова придет, непременно придет... Замечательно остроумную вы штуку придумали, Александр Михайлович!

Горький от души радовался творческому успеху каждого человека в любом деле и поэтому маленькие люди в его присутствии переставали казаться себе маленькими, обретали веру в свои силы. Когда они дошли до виллы Серафина, Игнатьев смутился, сообразив, что за всю дорогу он и Сагредо не спросили Горького о нем самом, а все говорили только о себе.

С террасы дома, обвитой диким виноградом, открывался прекрасный вид на безбрежные лазурные дали моря. На этой террасе немало перебывало русских людей и тем не менее Алексей Максимович с ненасытной жадностью встречал каждого нового соотечественника. Если даже этот человек ничего особенного не мог рассказать о России, Горький сам начинал делиться с ним своими новостями и думами. Он вел переписку с людьми самых разнообразных профессий и интересов, систематически следил за обширной периодической литературой, и хотя жил вдалеке от родины, но знал ее лучше многих соотечественников.

Обедали на террасе, под свисающими с потолка гроздьями дикого винограда. Вдруг пришли фонарщик, рыбак, кровельщик — музыканты и певцы — и начали концерт для «сеньора Горки». Алексей Максимович слушал сосредоточенно, временами оживляясь и объясняя гостям содержание песни. В течение пяти дней он уделял Игнатьеву и Сагредо по два-три часа, совершал с ними прогулки к Голубому и Красному гротам, слушал в кантонах — ресторанчиках — музыку. Захаживал посмотреть выступление танцовщиц.