Халиль Джебран Джебран - Сломанные крылья

• Название: Сломанные крылья
• Автор: Халиль Джебран Джебран
• Издательство: Издательство Российского университета дружбы народов
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-209-04167-0

Изучающему арабский язык, философию и культуру арабов предлагается двуязычное издание повести ливанского писателя Джебрана Халиля Джебрана «Сломанные крылья».

Нашему читателю нет нужды специально представлять Джебрана (1883 - 1931). Его творчество известно по таким работам, как «Арабская проза» и «Современная арабская проза», «Восточный альманах» (1958 и 1974 гг.), сборники избранных произведений «Сломанные крылья» и «Слеза и улыбка», академическое издание «Джебран Халиль Джебран. Избранное». Повесть «Сломанные крылья» - первое (и единственное) крупное произведение этого ливанского автора, как и первая крупная форма, с которой ведет отсчет современная арабская проза. По существу это - развернутая метафора, повествующая не столько о страданиях героини повести Сельмы Караме, сколько о трагедии арабского Леванта. «Птица со сломанными крыльями никогда не взлетит в воздух», - говорит Сельма. Джебран оказался пророком. При жизни нашего поколения не одна левантийская птица поломала себе крылья, пытаясь вырваться на свободу из своей клетки.

Данная работа подготовлена в рамках программы «Диалог цивилизаций: Восток-Запад» Межвузовского центра по изучению философии культуры Востока РУДН.

---

Джебран Халиль Джебран. СЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ

Вместо предисловия

Изучающему арабский язык, философию и культуру арабов предлагается двуязычное издание повести ливанского писателя Джебрана Халиля Джебрана «Сломанные крылья».

Нашему читателю нет нужды специально представлять Джебрана (1883 - 1931). Его творчество известно по таким работам, как «Арабская проза» и «Современная арабская проза», «Восточный альманах» (1958 и 1974 гг.), сборники избранных произведений «Сломанные крылья» и «Слеза и улыбка», академическое издание «Джебран Халиль Джебран. Избранное». Перевод книги Джебрана «Пророк» был включен в планы сразу нескольких московских издательств. В части и публикаций на русском языке Джебрану повезло гораздо больше, чем любому другому представителю арабской литературы XX столетия.

Критический обзор творчества Джебрана содержится в монографии М.В. Николаевой «Гора и метафора», где прослеживается история становления современной ливанской литературы.

Повесть «Сломанные крылья» - первое (и единственное) крупное произведение этого ливанского автора, как и первая крупная форма, с которой ведет отсчет современная арабская проза. По существу это — развернутая метафора, повествующая не столько о страданиях героини повести Сельмы Караме, сколько о трагедии арабского Леванта. «Птица со сломанными крыльями никогда не взлетит в воздух», - говорит Сельма. Джебран оказался пророком. При жизни нашего поколения не одна левантийская птица поломала себе крылья, пытаясь вырваться на свободу из своей клетки.

В дальнейшем стихией Джебрана стали исполненные глубокого философского смысла стихотворения в прозе и поэтические эссе. Его творческий метод сам по себе уникален. В истории мировой мысли глубинные этико-философские структуры редко выходят на поверхность в столь совершенной художественной форме. Печатью такого удивительного изящества отмечена и повесть «Сломанные крылья». Читатель убедится в этом с первых же страниц книги.

Язык повести прост. Освоив его, учащийся может смело отправляться в плавание по бескрайним морям арабской художественной и научной философской литературы.

Счастливого пути!

P.S.: Выражаю свою благодарность Союзу арабских писателей, в лице Али Окля Арслана, за предоставление арабской версии «Сломанных крыльев», которая легла в основу настоящего двуязычного издания.

В.Волосатов

Пролог

Той, что не мигая смотрит на солнце, и без дрожи в пальцах прикасается к огню, и сквозь шум слепых и крики их слышит пение бесконечного духа, — М Э. X. посвящаю эту книгу.

Джебран

Мне было восемнадцать лет, когда любовь открыла мои глаза своими волшебными лучами и огненными перстами впервые коснулась моей души. Сельма Караме стала той первой женщиной, красота которой разбудила мой дух и привела меня в рай возвышенных чувств, где дни проходят, как грезы, а ночи — как свадьбы.

Любящая, прекрасная Сельма научила меня боготворить красоту, открыв тайну любви. Это она прочла мне первый стих из поэмы духовной жизни.

Кто не помнит девушки, которая нежностью своей впервые пробудила его от юношеской беспечности, ранила своей прелестью и причинила муки очарованием? Кто из нас не тоскует о той дивной минуте, когда, словно внезапно проснувшись, он почувствовал, что все в нем изменилось, глубины его души расширились, обрели простор и наполнились переживаниями, сладостными, несмотря на горечь утаивания, желанными, несмотря на слезы, тоску и бессонницу?

На заре жизни у каждого юноши неожиданно возникает своя Сельма. Она придает поэтический смысл его уединению, заменяя радостью скуку дня и музыкой — тишину ночи.

Я разрывался между зовом природы и впечатлениями от книг и свитков, когда услышал, как любовь шепотом из уст Сельмы Караме обратилась к моей душе. Жизнь моя была одинокой, пустой и холодной, как покой Адама в раю, когда Сельма, словно огненный столп, предстала моему взору. Сельма Караме стала Евой этого сердца, полного тайн и чудес, она открыла ему суть бытия, поставив его, как зеркало, перед этими призраками. Первый человек лишился рая по вине своенравной женщины, Сельма же, милая Сельма, нежностью своей покорившая сердце, привела меня в рай чистоты и любви. Но то, что постигло первого человека, случилось и со мной - огненный меч, изгнавший его из рая, был подобен тому, что устрашил и меня блеском своего клинка, удалив из рая любви, прежде чем я нарушил запрет и отведал плодов добра и зла.

И сегодня, когда прошел не один мрачный год, попирая своими стопами образы тех дней, от прекрасного сна у меня сохранились лишь горькие воспоминания, которые, подобно невидимым крыльям, трепещут над моей головою, вызывая вздохи скорби из глубин сердца, исторгая слезы боли и отчаяния из-под моих век... Сельма же, нежная, прекрасная Сельма ушла за пределы вечерней зари, и все, что осталось от нее в этом мире - лишь щемящая боль в моей груди и мраморная плита под сенью кипариса. Только эта грудь да этот памятник и могли бы поведать людям о Сельме Караме. Но тишина - хранительница могил - строго бережет тайну, скрытую богами во мраке гроба, а ветви, впитавшие частицы ее тела, шелестом своим не расскажут о том, что прячет в себе земля. Говорят лишь спазмы в горле и сердечная боль, превращаясь в капельки чернил, что вызывают на свет призраков этой трагедии -любовь, красоту и смерть.

О друзья моей юности, разбросанные по Бейруту! Если вы попадете на это кладбище возле сосновой рощи, входите молча и не спешите, оберегая от громких шагов покой спящих под сводом земли. У могилы Сельмы Караме трепетно поклонитесь от меня ее праху. Вздохнув, вспомните обо мне и скажите: «Здесь покоятся мечты того юноши, которого превратности судьбы заставили покинуть отчизну и уехать в заморские страны, здесь исчезли его надежды и скрылись его радости, иссякли слезы и пропала улыбка, среди этих немых могил вместе с ивами и кипарисами разрослось его отчаяние, над этой гробницей каждую ночь в поисках воспоминаний парит его дух, вторя призракам одиночества, кричащим от скорби и боли, и оплакивая вместе с ветвями деревьев ту, что еще вчера была грустным напевом на устах жизни, а сегодня стала безмолвной тайной в груди земли».

Умоляю вас, друзья моей юности, именем женщин, которых любили ваши сердца, возложить цветы на могилу женщины, которую любило мое сердце, - и каждый цветок на забытом захоронении будет подобен капле росы, оброненной очами утра меж лепестков увядшей розы.

Немая грусть

Вы, о люди, вспоминаете о заре вашей юности, с радостью возвращаясь мыслью к ее образам, и сожалеете лишь о том, что время это никогда не вернется. Я же вспоминаю ту пору, как узник, вышедший на свободу, - стены темницы и тяжесть своих оков. Вы называете годы, что проходят между детством и юностью, золотым веком, который насмехается над превратностями судьбы; годы эти пролетают над головами забот и волнений, как пчелка, спешащая в цветущий сад, - над стоячим болотом. Я же не могу назвать свое отрочество, иначе как порой тайных, немых страданий, которые скрывались в сердце, бушуя там, как буря, и, подобно ему, ширились и росли; эти чувства не получали выхода, чтобы ринуться в мир опыта, пока в сердце не вошла любовь и не распахнула его врата, наполнив светом самые дальние уголки. Любовь освободила мой язык, и я обрел дар слова, изранила веки - и слезы хлынули из моих глаз, разверзла гортань и исторгла из нее жалобный стон.

Вы часто вспоминаете поля и сады, площади и улицы, которые были свидетелями ваших игр и слышали шепот вашей невинности. Я также вспоминаю этот прекрасный уголок Северного Ливана. Стоит отвлечься от мирской суеты, и, словно наяву, вижу эти исполненные спокойного очарования долины, вижу горы, в дерзком величии рвущиеся к небу; стоит укрыться от шума людских сборищ, и явственно слышу пение ручьев и шелест ветвей. Но все эти красоты, о которых я вспоминаю сегодня, тоскуя по ним, как младенец - по груди матери, подвергали мучительной пытке мой дух, заключенный в темницу юности; так, верно, чувствует себя сокол, сидящий в клетке, при виде своих собратьев, свободно парящих в необъятном пространстве; это они наполняли мою грудь болью томлений и горечью раздумий, окутывали сердце пеленой безнадежности и отчаяния, сотканной перстами горьких сомнений.

Стоило мне выйти за город, как я возвращался, беспричинно тоскуя; стоило взглянуть на облака, переливающиеся разноцветными красками в лучах заходящего солнца, как я исполнялся возрастающего уныния, не умея объяснить себе природу этого чувства; стоило услышать, как щебечет ласточка или поет ручеек, как меня охватывал приступ неведомой прежде тоски.

Говорят, что неведение - колыбель счастья, а счастье -источник покоя. Может, это и верно для мертворожденных, живущих на земле холодными бездыханными трупами. Однако когда слепое неведение сопутствует пробудившемуся инстинкту, оно страшнее пропасти и горше смерти.